В ответ со всех сторон послышались негромкие, но вполне радостные возгласы, заверявшие Риваса в том, что с его приходом день несказанно просветлел. Ривас старался отвечать именно так, как от него ожидалось.
Как-то вдруг до него дошло, что он обменивается с ними рукопожатиями и улыбается во весь рот, причем делает это совершенно непроизвольно - по меньшей мере последнюю минуту он вовсе не играл. Ему стало слегка не по себе - да что там, он просто-напросто испугался, ибо до сих пор такое случалось с ним только дважды. Этот теплый, счастливый отказ от самого себя он испытал тринадцать лет назад, когда он - перепуганный изгой - впервые повстречался с Сойками, и второй раз - всего три года назад, во время последнего избавления. Он тогда как раз обнаружил наконец девушку, вернуть которую его нанимали, окончательно обдумал план ее похищения и позволил себе непростительную роскошь на час расслабиться в гнезде у Соек. Оба раза эта слабость проходила довольно быстро, да и уязвимость объяснялась крайней усталостью - но что могло послужить оправданием на этот раз?
- В чем дело, брат? - Худенькая девушка-Сойка заметила его внезапное смятение, прижалась к нему и погладила его по щеке; краем глаза Ривас заметил, как другой рукой она подала остальным знак захлопнуть капкан. Все остальные разом придвинулись к нему с озабоченными лицами, словно бы ненароком перекрыв все пути к бегству.
Ривас огляделся по сторонам и решил, что самое время выяснить, кто из них здесь главный.
- Я... это... просто подумал... - пробормотал он. - Мне правда нужно домой, к родителям.
Он знал, что теперь его обступят еще теснее и что тот, кто подаст им знак, и будет их вожаком. Как он и предполагал, вожаком оказалась сестра Сью - девушка, которая привела его сюда; сейчас она стояла перед ним на коленях и, взяв его за руки, приблизила лицо словно для того, чтобы поцеловать, но вместо этого пристально заглянула ему в глаза.
- Поверь своему внутреннему голосу, - произнесла она негромким, вибрирующим голосом, отдававшимся, казалось, у него в зубах. - Ты же ведь и сам понял уже, что они не настоящая твоя семья, верно? Ты же знаешь ведь, что в душе твоей столько такого, чего они не способны ни разделить с тобой, ни распознать? Вопросов, на которые они не то что ответить, но даже понять не могут? Потому ты и ушел от них - нет, не перебивай меня, - подумай сам, и ты поймешь, что я права. С минуты, когда я тебя увидела, я поняла, что душа у тебя настоящая и что ты ищешь семью, в которую можешь вступить целиком. Я не прошу тебя довериться ни мне, ни им, ни кому другому; я говорю только, что единственный, кому ты можешь довериться, - это себе самому. И куда привели тебя поиски любви? Ко мне. К нам.
Глаза ее блестели от слез, а другие Сойки, даже самые продвинутые, кивали ему и гортанно мычали что-то - половина низко-низко, а половина высоко, почти пронзительно, и это утробное двутонное жужжание, казалось, вонзается ему прямо меж глаз, заставляя вибрировать весь его мозг.
Трудно было вспомнить хоть что-то... почти невозможно удержать мысль дольше секунды или двух... но он знал, что это ему и не нужно. Самосознание, сдерживавшее его в рамках его личности, могло и отдохнуть немного.
Он ощущал себя усталым - отдохнуть ночью ему почти не удалось, да и стоять ему не было никакой нужды. Его окружали люди, которым он мог доверять.
Он сознавал, что память его расходится с тем, что говорили ему глаза: помнится, эта стая Соек состояла вроде как из других людей, и сидели они, кажется, на другом углу, и серый туман куда-то делся, и одежда его каким-то странным образом была уже не грязной, мятой, в пятнах запекшейся крови, но чистой и выглаженной. Впрочем, его личные воспоминания и чувства не казались ему больше жизненно важными.
Он улыбнулся в эти глаза, заполнившие, казалось, целый мир, и он понял, что ему уже полегчало. Должно быть, он потерял Уранию уже много лет назад, потому что и боль, которую причиняла ему эта утрата, и даже синяки и ссадины от той трепки, что задали ему Бёрроуз со своими людьми вчера вечером, в день рождения Урании, исчезли.
- Ты ведь нашел свою настоящую семью, правда? - мягко спросила сестра Сью.
Если какая-то часть его рассудка и визжала отрицательно, она находилась где-то совсем глубоко.
И Ривас, впервые за много лет ощутивший полный покой, блаженно выдохнул единственное слово: «Да».
Когда стая Соек покидала город, она захватила с собой и Риваса. Один из стражников у Южных ворот, седовласый ветеран, за долгие годы службы понавидавшийся подобных картин, устало вышел из своей будки и, вытянув жезл, остановил их.
- Alto, - произнес он. - Вы, все.
Сестра Сью лучезарно улыбнулась ему.
- Что-нибудь не так, друг?
Стражник мотнул головой в сторону Риваса - когда их маленький отряд остановился, тот врезался в спину шедшего перед ним типа, но продолжал блаженно улыбаться всем и каждому.
- Кто этот обдолбанный парень? - строго спросил стражник.
- Один из нас, - отвечала сестра Сью. - Его зовут брат Боуз.
- Это так, сынок? - спросил тот громче. - Эй, сынок! Боже, да вы над ним хорошо поработали, да? Надо же... Эй, послушай, ты правда хочешь уйти из города? Это ведь не обязательно.
- Я хочу идти туда, куда идут эти люди, - объяснил Ривас.
- А куда они идут?
- Не знаю.
- Как тебя зовут?
- Э... мне говорили, только я забыл.
- Ну что ж, - горько вздохнул стражник, опуская жезл; окованный железом конец стукнул о мостовую. Он поднял взгляд на девушку. - Вид-то у него до сих пор пристойный. Уже ним вы не теряли времен и даром, так ведь?
- Некоторые более других готовы отдаться Господу, - наставительно ответила она.
Тот открыл было рот, но явно не нашел подходящей отповеди, поскольку просто буркнул «vaya» и побрел обратно в будку.
- Vayamos, - отозвалась сестра Сью и повела свой отряд вперед, под высокую арку городских ворот и дальше, по булыжной дороге, спускавшейся по склону на запад, в сторону порта. День выдался ясный и солнечный; по всему склону там и здесь были разбросаны шатры и навесы, словно это повылезали из земли после вчерашнего дождя разноцветные грибы. Некоторые торговцы окликали пилигримов.
- Эй, сеньора! - кричал сестре Сью жирный лоточник. - Позволь мне отмыть тебя немного и губы накрасить, и, Сойером клянусь, ты запросто будешь заколачивать по три полтины в день!
Остальные торговцы рассмеялись, и смех сделался только громче, когда другой добавил: «По мерзавчику за раз!»
Некоторые из новообращенных Соек возмущались или даже злились подобной развязности, но улыбки на лицах сестры Сью, Риваса и продвинутых вещателей не померкли ни на мгновение.
Какой-то тип выскочил из-за прилавка своей лавки, подбежал к Ривасу и помахал у того перед носом листком бумаги. Это оказалась выцветшая черно-белая фотография голой женщины - будь она почетче, больше размером и цветная, за нее можно было срубить в городе целый ящик полтин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73