ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

..»
«Группа студентов Историко-архивного института выступила с предложением выбрать на место собирающегося в отставку ректора и известного демократа-расчленителя Юрия Афанасьева председателя ЛДПР Владимира Жириновского.
Встреча В.Жириновского со студентами состоялась. Несколько сот собравшихся с большим интересом выслушали концепцию собирания русских земель, возрождения русской нации и российской государственности. На традиционный вопрос из зала: «Кто Вы по крови и почему у вас такое отчество?» Владимир Вольфович ответил: «У меня мать и отец — русские люди. И я был бы очень признателен вам, будущим историкам и архивистам, если вы восстановите мою родословную досконально и в ней найдутся представители других народов. Я буду гордиться, если узнаю, что в моих жилах течет и другая, кроме русской, кровь…»
На встрече присутствовали… /…/ Э.Лимонов раздавал свои автографы студентам с надписью: «И примкнувший к ним Лимонов»… на обложках программы ЛДП».
У кого что болит, тот о том и говорит. И тогда, и сейчас, и в будущем будет досаждать Владимиру Вольфовичу его родословная.
Ошибся в анализе и Могутин, предположивший, что Жириновский мне нужен, чтобы пролезть в Большую Политику (Владимир Вольфович сам тогда в Большой Политике еще не находился!), и «Сокол Жириновского» ошибся, представив меня одной фразой, жестом, каким-то хулиганом и ничевоком.
Ошибся и «Московский комсомолец», писавший в номере от 6 февраля 1992 года в заметке «Эдичка из городу Парижу»:
«Возрадуйтесь, читатели и почитатели известного советско-американско-французского писателя Эдуарда Лимонова. Сегодня вечером он вновь прилетает на нашу-вашу-его многострадальную родину. Да не как-нибудь, а по приглашению самого Верховного Совета России. В планах Эдички — поучаствовать в известных событиях 9 февраля, разобраться в политической ситуации (наивный, нам бы самим…), съездить к родителям в Харьков и, конечно же, встретиться с вами в Центральном Доме литераторов».
Все эти ребята попали пальцем в небо. Я приехал интуитивно, следуя лишь и исключительно интуиции, следуя озабоченной трагической СТРАСТИ, многолетней и тяжелой. Влюбленности в страну, в эпоху, в политику. Следуя страсти…
Сейчас я понимаю, что этот приезд в Москву в феврале 92-го оказался похож на приезд в Москву за четверть века до этого, в 1967! Тогда все мне было ново и интересно в столице! Юноша из провинции, я открывал для себя Москву искусства, мифологию контркультуры. Тогда в 1967-ом я познакомился с десятками впоследствии ставших знаменитыми художников, поэтов и писателей, подружился среди других с Ленькой Губановым и Веней Ерофеевым, с Кабаковым, Яковлевым, Евгением Леонидовичем Кропивницким, чтобы тотчас вступить с ними в творческую конкуренцию. Я носился в те годы как на крыльях по незнакомому городу… Помню свой ослепительный энтузиазм тех лет, жадно пожирал я новых для меня людей. Точно с таким же мощным энтузиазмом в феврале 92-го через четверть века набросился я на Москву политическую. И подобно тому, как в Москве 60-х годов меня интересовала контркультура, в Москве 90-х меня интересовала политическая оппозиция. И только она! Никакие серокостюмные мальчики Шахраи и иже с ними меня не интересовали. Виктор Анпилов меня интересовал! Влюбленный в свое время в Леньку Губанова — поэта, я дрался с ним дважды. Один раз в ответ на его злобное замечание, чтоб я убирался в свой Харьков, я ударил его бутылкой по голове, он же позднее набросился на меня со своими дружками и избил. То есть это была любовь-ненависть.
Анпилов восхитил меня своим якобинством и целостностью характера. И восхищает до сих пор. В известном смысле он — поп-звезда красных митингов, запросто управляет он многотысячными митингами, приводя даже немолодых людей в истерику. Он умеет, если хочет, опустить толпу до детского возраста, как бывалая рок-звезда. На митинги «Трудовой России» взрослые мужики и бабы приходят в красных галстуках, пилотках, с красными флажками в руках. При появлении Анпилова они визжат и закатывают глаза, как пятнадцатилетние провинциальные девочки на концертах покойного идола русской молодежи Виктора Цоя. Они — старшее поколение, реагируют на Анпилова как на рок-звезду, именно так, он их красный идол. Он возвращает их в молодость, в жизнь, в борьбу, дает им почувствовать вкус жизни и борьбы, а они за это воздвигли его в идолы.
Как было когда-то и с Губановым, я ставлю себя на место Анпилова. Я был в пяти шагах от него, когда, взобравшись на капот автомашины у ступеней, ведущих в здание Останкино, произнес он свою, оказавшуюся последней, политическую речь в 19 часов, 3 октября. Я лежал вместе с ним под пулями, чем горжусь.
Когда дубовые головы «интеллектуалов» недоумевают, почему мне интересна политика, я поражаюсь их дубовой нечувствительности. Русская политика так же чувственна, романтична и героична, как русская поэзия. Тот, кто не чувствует героической стихии митингов, демонстраций, стычек с вооруженными псами-рыцарями из ОМОНа, кого никак не колышут народные шествия, флаги, крики, речи, столкновения, борьба, кровь, пролитая в этой борьбе, — тот просто биологически неполноценен. В таком человеке отсутствует азарт, вдохновение, перец и соль, — он безжизненен, — кусок мыла, а не человек.
Бутерброд с садом

(«Потом, в другой раз, он к себе пригласил»)
С Архиповым мы договорились увидеться на демонстрации в День Армии 23-го, Жириновский с партией должны были («как всегда», — сказал Архипов) выступать со своего грузовичка в районе Пушкинской площади. «Приходите, я вам принесу шубу, а то вы в своем бушлатике парижском окоченеете», — сказал мне Архипов по телефону, и заботой этой тронул меня, признаюсь. Встретиться же нам 23-го не удалось, так же как не встретился я и с полковником Алкснисом до этого на площади Маяковского. (Алкснис договорился, что мне дадут слово). Но все наши планы оказались спутанными, ибо в последний момент демонстрацию и митинг запретили. Площадь Маяковского оказалась оцепленной тысячами милиционеров и ОМОНовцев. Произошло первое столкновение оппозиции с демократическим ОМОНом, я описал подробно «Битву на Тверской» в книге «Убийство Часового». В той битве меня ударили дубинкой по голове и по ребрам, но я уверен, что и я успел приложиться к паре враждебных голов. Как бы там ни было, в тот день мы не встретились.
Я уже разобрался немного в симпатиях и антипатиях внутри оппозиции. Владимира Вольфовича явно избегали. На большинстве митингов он парией произносил речи с грузовичка, поставленного в сторонке от общей сцены, но рядом. Обиженно и с горечью описывает тот же Архипов другую, не в День Армии, но мартовскую демонстрацию, но я уверен, что так бывало всегда, и до и после.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61