Брезент прогнулся под его весом, и он отдохнул так немного в полулежащем положении, повернувшись лицом к востоку. Что ж, подумал он, по крайней мере на этот раз я не стоял на карачках, тявкая как бродячая шавка. Он зажмурился и набрал полную грудь свежего предрассветного воздуха.
Вдруг до него дошло: рассвет? И впрямь, небо за черным холмом начинало светлеть. Боже, подумал он во внезапной панике, неужели я вырубался на всю ночь? Значит, группа Ури уже выехала?
Он выпрямился и огляделся по сторонам. Несколько фигур в капюшонах еще суетились на поляне перед выходом из шатра, и он, шатаясь, устремился к одной из них и схватил ее за плечо.
- Послушайте, - пролепетал он. - Я... Мне полагалось быть... Понимаете, я из той группы, что должна была отправиться в Священный Город, но я только сейчас оправился от чертова причастия. Они ведь еще не отправились, нет ведь?
Фигура - в темноте Ривас не определил, мужчина это был или женщина, - вырвала плечо.
- Я... я не знаю, - всхлипнул голос. - Спроси кого-нибудь у входа. - Фигура отшатнулась от него и тут же растворилась на фоне темного холма.
Ничуть не ободренный таким ответом Ривас повернулся ко входу, до сих пор ярко освещенному изнутри.
- Скажите, группа, направляющаяся в Священный Город, еще не отправлялась? - хрипло спросил он у полудюжины людей, столпившихся там. - Я... э... должен быть... ну, типа с ними, ясно? - Он умоляюще оглядывался по сторонам.
Темные капюшоны повернулись в его сторону, но лиц против света он не видел.
- Они выехали несколько часов назад, брат, - произнес не самый дружелюбный мужской голос. - И их пастырь лично присмотрел за посадкой в фургон и убедился, что не забыли никого, даже тех, что не пришли еще в сознание. - Мужчина шагнул ближе. - Как тебя зовут, брат? Пытаться с помощью лжи попасть в город нашего Господа - грех, и весьма серьезный.
Еще одна фигура в рясе с капюшоном выступила из толпы.
- Его зовут брат Боуз, - сказала сестра Сью. - Хватайте его, он...
Ривас повернулся и бросился в темноту по тропе, ведущей вверх по холму. Он не слышал ничего, кроме топота тяжелых башмаков за спиной и стука собственного сердца в ушах. Он успел пожалеть, что за годы спокойной жизни в Эллее не заботился должным образом о физической форме, а потом чья-то рука толкнула его меж лопаток, и он, потеряв равновесие, полетел вперед, проскользил на пузе по земле и застыл в облаке пыли, отплевываясь и пытаясь вздохнуть.
Сильные руки рывком вздернули его обратно на ноги; он бы упал, если бы двое мужчин не подхватили его и не развернули лицом к шатру. Сестра Сью приблизилась к их задыхающейся троице, и в неверном рассветном освещении Ривас увидел на ее лице широкую, хищную улыбку.
- Он избавитель, - объявила она своим спутникам. - Тот самый, что убил нашего пастыря на стадионе в Серритос. Ему известен способ сопротивляться причастию. - Она остановилась перед ним, и ее полный свирепой радости взгляд заставил его зажмуриться. - Но и он у нас... уязвим, верно, ведь, братец? Его тоже можно заставить забыть кое-что - вроде того, кому принадлежит музыкальный инструмент или сколько ему лет. Да, - она негромко рассмеялась, протянула руку и провела пальцами по его исцарапанной, окровавленной щеке. - Да, я полагаю, после пары причастий в крепко связанном виде и последующего семидесятидвухчасового бодрствования под песнопения ты станешь значительно податливее - тебе не кажется? - и с радостью поведаешь нам все свои грехи в мельчайших подробностях.
Ривас подумал, что до сих пор ни разу еще не боялся по-настоящему.
- Послушайте, - залепетал он, изо всех сил стараясь при этом не разреветься или намочить штаны. - Послушайте, не нужно ничего такого. Я и так все скажу, все. Господи, обещаю вам, пожалуйста...
Сестра Сью снова рассмеялась, на этот раз почти ласково.
- Нет, нет, братец. Мы сделаем это по-нашему - как велит Господь. - Она повернулась к стоявшим за ней четырем фигурам. - Страх придаст ему сил. Держите его все четверо, свяжите его покрепче... только на шею веревку не надевайте. Очень скоро он будет счастлив слиться с Господом, но пока что наверняка предпочел бы покончить с собой.
Крепкими кожаными ремнями его привязали к двум перекрещенным деревянным брусьям. Сплоченные болтами друг с другом, они образовывали поставленную вертикально Х-образную фигуру, поверх которой была нахлобучена в качестве своего рода крыши бамбуковая циновка. Буква X стояла рядом с шатром со стороны моря, рядом с помойными и выгребными ямами. Обыкновенно сюда избегали заглядывать без нужды, однако вид кого-то, подвергнутого наказанию, возбуждает любопытство даже у Соек, так что пастырям пришлось огородить это место веревками, чтобы удерживать толпу на некотором расстоянии. Ясный рассвет сменился пасмурным днем; время от времени тучи разрождались мелким дождичком, оставлявшим в сухой пыли круглые темные оспины.
Стоять с растопыренными ногами и руками было неудобно с самого начала, однако с течением времени это особенно болезненно отдавалось в спине и плечах. Руки онемели бы совсем, если бы он не сгибал и не разгибал их, насколько это позволяли ремни, и не шевелил пальцами... хотя ближе к полудню ему пришлось вытягивать шею, чтобы удостовериться в том, что они и, правда, слушаются его. Более всего его донимал зуд, с которым он ничего не мог поделать, а еще свербящий нос, он то и дело собирался вроде бы чихнуть, но так и не смог. Ну и конечно, жажда с похмелья. Кровь и пот медленно стекали с него на землю или впитывались в дерево, и он никак не мог отделаться от мысли, что с каждой капли крови, которую он теряет, хемогоблин где-то там, в глуши, набирается сил и становится материальнее и что с каждым часом его, Риваса, способность разумно мыслить все уменьшается, тогда, как эта тварь делается все разумнее.
В полдень дождь пошел, наконец, как следует, и вскоре заряды его уже разлетались брызгами на грязной земле и барабанили по брезенту шатра, по склону холма и циновке у Риваса над головой. Мокрые волосы лезли в глаза, одежда прилипла к телу, а дыхание казалось обжигающе горячим, так он замерз. Толпа Соек неохотно рассеялась, и вскоре все до одного попрятались в шатер.
К этому времени Ривас почти успокоился. Он знал, что не так силен - и духовно, и физически, - как в двадцать один год, так что, если снова станет Сойкой, он вряд ли сумеет вновь бежать от этой жуткой веры. Но знал он и то, как недолог век продвинутого - а у него имелись все основания подозревать, что он продвинется, и еще как далеко - в рекордно короткий срок. Сестра Сью верно угадала этим утром, когда говорила, что он с радостью убьет себя, только бы не сдохнуть здесь безмозглым человеческим обломком... хотя теперь он не видел особой разницы. И потом, ему казалось, что глупо умирать, не использовав до конца все, что тебе отпущено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73