— Ты не имеешь права, — возмутилась она, но Дарвиш без слов зарычал, и она прикусила язык.
Не сводя глаз со старшего брата, Шакана обошла стол, чтобы помочь близнецу встать.
Руки и ноги вора были закованы в цепи и туго натянуты — пока не для того, чтобы вывихнуть, а только чтобы держать его неподвижным. Голова зажата в стальные тиски, а полоса на глазах создавала желобок для раскаленных железных шариков. К счастью, она была еще холодной и пустой. Три глубоких разреза шли поперек каждого бедра: чародеева работа, ибо плоть и кровь необходимы, чтобы проследить путь вора по дворцу. Гениталии распухли, но были еще целы.
На груди непристойно красные на белой коже, прямо на глазах у Дарвиша вздувались пузыри от последнего ожога. Волдыри от четырех предыдущих углей спали, и белая плоть под изжаренной кожей уже успела остыть. Два самых первых волдыря лопнули, кровь и прозрачная жидкость сочились из их воспаленных центров.
Близнецы только начали.
Готовыми вот-вот задрожать руками принц выкрутил болты из тисков и как можно бережнее освободил голову. Вор заметался с тихим стоном.
— Нет! — приказал Дарвиш и потянулся к оковам. — Не шевелись!
Метание прекратилось. Стоны продолжались. Казил, выставив грязные от падения руки, шагнул вперед. Сестра все еще сжимала его локоть.
— Ты не имеешь права, Дарвиш, — заныл он, когда железные обручи свалились, обнажая содранные запястья. — Он наш.
— Как же, ваш! — огрызнулся старший принц, сражаясь с последним болтом. — Он пришел во дворец через мою комнату, значит, он мой.
— Но сейчас он в нашей комнате, — холодно заметила Шакана.
— Вашей? — Кровь засохла вокруг болта, чуть ли не приварив его к обручу. — Я думал, это Камера Четвертого…
Шакана сверкнула глазами.
— Мы служим Четвертому.
— Вы служите своим собственным извращенным вкусам. — Принц свирепо крутил болт и — дюйм за дюймом — вытащил его. Теперь вор лежал неприкованный на столе, и Дарвиш повернулся к близнецам. Сумасшедший огонь, не имеющий никакого отношения к лампам, горел в его глазах. — Я буду драться с вами за него.
— Не будь… — Казил снова хотел шагнуть вперед, но Шакана удержала его.
— Он не шутит, Казил.
Дарвиш мрачно улыбнулся, забыв на мгновение о воре: он испытывал непреодолимое желание превратить оба алчных личика в бесформенную массу. Настала его очередь шагнуть вперед. Близнецы отступили.
— Ваши высочества?
В дверях появились два стражника, между ними висел третий. Он был в сознании, но, видимо, от ужаса у него отнялись ноги, и несчастный не мог стоять.
Стражник слева кое-как поклонился.
— Ваши высочества, это тот человек, который пропустил вора через внутренние ворота.
Шакана посмотрела на провинившегося стражника взглядом фермера, осматривающего вола на рынке.
— С виду он сильный.
— Сильный, — согласился Казил.
Дарвиш расхохотался. Его лающий смех вызвал стон у нового узника, а близнецы обеспокоенно нахмурились. Принц игнорировал их всех — он получил вора, а стражник умрет, так что ничего не изменилось. Дарвишу все это представлялось горестно забавным. Он осторожно поднял вора со стола.
— Вы получили новую игрушку.
Вор потерял сознание и как мертвый лежал на руках принца. Только его истерзанная грудь едва заметно поднималась и опускалась.
— А я заберу свое и уйду.
Медная голова запрокинулась, открывая длинную белую линию горла.
— Дарвиш…
Он все равно был вынужден остановиться и подождать, пока стражники не освободят дверь. Их ноша залепетала бессвязные молитвы, когда ее поволокли в камеру.
— … а что ты собираешься делать с ним?
Дарвиш оглянулся и одарил близнецов устрашающей улыбкой, стараясь, однако, не показывать напряжения: в конце концов, он нес целого взрослого человека.
— Да что захочу, — ответил он.
4
Боль. Вечная, непроходящая боль. И Аарон был благодарен за нее. Со временем тело может привыкнуть ко всему, даже к этой сжигающей боли, в которую превратилась его грудь. Больно дышать. Больно думать о дыхании. Слепой инстинкт стремился выдернуть его из-под этой боли. Опыт велел не шевелиться. Всегда лучше не шевелиться, пока не узнаешь, в чем дело.
— Он в сознании. Я уверена.
— Мне тоже так кажется.
— Вы не целитель, ваше высочество.
Пожилая женщина, стоявшая на коленях возле соломенного тюфяка, села на пятки и потянулась. Потом, сдвинув густые брови, осмотрела свою работу и полезла в плетеную корзину, которую принесла с собой.
Дарвиш заглянул через плечо целительницы. Она занималась вором почти час, но тот по-прежнему выглядел хуже некуда. После близнецов, чародеев и стражников, первыми наткнувшихся на него, едва ли остался дюйм его белого тела, не покрытый лиловыми и зелеными синяками. На запястьях и лодыжках краснели браслеты содранной кожи, а грудь была пузырящейся массой волдырей и сожженной плоти.
— Ты сможешь починить его, Карида?
Вытаскивая пробку из пузатого глиняного горшочка, целительница фыркнула.
— Это не игрушка, ваше высочество, которая сломалась от небрежного обращения и которую способна починить кисточка с клеем и твердая рука. Это человек. Молодой, но человек. Интересно, понимаете ли вы это?
— Конечно, понимаю. — В голосе принца слышалась раздраженность.
— Тогда что вы намерены делать с ним? — Карида отложила пробку и погрузила в горшочек три пальца.
— После того, как ты закончишь его склеивать?
Это было произнесено столь простодушно, что целительница с трудом подавила улыбку.
— Да.
— Еще не знаю.
Карида подняла голову, продолжая осторожно наносить целебную мазь на обожженную грудь вора.
— Еще не знаете?
Дарвиш небрежно улыбнулся.
— Зачем думать об этом сейчас?
Боль охлаждалась. Притуплялась. Стягивала свои края, пока не перестала быть всем, чем был Аарон. Ощупью, как слепой в незнакомом месте, он пытался найти себя остального. Что-то твердое, но податливое баюкало его спину и голову. Кровать? Возможно. Не то место, где, по его расчетам, он должен находиться, но, по-видимому, это так. Он начал различать отдельные боли в руках и ногах, но они были ерундой по сравнению с той всепоглощающей болью.
И тут Аарон вспомнил.
Он потерпел неудачу. Снова. И он не умер. Снова.
И теперь, похоже, вряд ли умрет.
Физическая боль уже не казалась такой огромной.
Стон вырвался прежде, чем вор успел остановить его.
— Он застонал!
— Вы так говорите, ваше высочество, словно научили его новому трюку. — Карида заткнула пробкой горшочек и убрала его в корзину. Потом встала. — Он очень плох. Я останусь.
— Ты не обязана, — молвил Дарвиш.
— Я знаю, что не обязана, — оборвала его женщина. В дворцовой иерархии целители пользовались относительной независимостью.
Его улыбка на миг смягчилась, придав лицу выражение, которое немногим доводилось видеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80