Старик что-то бормотал внутри, но, возможно, он обращался к мертвой девушке. Во всяком случае, прямого ответа Ривас не услышал.
Ривас забрался на козлы, забрал бутылку валюты и спрыгнул обратно на пол. За время поездки он обратил внимание на то, что упряжь лошадей отличается от обычной: помимо обычных пряжек она застегивалась кое-где шпильками, а каждая лошадь была оседлана легким английским седлом. Осторожно, чтобы не разбить, он поставил бутылку на пол и подошел к правой передней лошади изучить упряжь внимательнее.
Каждая из шпилек имела на шляпке металлическое кольцо; он выдернул шпильку из гнезда, и постромки упали на землю. Он улыбнулся почти сочувственно. Вы, ребята, были готовы ко всему, подумал он: и к пастырям Соек, и к бой-шершням, и к необходимости переправляться вплавь... и даже, как видно, к возможности бросить свой фургон и удирать верхом, не перепрягая лошадей. Впрочем, уверен, впредь старина Леденец будет разборчивее в выборе попутчиков. Ривас выдернул еще одну шпильку и попытался вспомнить, на какую длину ему лучше отпускать стремена.
- А где сойер? - послышался голос у него за спиной. Он вздрогнул, едва не врезался в лошадь и обернулся.
Девушка была высокого роста, светловолосая. Силуэт ее вырисовывался на фоне догорающего костра, так что выражения ее лица он не видел. Впрочем, будучи хорошо знакомым, с Сойками, не сомневался в том, что ничего такого особенного он и не увидел бы.
- Мне очень жаль, мисс, - сказал он. - Поблизости таких нет. - Он посмотрел поверх ее плеча. - А куда пошли двое остальных?
Она пожала плечами.
- Что ж, удачи им. - Он вернулся к бутылке и сунул ее в карман, потом выдернул последнюю шпильку, отпрягая лошадь от фургона. - И тебе тоже, - добавил он, прикидывая, можно ли от нее добиться, чтобы она его подсадила в седло.
- Куда ты собираешься?
Он раздраженно повернулся к ней. Ну почему она не умотала со своими подружками?
- На юг.
- На юг? - спросила она, внезапно оживившись. - В Шатер Переформирования?
- Нет, черт подрал, я... - Он осекся. А почему бы и нет? Можно ли мечтать о лучшей легенде, чем роль Сойки, которую оторвали от стаи и которая только и жаждет, чтобы ее вернули обратно или определили в другую стаю? Тем более в обществе самой что ни на есть настоящей Сойки? - То есть да, конечно, - поправился он.
- Тогда, может, отправимся в путь сейчас же? - предложила она. - Я чувствую себя ужасно одиноко без остальных.
- Да, - согласился Ривас, обводя свою лошадь за повод вокруг соседки, чтобы отпрячь еще и ту. - Мне хотелось бы убраться отсюда как можно быстрее.
Девушка равнодушно огляделась по сторонам, уделив мертвому телу Найджела не больше внимания, чем забытой свинине. Совершенно очевидно, домом для нее служило место, где были Сойки, а все остальные места не имели для нее никакого смысла, поскольку их там не было, так что годились разве на то, чтобы миновать их, не оглядываясь. Ривас вычитал где-то, что жабы различают только два типа объектов: муху и все, что нельзя считать мухой. Похоже, восприятие у этой девицы точно так же ограничивалось двумя категориями.
- Потому что здесь никого нет, - устало пояснил он. Она улыбнулась и кивнула, так что он решил развить мысль. - И потом сейчас еще достаточно светло, чтобы сократить расстояние между нами и Шатром Переформирования на милю-другую. - Он протянул ей повод второй лошади. - Верхом ездить умеешь?
Улыбка исчезла с ее лица.
- Да, - коротко ответила она, принимая повод.
Он сообразил, что этому она, должно быть, научилась прежде, чем сделалась Сойкой, в отвергнутой прежней жизни, и что, хотя она использует это свое умение, чтобы вновь вернуться в лоно своей церкви, она не испытывает по этому поводу ни радости, ни гордости.
- Ладно, - сказал он. - Если я упаду, вернись за мной. Не удостоив его ответом, девушка задрала вверх левое колено, сунула обутую в сандалию ногу в стремя и без видимого усилия взлетела в седло; Ривас обратил внимание на то, что ноги ее под грубым холщовым балахоном длинные и стройные. В Венеции за нее дали бы неплохие деньги, подумал он, - а хорошо все-таки, что я спас ее от этого... Тьфу, какого черта я глазею на девчачьи ноги, когда мне нужно искать Ури?
Сам Ривас сел в седло со второй попытки.
- Езжай за мной, - буркнул он и выехал на улицу.
Когда негромкий цокот копыт стих, в гараже стало совсем тихо... нет, не совсем. Лучи заходящего солнца стали краснее, и пятно света, переползавшее по бетонному полу, быстро слабело. Две оставшиеся лошади время от времени переступали копытами. С улицы вплыла в гараж бестелесная тень, почти невидимая глазу, ибо цветом она почти не отличалась от закатных лучей. Она повернулась неспешным движением пловца и застыла на мгновение, увидев сырую свинину, но оживилась еще сильнее, когда взгляд ее упал на труп Найджела. Она подобрала под себя ноги, и когда гравитация медленно опустила ее на пол, ее нематериальные пальцы пробежали по лицу и рукам Найджела в попытке найти открытую рану.
И тут наконец отворилась дверь фургона, и ржавая кровать с лязгом повалилась на пол. Прозрачная тварь испуганным пескарем метнулась прочь, и когда взмокший от натуги Леденец, шаркая ногами, выбрался наружу, тварь уже прицепилась вниз головой к одной из балок и висела там, напоминая летучую мышь из бледно-розового стекла.
Старик сел на пол рядом с мертвым телом и принялся что-то нашептывать ему. Пятно света, бледнея, ползло все дальше в глубь гаража, тварь под потолком моргала своими глазищами, а одна из девушек-соек на улице лязгала жестянками, запутавшись в Найджеловой сигнализации, но голоса так и не подала.
В конце концов Леденец поднял тело Найджела с пола и отволок его к фургону. Потом, отдуваясь, залез внутрь, вытолкал мертвую девушку на пол, осторожно затащил Найджела на ее место и закрыл за собой дверь.
Прошло пять минут. Наконец висевшая под потолком тварь отцепилась, растопырив руки и ноги, осенним листом спланировала вниз и бесшумно опустилась на лицо мертвой девушки.
Внутри гаража все затихло. Чуть позже и девушка-сойка на улице выпуталась из веревок и бесцельно побрела куда-то в ночь, а потом ничто больше не нарушало тишины.
Глава 5
Когда неожиданный стук копыт вырвал Риваса из паутины сна, он подумал, что накануне поспешил, решив, что жар его улегся. Кожа пересохла и горела, каждый вдох отдавался в голове неприятным шумом, а яркий утренний свет окутывал все предметы легкой радужной аурой. Голова налилась этакой неописуемой депрессией, какая бывает с глубокого похмелья или после самых жутких ночных кошмаров.
Он перевернулся на другой бок, съежился на охапке картонных упаковок, служившей ему постелью, и, щурясь на свет, окинул взглядом двор. Рядом с ним стояло прислоненное к ограде ржавое кресло-качалка, и напиханные под него картонки напомнили ему, что, когда он ложился спать вчера вечером, девушка-сойка спала там.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73