Был ли я уже тогда таким же скептическим по отношению к ЛДП и Жириновскому, как сегодня? Отчасти уже был. Но я не ожидал от партий и их лидеров быть безупречными. Десятки лет уже я повторяю сам себе и другим: «Идеальных людей нет. Приходится работать с теми, которые имеются». Я хотел политической работы и хотел работать под начальством даже, хотя сам мог сразу же претендовать на роль лидера. Я хотел работать с ними, и работал бы и посейчас, если бы пусть у небезупречных у Жириновского и команды ЛДП оказалось бы в конце концов больше достоинств, чем недостатков. И все для меня измерялось (и достоинства, и недостатки) Россией, моей небесной и земной Родиной. Принцип у меня всегда был и остался тот же: хорошо для России, плохо для России. Что хорошо для России, значит хорошо для меня.
С казаками станицы Северской я отвел душу. Выпив едва ли не больше их всех и оставшись трезвым (с виду), я, полагаю, оставил после себя хорошую память в станице. Архипов пьет мало, Жириновский пригубил несколько рюмок, но я отстоял единолично честь команды ЛДП, не будучи ее членом. Расставался я с казаками неохотно, и усатый Мироненко предлагал мне оставаться и идти продолжать пить к нему. Эх, и сегодня жаль недопитого, недоеденного и недопетых песен в Северской! Но мы должны были возвращаться в Краснодар.
По дороге, в ночи у нас что-то сорвалось под автомобилем, черт его, какая-то деталь, и она ударяла по асфальту и камням дороги. Пришлось остановиться, и шофер, чертыхаясь, залез под машину. Архипов, я и Мусатов и Владимир Михайлович обменивались историями под вышедшей вдруг, дождь прекратился, большой луной. Жириновский сидел в машине один. Раздраженный. То ли от выпитого, то ли от задержки на дороге. У себя в блокноте того времени нахожу короткую стыдную запись, которая может быть квалифицирована (во Франции уж точно) как антисемитская:
«Вождь же сидел в машине. Вождь, конечно, еврей, и даже сомнений не может быть. Рыжий хитрый энергичный еврей».
На следующее утро я наскоро (голова таки болела) дал интервью корреспонденту «Краснодарских новостей», и мы на нескольких машинах поехали на местное телевидение. Оказалось (это для меня), что там никто нас не ждет. Больше часа пришлось нам прождать у проходной телевидения, прежде чем удалось договориться о том, чтобы нас пропустили. Там, после множества перипетий нас отсняли двоих, Жириновского и меня отдельно (по моему настоянию отдельно. Я, правда, не помню почему я настоял на этой раздельности), каждого на 7—10 минут. Жириновский произнес монолог, меня же интервьюировали. Из телевидения мы отправились прямиком на площадь у здания краевого совета, где собрались к 12 часам казаки. Зрелище оказалось внушительным. Бышлыки, папахи, черная и синяя форма, погоны, сапоги, нагайки в сапогах…
Выяснилось, однако, что казаки разобщены. Часть казаков возглавляет атаман Громов. Бородатый и кряжистый, атаман Громов пригласил якобы Жириновского, меня в кабинет, а вот когда мы прибыли, отказался от приглашения. Все это я узнал уже вылезая из машины и шагая на площадь, узнал от Архипова. Поэтому я не уверен, так ли это было на самом деле. Приглашал ли вообще кто-либо Жириновского в Краснодар или он явился тогда сам? Он вполне мог явиться и без приглашения.
Сходка казаков была назначена по следующей причине. Казаки собрались к зданию краевого совета, где как раз началось заседание совета, чтобы потребовать отставки префекта Краснодарского края Дьяконова, назначенного Ельциным. Позднее Дьяконова убрали, тогда же борьба только начиналась. На площади, запруженной живописным казацким народом, меня узнал такой из себя гражданский и не казацкий «дядя» в клетчатой коричневой шляпке. «Дядя» оказался главным редактором журнала «Кубань» Канашкиным. Он умолил меня пойти. с ним в редакцию, расположенную на одной из соседних улочек. Журнал «Кубань» как раз напечатал тогда в 3–4 номере начало моей книги «Подросток Савенко». Впоследствии по требованию каких-то (казацких!) организаций публикация этой вполне невинной, на мой взгляд, книги была приостановлена. Однако Канашкин напечатал книгу отдельным изданием. Канашкин утащил меня с площади, притащил в редакцию «Кубани», утащил в фотографию, заставил сняться с редакцией журнала в позах XIX века (техника в этой фотографии тоже была XIX века) и отвел обратно на площадь.
Жириновский бывало разговаривал с народом с площадки лестницы соседнего со зданием краевого совета дома. Толпа в несколько сот человек слушала его. Жириновский говорил об армянах и о том, что выселит их из Краснодарского края. Увидев меня, поднимающегося, Жириновский представил меня толпе: «Писатель, член нашего теневого кабинета». Толпа зааплодировала и закричала: «Эдик! Эдик!» Я сказал несколько слов, и они пошли на меня с рублями, десятками, сотнями, с газетами и календарями, — дабы я дал им автографы. «Спасибо, Эдик! Эдик» так они меня называли. Точно так же кричит толпа и в Москве «Эдик!», но тогда в Краснодаре впервые я подумал: «А почему собственно Эдик!» Жириновского вон никто и никогда не называет Володей? А почему интересно?
Мы долго выбирались из толпы. Владимир Михайлович работал плечами. За нами все равно шли люди и чего-то просили, требовали объяснить. Отступая, я выяснил у Архипова, что во время моего отсутствия (поход в журнал «Кубань») Жириновский было начал выступать прямо на площади, но «костюмированные» (так он назвал казаков) вытолкали его с площади, и что появились люди с плакатом: «Господин Жириновский, убирайтесь вон! ». Жириновский было обиделся, но позднее выяснилось, что плакат адресован не ему, а местному администратору с похожей фамилией. Несмотря на объяснения Архипова, я чувствовал, что никто нас тут особенно не ждал, и хотя сотни людей приветствовали Жириновского, десятки тысяч были заняты своими делами. Поездка явно не удалась. Хотя позднее всплески от нее долго еще заставляли бурлить поверхность местных газет, радио и телевидения.
В гостинице мы узнали, что встречи, назначенные на остаток дня, не состоятся. Отменены. Потому нам лучше собрать вещи, сказали спонсоры стесняясь, и, если мы хотим, погулять по городу. Спонсоры явно жались платить за гостиницу за дополнительные сутки. Что взяты билеты на самолет в Москву. Большинство полетит в 20:40, а мне взят билет на самолет в 22 часа. Что мы будем делать целых шесть часов до отлета, никто не мог мне сказать.
Собрав вещи вместе с Мусатовым (он тоже летел в Москву), мы вышли в коридор. У лифта к Жириновскому обратился крупный носатый человек: «Владимир Вольфович, я рад вас встретить в Краснодаре, можно с вами несколько минут поговорить? Я вас слушал, все вы правильно говорите, только к армянам вы несправедливы…»
Несколько минут превратились в добрые полчаса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61