Набрав в легкие побольше воздуха, Карен вышла на сцену.
Нейл стоял за кулисами в тяжелых, душных доспехах рыцаря и следил, как она играет сцену с королем. Карен была великолепна. У нее вдруг появились особая осанка и чувство времени, которые отсутствуют у многих более опытных актрис. Она уже ничего не боялась и смело вела с залом игру соблазна и обольщения: обращалась к зрителям, привлекала к себе их внимание, заставляя то смеяться, то задерживать дыхание в предвкушении счастья. Это было похоже на любовь, любовь между настоящей актрисой и восхищенной публикой.
«Она многого добьется в этой жизни, – подумал Нейл Хаммонд. – Если только критики не похоронят ее заживо. – И почувствовал неожиданный холодок дурного предчувствия. – А что будет со мной? Станут ли они ко мне наконец благосклонны? Или так же ранят своими ядовитыми перьями, как и в прошлый раз?»
Он увидел, как гофмейстер сделал знак придворным выйти на сцену, и кивнул Арчи, который давал ему сигнал. «Может быть, сам Бог послал мне Карен? Может быть, рядом с ней счастье снова улыбнется мне?»
Карен имела шумный успех. Как только опустился занавес, зрители разразились бурными аплодисментами, и она еще три раза выходила на сцену под неумолкаемые овации и восторженные крики. На следующее утро ее разбудила Петри – она стояла в дверях сияющая, с охапкой воскресных газет в руках.
«Нью-Йорк Таймс» назвала игру Карен свежей и чарующей и предсказала спектаклю большой успех на ближайшие месяцы. «Пост» отметила, что она актриса несказанной красоты и изящества, подающая большие надежды, похожая на дыхание весны.
Единственным мрачным пятном во всем этом хоре восхвалений было единодушное недовольство рыцарем. Один из критиков вообще не упомянул его имени – будто бы Нейл уже умер, а другой назвал его стареющим, слегка потускневшим Ромео, чья ужасная игра подавляла весь спектакль. «Если бы не блистательная игра мисс Ричардс, которая искусно сгладила его несоответствие, – заявил третий комментатор, – мистер Хаммонд умер бы задолго до начала третьего акта».
– Зачем они все так ужасно врут про Нейла? – возмутилась Элизабет, когда они завтракали у Петри.
– Дело в том, малыш, – объяснила опытная актриса, – что все критики – безжалостные и жестокие люди. Если они восхваляют одного актера, то тут же должны уничтожить четырех других.
Петри поставила на стол блюдо с омлетом и только что выпеченный венгерский картофельный пирог.
– Но почему? – удивилась Элизабет.
– А потому что они делают то, за что им платят.
– Но ведь Нейл играл потрясающе! Мама, как ты думаешь, Нейл уже видел эти заметки?
– Вполне возможно. Но, насколько я знаю Нейла, он не станет обращать на них внимания. – Карен ободряюще потрепала дочь по руке и пообещала: – Я позвоню ему после завтрака.
Девочка просияла.
– Правильно. – И вонзила зубы в теплый кусок пирога. – А когда мы сможем позвонить дяде Джеку? – спросила она.
Карен посмотрела на старинные часы, висящие в углу столовой Петри.
– В Калифорнии слишком рано. Подождем еще часок.
В этот день ему исполнилось пятьдесят.
В окно гостиной барабанил проливной июньский дождь. Нейл допил остаток виски, с силой отшвырнул стакан и, закрыв глаза, услышал, как он вдребезги разбился о противоположную стену.
Все. Его добили. Эти ублюдки расправились-таки с ним, на сей раз окончательно. Нейл посмотрел на газеты, разбросанные по полу. Проклятые репортеры! Это были все те же ничтожества, жаждущие отмщения. Ничего не прощающие, безжалостные. Теперь они мстили ему за все несостоявшиеся интервью, от которых актер отказался, когда был голливудской звездой. За все телефонные звонки, на которые он не ответил, за собак, специально обученных отгонять представителей прессы, за его телохранителей, разбивших не одну камеру… Нейл тогда по горло был сыт известностью и славой. У него было все. Весь мир лежал у его ног.
ГЛАВА 23
Легкий дождик, моросивший с самого утра, неожиданно превратился в сплошной ливень и захватил врасплох любителей воскресных прогулок. Карен расплатилась с водителем такси, которое сумела поймать, несмотря на ненастную погоду, и, набросив на голову капюшон плаща, пустилась бегом по залитому водой тротуару.
Нейл жил в отличном новом многоэтажном доме с внутренней стоянкой для автомобилей, сауной, бассейном на крыше и с круглосуточным дежурством в вестибюле. Она махнула рукой консьержке, которая ее уже знала, и поднялась в лифте на одиннадцатый этаж, молясь про себя, чтобы Нейл окончательно не напился за то время, пока она добиралась. По телефону актер говорил с ней ужасным голосом, совершенно непохожим на его обычно мягкую манеру.
Карен несколько раз нажала на звонок.
– Нейл, черт возьми, – приглушенным голосом прокричала она в дверь, – открой, а то я сейчас переполошу всех в доме!
– Уходи, – раздалось невнятное бормотание Нейла.
Карен еще несколько раз толкнула дверь и продолжала настаивать:
– Впусти меня немедленно.
Дверь распахнулась, и на пороге предстал Нейл: в темно-бордовом халате, плотно обернутом вокруг бедер, босиком, с взлохмаченными волосами, неуверенно пошатываясь и глядя на нее налитыми кровью, свирепыми глазами.
– Я еще не говорил тебе, что терпеть не могу нахальных, навязчивых особ? – И повернулся к ней спиной.
– В таком случае тебе придется притерпеться к ним, потому что эта нахальная особа никуда отсюда не уйдет, пока ты не протрезвеешь.
– Ха! – Нейл проследовал за ней в маленькую проходную кухоньку, где она повесила свой мокрый плащ. – Вообще-то я должен кое-что сообщить вам, леди. Я в вас больше не нуждаюсь. И можете успокоиться и не изображать из себя мать Терезу, потому что, – сказал он, икнув, – это такая ску-у-ка.
Не обращая на него внимания, Карен приоткрыла окно.
– Заткнись, Нейл.
Он еще раз громко икнул и отшатнулся, удивленный резким тоном. Потом, приблизившись почти вплотную, погрозил пальцем перед самым ее носом.
– Ты не имеешь права так со мной разговаривать.
Карен измерила взглядом расстояние между Нейлом и диваном со скомканными простынями позади него. И, уверенная, что он не пролетит мимо постели, указательным пальцем слегка ткнула его в грудь. Он упал навзничь, не проронив ни звука.
– Тогда перестань ныть. Терпеть не могу, когда люди начинают упиваться жалостью к себе при первой же неудаче. Все равно это ничего не дает, кроме бессилия и унижения.
– При первой же неудаче? – пробормотал Нейл. – Да к твоему сведению, газетчики меня окончательно погубили.
– Они и не думали губить тебя. Но зато ты сам можешь это сделать. – Карен собрала разбросанные газеты и унесла их на кухню. – И, судя по твоему виду, я бы сказала, ты успешно продвигаешься в этом направлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102