– Не могу ее найти.
– Как это не можешь найти? – завопил Макс.
– Вот так и не могу! Ее нигде нет. Она ушла из театра сегодня после одиннадцати и до сих пор не возвращалась.
– Ты звонил ей домой?
– Ее там нет.
Макс уставился в пустоту. Он пытался дозвониться до Карен Маерсон с десяти часов утра.
– Ты застал кого-нибудь?
– Да, ее мужа. Заявил, что она в театре. Но я не стал говорить, что его жены там нет.
– Почему? Он бы мог сказать, где еще ее можно попытаться разыскать.
– Сомневаюсь. Этот парень сразу же повесил трубку, я просто не успел больше ничего произнести.
– Почему?
– Откуда мне знать, черт возьми! Может, ему не нравится, когда незнакомые мужчины звонят жене домой. – Джад взял стакан с лимонадом. – А я не люблю разговаривать с раздраженными мужьями. Так что теперь, если хочешь добраться до миссис Маерсон, звони ей сам. И если тебе интересно знать мое мнение, то лучше оставить все как есть. Ты сделал ей предложение, она отказалась. И все. Конец.
– Для меня это не конец, Джад. И я не успокоюсь, пока не извинюсь перед ней. Неужели ты не можешь этого понять?
– Почему же, могу. Сначала ты бесцеремонно затыкаешь даме рот, и, насколько я припоминаю, тебя это нисколько не смущает. А теперь ты почему-то вдруг печешься о последствиях.
– Не знаю, Джад… Честно… не знаю.
Адвокат задумчиво посмотрел на своего старого друга. За двадцать с лишним лет знакомства с Максом он никогда не видел его таким расстроенным, тем более из-за женщины. До того, как появилась Ники, женщины были для магната просто необходимым, очаровательным, дорогим развлечением.
Ей казалось, что все вдруг неожиданно замерло, застыло в мрачном молчании, а она смотрит на этот мир со стороны совершенно безучастно. И только когда почувствовала, как с лица капает пот, поняла, что сидит в машине с плотно закрытыми окнами.
Два года нечеловеческих усилий, бесконечных жертв – и все разрушено одним взмахом, единогласным решением группы алчных, узколобых и недальновидных идиотов. И только из-за человека по имени Макс Прэгер. Интересно, что он сейчас делает? Сидит, наверное, где-нибудь в баре, заключает многомиллионные сделки за бокалом виски и не подозревает, что из-за его невероятного эгоизма погибают три человека. Что бы он сказал, если бы она сейчас неожиданно появилась на пороге его дома и нарушила его безмятежную жизнь? Отделался бы шуткой? Или начал бы извиняться? Да и вообще – вспомнил бы он ее?
Закладная на театр огромная – девяносто тысяч долларов. У них с Брайеном двенадцать тысяч долларов на счету в банке и долг в пятьдесят тысяч за дом, который стоит по меньшей мере сто двадцать пять. Если сумеют продать дом в течение трех месяцев – раньше конечного срока по закладной, – то у них останется чистыми семьдесят пять тысяч. Более чем достаточно, чтобы восстановить театр и выполнить обязательства перед банком. А на жизнь в эти три месяца им должно хватить тех двенадцати тысяч на счету. Конечно, если экономить. И ей, и мужу надо немедленно найти работу.
Карен закрыла глаза. Брайен. Боже мой! Как она ему обо всем расскажет? Как признается, что ее постигла неудача, что сбылись самые худшие его предсказания и придется продать дом, чтобы не оказаться перед угрозой банкротства?
Дрожащей рукой Карен повернула ключ зажигания и включила кондиционер. Ничего, все наладится. Она и Брайен поддержат друг друга.
Вот уже десять лет Макс не устает любоваться длинными локонами каштановых волос, широко раскрытыми невинными глазами, то темными и серьезными, то искрящимися и полными озорства. Джеми выглядела сейчас так же, как когда-то ее мать; тогда лицо Луизы было круглее, черты его – мягче, а глаза выражали ту же любовь, какую он видел сейчас в глазах дочери.
– Ты уже поел, папа? – спросила девочка, когда Макс чуть отодвинул тарелку. – Тогда почему бы нам не сыграть партию в шашки? – предложила она, соскальзывая со стула. – Я тоже уже закончила.
– Нет, барышня, ты еще не закончила. – Луиза взяла дочь за руку и усадила за стол. – До тех пор пока не съешь все на своей тарелке.
Макс подмигнул девочке, когда та умоляюще посмотрела на него.
– Принцесса, твоя мама права, – сказал он и взялся за вилку. – Давай соревноваться – кто доест последним, тот слабак.
Луиза поморщилась. Она считала постоянное шутовство Макса и Джеми за столом достойным всякого сожаления. Как воспитать из дочери леди, если ее отец поощряет такое отвратительное поведение?
Чувствуя на себе взгляд супруги, он поднял глаза, но Луиза быстро опустила голову; ее лицо выражало обычное усталое неодобрение. Макс видел, как она откусывает от ломтика хлеба маленькие кусочки, но сомневался, ощущает ли жена вкус того, что ест. Она относилась к еде примерно так же, как и к сексу, – с чувством скуки и неизбежности; подобное отношение – «это неприятно, однако надо смириться» – замораживало самые горячие усилия Макса.
У Луизы были две страсти: дочь, для которой она не жалела никаких сил, и дом – единственное место, где она чувствовала себя в безопасности.
Сейчас Макс изучал ее черты, пытаясь увидеть ту юную, застенчивую и порой веселую девушку, на которой женился одиннадцать лет назад… но видел лишь бесстрастное лицо и усталые глаза, старательно избегающие его взгляда.
Луиза быстро обняла дочь и велела идти заниматься на фортепиано.
– Я бы не хотела, чтобы ты превращал обед в цирк. Джеми не имеет никакого понятия о том, когда нужно быть серьезной, а когда можно повеселиться.
Макс подождал, пока Чарлз нальет кофе, выйдет, и ответил:
– Я всегда был уверен, что обед – как раз то время, когда можно повеселиться. По крайней мере, у меня такие воспоминания об обедах в моей семье.
Луиза поджала губы. Да, ей следовало бы знать, что на понимание мужа рассчитывать бесполезно.
– И я была бы крайне признательна, если бы в присутствии Джеми ты следил за своим языком, – добавила она, помешивая ромашковый чай. – Твои выражения иногда слишком вульгарны и грубы для…
Макс бросил салфетку на стол.
– О Боже, Луиза, это невыносимо! С ума можно сойти! Ты хочешь превратить ребенка в какую-то жеманную кривляку!
Он встал и широкими шагами вышел из комнаты, оставив жену одну за огромным столом.
…В глазах Джеми появились веселые искорки.
– Давай покатаемся верхом! Я так давно не выводила Веласкеса.
– Ты же знаешь, тебе не разрешается кататься верхом по вечерам.
– Но я ведь буду с тобой…
– Шашки, – твердо сказал Макс. – Или продолжай издеваться над Шопеном.
– Ладно – в покер, и по рукам, – засмеялась Джеми. – По два доллара?
Макс закинул голову и расхохотался. У нее все получалось так легко и замечательно.
– Хорошо, принцесса! Покер так покер. Только сначала я хочу увидеть твои деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102