— Ты, должно быть, услышал, что снова дали свет, и теперь со всех ног спешишь в казарму.
— Неужели?
Борт-инженер почти побежал. В голове кружились различные приятные видения: свет, при котором можно почитать или перекинуться в карты, электрокамин, работающая плитка, чтобы вскипятить чай или воду для нормального бритья, вращающийся диск проигрывателя… Возможности простирались до самого горизонта, как пейзаж под крылом «Ланкастера».
И все же одна возможность выпала у него из виду — послушать Би-би-си. В казармах электричества не было уже несколько недель, хотя «Биби» не прекращало своих передач. Ящеры лупили по передатчику, стремясь заглушить радио людей. Просто послушать выпуск новостей — и Бэгнолл снова ощущал, как мир становится шире, выходя за пределы авиабазы и окрестностей.
Давид Гольдфарб воспринимал это по-иному.
— Боже мой, — говорил он, вытягивая к приемнику шею, — если бы я мог говорить так, как они.
Бэгнолл, учившийся в закрытой частной школе, где тщательно следили за произношением, воспринимал правильную речь дикторов как само собой разумеющееся. Однако от него не ускользало, какую ревнивую зависть возбуждала дикция радиоведущих в сердце выходца из низших слоев лондонского среднего класса. Бэгнолл не был Генри Хиггинсом"Главный герой пьесы Бернарда Шоу «Пигмалион», профессор-лингвист, умевший по выговору распознать происхождение и социальное положение человека. — Прим. перев.», но его ухо весьма точно улавливало происхождение Гольдфарба.
Диктор Би-би-си объявил:
— А сейчас полностью воспроизводим запись, недавно полученную в Лондоне из подпольных источников в Польше. Ее сделал Мойше Русси, известный многим как апологет ящеров. После этого мы передадим Перевод его выступления.
Включили запись. Бэгнолл немного знал немецкий, но сейчас это ему не помогло. В отличие от предыдущих пропагандистских передач, на этот раз Русси говорил на идиш. Борт-инженер подумал, не спросить ли у Гольдфарба, о чем идет речь. «Лучше не стоит», — решил он. Оператор радара и так чувствовал себя униженным, имея родственника-коллаборациониста. Сам-то он без труда понимал, что говорит Русси. Гольдфарб поедал глазами приемник, словно мог увидеть там своего троюродного брата. То и дело он ударял правым кулаком себе по ляжке.
Когда Русси кончил говорить и установилась тишина, Гольдфарб воскликнул:
— Ложь! Я так и знал, что все это было ложью! Раньше, чем Бэгнолл успел спросить, что именно было ложью, из динамика вновь зазвучал голос диктора Би-би-си:
— Это было выступление Мойше Русси. — После давящих гортанных звуков языка идиш его голос показался Бэг-ноллу еще мелодичнее. — А теперь, как мы и обещали, прослушайте перевод. У микрофона — сотрудник Би-би-си Натан Якоби.
Послышался недолгий шелест бумаги, затем раздался другой голос, столь же ровный и поставленный, как и у первого диктора.
— Господин Русси сказал дословно следующее… « Мое последнее выступление по радио ящеров было фальшивкой от начала до конца. Меня заставили говорить, приставив к затылку дуло автомата. Но даже и в этом случае ящерам пришлось изменить мои слова, чтобы насильственно придать им требуемый смысл. Я категорически осуждаю их попытки поработить человечество и настойчиво призываю к любому сопротивлению, какое только возможно. Кто-то может удивиться, почему же тогда я часто выступал от их имени. Ответ прост: нападение ящеров на Германию помогло моему народу, который нацисты последовательно уничтожали. Когда какой-то народ истребляют, даже рабство выглядит более привлекательной альтернативой, а поработители вызывают чувство благодарности. Однако ящеры тоже оказались истребителями, причем не только евреев, но и всего человечества. Да поможет Бог всем нам и каждому из нас найти силы и мужество для сопротивления им…» Вновь зашелестела бумага, затем раздался голос первого диктора:
— У микрофона был Натан Якоби, читавший перевод на английский язык заявления Мойше Русси, в котором он отмежевывался от своих последних высказываний, фальсифицированных ящерами. Инопланетных захватчиков, пытающихся покорить наш мир, не может не ошеломить тот факт, что даже, казалось бы, самые лояльные помощники восстают против их порочной и агрессивной политики. Премьер-министр Черчилль высказал свое восхищение мужеством, которого потребовало от господина Русси это разоблачение, и выразил надежду, что тот сумеет избежать карательных мер ящеров… Переходим к другим новостям…
Дэвид Гольдфарб глубоко вздохнул.
— Никто здесь даже представить не может, как замечательно я себя чувствую после этого, — провозгласил он на всю казарму.
— Думаю, мы можем, — сказал Кен Эмбри. Бэгнолл тоже собирался сказать что-нибудь вроде этого, но решил, что пилот высказался за них обоих.
— Британская манера говорить всегда сводила моего отца с ума, — засмеялся Гольдфарб. — Когда он сюда приехал, то довольно быстро научился болтать по-английски, но так и не смог до конца уразуметь, как это люди общаются и не орут друг на друга, неважно, от злости или от радости.
— По-твоему, мы кто — орава торговок рыбой, что ли? Бэгнолл изо всех сил старался придать голосу обиженный тон. Но, даже отбросив усвоенную в школе манеру выражаться, он не слишком-то в этом преуспел.
— Я говорил об отце, а не о себе, — возразил 1ольдфарб. — Я умею, что называется, читать между строк и знаю, что вы имеете в виду. Вы — потрясающие парни! — Он снова засмеялся. — И я знаю, что это больше, чем может себе позволить сказать истинный англичанин. Но кто говорит, что я — истинный англичанин? Жаль, что сейчас нельзя получить увольнение. Я так давно не был дома и не орал на свою родню.
«Какое чудовищное признание», — подумал Бэгнолл. Конечно, родственные связи — это здорово, но в его собственной жизни экипаж бомбардировщика значительно потеснил родственников и занял центральное место. Только через некоторое время Бэгнолла пронзила мысль: «А может, Гольдфарб имеет то, чего так недостает мне?»
***
— Добрый день, гepp комиссар иностранных дел, — обращаясь через переводчика, произнес Адольф Гитлер. — Надеюсь, вы хорошо выспались? Прошу вас, проходите, нам нужно о многом поговорить.
— Благодарю вас, господин канцлер.
Вячеслав Молотов проследовал за Гитлером в небольшую гостиную, бывшую частью Берхтесгаденского пристанища германского вождя, прежде чем оно слилось с величием Бергхофа, возникшего вокруг.
Молотов догадывался, что приглашение в гитлеровскую святая святых было оказанием чести. Но если так, он с удовольствием отказался бы от такого почета. Все убранство комнаты кричало о мелкобуржуазных вкусах своего хозяина: помпезная мебель в старинном немецком стиле, искусственные растения, кактус… Боже, там оказалась даже канареечная клетка с латунными прутьями!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194