Ни ему, ни Ишии не будет пользы, если он восстановит против себя человека, которому доверяет сам король. Это был урок, которого Дарвиш так и не усвоил.
— Тогда я пойду к отцу.
— Сожалею, мой принц, — снова сказал лорд-канцлер, — но он не примет вас.
Снаружи, в саду, закричали павлины.
— Он не примет меня? — повторил Шахин. Лорд-канцлер попятился от выражения на лице наследника, внезапно напомнившем ему, как старший сын похож на отца.
— Он считает, мой принц, что пока этот кризис не кончится, учитывая подозрения против вашей супруги…
Шахин сощурился и поднял кулак. Нечеловеческим усилием воли ему удалось сдержаться.
— Ты никогда больше не заговоришь со мной или моей женой. — Голос отсекал каждое слово и швырял его в лорд-канцлера. — А теперь мы вместе пойдем к моему возвышеннейшему отцу.
В этой небольшой комнате в королевских покоях не было трона, но его заменяло кресло с высокой спинкой. Король сел, сложил пальцы пирамидкой и из-под опущенных бровей посмотрел на сына.
Шахин с пылающими глазами коснулся коленом ковра и торопливо встал.
— Возвышеннейший, — молвил он, но король прервал его властным жестом.
— Ты понимаешь, как близко к измене ты подошел?
Принц отшатнулся и заморгал, как будто его ударили. Ему вдруг стало трудно дышать, словно мраморная глыба упала на грудь с огромной высоты. Он боролся с этой тяжестью, чтобы заговорить, но сумел выдавить только одно слово.
— Измене?
— Или тебе не сказали, что я не приму тебя?
— Да, сир, лорд-канцлер сказал, но…
Лорд-канцлер вышел вперед, преклонил колени, после чего встал за креслом короля Джаффара.
— Он говорил от моего имени.
— Но почему, отец? — Шахин простер руки, гнев побеждал шок. — Мы должны действовать вместе, если Сизали намерена выжить.
— Не указывай мне, что мы должны делать! — Король привстал с кресла, потом снова сел, надев на лицо маску, лишенную всякого выражения, — маску, за которой он правил. — Я не могу больше доверять тебе. Твоя жена…
— Я отправил Язимину в деревню девять дней назад, но, даже будь она здесь, я не посвящаю ее в государственные тайны.
— Разве ты не позволил ей написать брату, королю Хариту, прежде чем она уехала?
Шахин похолодел. До сих пор подобный тон относился лишь к Дарвишу. В этом тоне был только король и никакого отца; он отрицал всякие кровные узы.
— Она лишь сообщала, что едет в деревню. Я прочел письмо, возвышеннейший, в нем не было ничего предательского! Харит — ее брат. Язимина тоскует по родине.
— Писать такому человеку в такое время — это предательство; содержание письма не имеет значения. Позволить ей написать письмо — это предательство. Прийти ко мне сюда, когда я приказал не приходить, — это предательство. Ты трижды становишься обвиняемым.
Уступая мольбам жены, Шахин знал, что это кончится бедой. Но такого — такого он не предвидел. Не мог предвидеть.
Лорд-канцлер с непроницаемым видом склонил голову.
— Я буду милосерден. На этот раз. Ты останешься во дворце и продолжишь выполнять свои обязанности, кроме обязанностей трона. Ты не будешь говорить со мной и приближаться ко мне, пока этот кризис не кончится и предатель не будет найден.
Шахин снова опустился на колено, но вскинул подбородок, словно отвечал вызовом.
— Меня подозревают в измене, возвышеннейший?
Их глаза встретились. Король Джаффар первым отвел взгляд.
— Нет, — сказал он, — но ты запятнан своей чужеземной женой. Я больше не могу доверять тебе.
— Вряд ли Итайли — чужеземная страна, возвышеннейший! — возразил Шахин, хотя понимал, что благоразумнее промолчать.
— Итайли пытается уничтожить нас! — проревел король вставая. — То, что я делаю, я делаю для блага королевства!
Сознавая, что должен тщательно выбирать дальнейшие слова, дабы отец не отверг их сразу, Шахин положил лоб на поднятое колено — поза кающегося грешника.
— Тогда ради королевства я прошу о благодеянии, прежде чем мне будет отказано в вашем обществе.
Все еще тяжело дыша, король опустился в кресло.
— Проси.
— Ради блага королевства, возвышеннейший, прикажи эвакуировать Ишию.
— Только не говори мне, что это для блага королевства!
Шахин поднял голову.
— Но тогда народ Ишии умрет!
— Если боги пожелают этого. Но они не умрут по моему приказу, и мы не покажем Итайли свою слабость, чтобы ее использовали против нас. — В глубине бороды губы короля сжались в твердую линию. — И это наше последнее слово.
Как в зеркале отразив лицо своего отца, Шахин встал, поклонился и, контролируя каждый свой жест, оставил комнату.
— Его королевское высочество очень сердит, возвышеннейший. — Лорд-канцлер вышел из-за кресла, представ пред очи короля.
— Если есть совет, говори. Я не желаю выслушивать очевидное.
Горестно вздохнув, лорд-канцлер сплел пальцы на животе.
— Вы научили его править, возвышеннейший.
Король фыркнул.
— Он мой наследник, конечно, я научил его править.
Лорд-канцлер поклонился.
— Теперь он желает этого.
— Ты хочешь сказать, что принц Шахин готовит заговор против трона? — Вопрос был острый, как ножи Четвертого.
— Нет, возвышеннейший. Я только предупреждаю, история изобилует сердитыми молодыми принцами, решающими наследовать прежде, чем это определят боги.
Королевские пальцы сжались на подлокотниках так, что побелели костяшки.
— Я слышал твое предупреждение.
Гнев подстегивал Шахина, пока он не добрался до своих покоев, а затем наступила реакция.
Хотя король никогда не был хорошим отцом, — а Шахин, как наследник, видел его больше, чем любой из братьев и сестра, — король Джаффар всегда был хорошим королем. Каждое слово, произнесенное им, имело вес.
Что, если король прав? Что, если он запятнан своей итайлийской женой?
Шахин прочел письмо. Оно было безобидным.
В саду закричали павлины, и наследник уткнулся головой в подушку. Сердце камнем лежало в груди. Шахин до боли хотел ощутить прикосновение Язимины. Он никогда раньше не верил, что сможет полюбить кого-нибудь так сильно. Или так глупо.
Впервые он, кажется, понял, почему Дарвиш пьет.
— Ваше милостивейшее величество, прибыл гонец с Южной дороги.
— И? — Король Итайли откинулся на латунный павлиний хвост, покрытый лаком, — примитивную копию украшенного драгоценными камнями золотого хвоста, который служил спинкой его трона, — и сурово посмотрел на человека, стоявшего перед ним.
— Их не нашли, ваше милостивейшее величество, и пятеро ваших стражников убиты во время поисков.
— Тогда мне сдается, что их нашли, хотя бы временно.
Лорд Рахман, переживший двух королей и шестерых капитанов, выступал в роли посредника между королем и капитаном стражников. Он торопливо отбросил несколько совершенно неподходящих ответов.
— Желаете послать еще людей, ваше милостивейшее величество?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
— Тогда я пойду к отцу.
— Сожалею, мой принц, — снова сказал лорд-канцлер, — но он не примет вас.
Снаружи, в саду, закричали павлины.
— Он не примет меня? — повторил Шахин. Лорд-канцлер попятился от выражения на лице наследника, внезапно напомнившем ему, как старший сын похож на отца.
— Он считает, мой принц, что пока этот кризис не кончится, учитывая подозрения против вашей супруги…
Шахин сощурился и поднял кулак. Нечеловеческим усилием воли ему удалось сдержаться.
— Ты никогда больше не заговоришь со мной или моей женой. — Голос отсекал каждое слово и швырял его в лорд-канцлера. — А теперь мы вместе пойдем к моему возвышеннейшему отцу.
В этой небольшой комнате в королевских покоях не было трона, но его заменяло кресло с высокой спинкой. Король сел, сложил пальцы пирамидкой и из-под опущенных бровей посмотрел на сына.
Шахин с пылающими глазами коснулся коленом ковра и торопливо встал.
— Возвышеннейший, — молвил он, но король прервал его властным жестом.
— Ты понимаешь, как близко к измене ты подошел?
Принц отшатнулся и заморгал, как будто его ударили. Ему вдруг стало трудно дышать, словно мраморная глыба упала на грудь с огромной высоты. Он боролся с этой тяжестью, чтобы заговорить, но сумел выдавить только одно слово.
— Измене?
— Или тебе не сказали, что я не приму тебя?
— Да, сир, лорд-канцлер сказал, но…
Лорд-канцлер вышел вперед, преклонил колени, после чего встал за креслом короля Джаффара.
— Он говорил от моего имени.
— Но почему, отец? — Шахин простер руки, гнев побеждал шок. — Мы должны действовать вместе, если Сизали намерена выжить.
— Не указывай мне, что мы должны делать! — Король привстал с кресла, потом снова сел, надев на лицо маску, лишенную всякого выражения, — маску, за которой он правил. — Я не могу больше доверять тебе. Твоя жена…
— Я отправил Язимину в деревню девять дней назад, но, даже будь она здесь, я не посвящаю ее в государственные тайны.
— Разве ты не позволил ей написать брату, королю Хариту, прежде чем она уехала?
Шахин похолодел. До сих пор подобный тон относился лишь к Дарвишу. В этом тоне был только король и никакого отца; он отрицал всякие кровные узы.
— Она лишь сообщала, что едет в деревню. Я прочел письмо, возвышеннейший, в нем не было ничего предательского! Харит — ее брат. Язимина тоскует по родине.
— Писать такому человеку в такое время — это предательство; содержание письма не имеет значения. Позволить ей написать письмо — это предательство. Прийти ко мне сюда, когда я приказал не приходить, — это предательство. Ты трижды становишься обвиняемым.
Уступая мольбам жены, Шахин знал, что это кончится бедой. Но такого — такого он не предвидел. Не мог предвидеть.
Лорд-канцлер с непроницаемым видом склонил голову.
— Я буду милосерден. На этот раз. Ты останешься во дворце и продолжишь выполнять свои обязанности, кроме обязанностей трона. Ты не будешь говорить со мной и приближаться ко мне, пока этот кризис не кончится и предатель не будет найден.
Шахин снова опустился на колено, но вскинул подбородок, словно отвечал вызовом.
— Меня подозревают в измене, возвышеннейший?
Их глаза встретились. Король Джаффар первым отвел взгляд.
— Нет, — сказал он, — но ты запятнан своей чужеземной женой. Я больше не могу доверять тебе.
— Вряд ли Итайли — чужеземная страна, возвышеннейший! — возразил Шахин, хотя понимал, что благоразумнее промолчать.
— Итайли пытается уничтожить нас! — проревел король вставая. — То, что я делаю, я делаю для блага королевства!
Сознавая, что должен тщательно выбирать дальнейшие слова, дабы отец не отверг их сразу, Шахин положил лоб на поднятое колено — поза кающегося грешника.
— Тогда ради королевства я прошу о благодеянии, прежде чем мне будет отказано в вашем обществе.
Все еще тяжело дыша, король опустился в кресло.
— Проси.
— Ради блага королевства, возвышеннейший, прикажи эвакуировать Ишию.
— Только не говори мне, что это для блага королевства!
Шахин поднял голову.
— Но тогда народ Ишии умрет!
— Если боги пожелают этого. Но они не умрут по моему приказу, и мы не покажем Итайли свою слабость, чтобы ее использовали против нас. — В глубине бороды губы короля сжались в твердую линию. — И это наше последнее слово.
Как в зеркале отразив лицо своего отца, Шахин встал, поклонился и, контролируя каждый свой жест, оставил комнату.
— Его королевское высочество очень сердит, возвышеннейший. — Лорд-канцлер вышел из-за кресла, представ пред очи короля.
— Если есть совет, говори. Я не желаю выслушивать очевидное.
Горестно вздохнув, лорд-канцлер сплел пальцы на животе.
— Вы научили его править, возвышеннейший.
Король фыркнул.
— Он мой наследник, конечно, я научил его править.
Лорд-канцлер поклонился.
— Теперь он желает этого.
— Ты хочешь сказать, что принц Шахин готовит заговор против трона? — Вопрос был острый, как ножи Четвертого.
— Нет, возвышеннейший. Я только предупреждаю, история изобилует сердитыми молодыми принцами, решающими наследовать прежде, чем это определят боги.
Королевские пальцы сжались на подлокотниках так, что побелели костяшки.
— Я слышал твое предупреждение.
Гнев подстегивал Шахина, пока он не добрался до своих покоев, а затем наступила реакция.
Хотя король никогда не был хорошим отцом, — а Шахин, как наследник, видел его больше, чем любой из братьев и сестра, — король Джаффар всегда был хорошим королем. Каждое слово, произнесенное им, имело вес.
Что, если король прав? Что, если он запятнан своей итайлийской женой?
Шахин прочел письмо. Оно было безобидным.
В саду закричали павлины, и наследник уткнулся головой в подушку. Сердце камнем лежало в груди. Шахин до боли хотел ощутить прикосновение Язимины. Он никогда раньше не верил, что сможет полюбить кого-нибудь так сильно. Или так глупо.
Впервые он, кажется, понял, почему Дарвиш пьет.
— Ваше милостивейшее величество, прибыл гонец с Южной дороги.
— И? — Король Итайли откинулся на латунный павлиний хвост, покрытый лаком, — примитивную копию украшенного драгоценными камнями золотого хвоста, который служил спинкой его трона, — и сурово посмотрел на человека, стоявшего перед ним.
— Их не нашли, ваше милостивейшее величество, и пятеро ваших стражников убиты во время поисков.
— Тогда мне сдается, что их нашли, хотя бы временно.
Лорд Рахман, переживший двух королей и шестерых капитанов, выступал в роли посредника между королем и капитаном стражников. Он торопливо отбросил несколько совершенно неподходящих ответов.
— Желаете послать еще людей, ваше милостивейшее величество?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80