За окном все светлее. Жизнерадостный лучик пробирается в щель жалюзи. Старое время сдается, отступая туда, откуда не возвращаются. Многие люди по привычке еще говорят вчерашними словами. Но смысл этих слов меняется в лучах нового солнца, требуя новых определений. И пусть эти новые слова проживут лишь до вечера, — без них нам не сдвинуться во Времени и не сделать ни шагу вперед.
Телеэкран в углу на секунду вспыхивает. В недрах кинескопа что-то мелькает. Так, словно кто-то пытается выйти на связь. Затаив дыхание, мы ждем, что дальше. Но уже в следующее мгновенье все исчезает. В кинескопе — мертвая пустота без объема и цвета.
Наверное, то был всего лишь обман зрения. Просто свет из окна отразился в стекле экрана. Вокруг попрежнему тишина. Но уже не такая тяжелая и густая. За окном слышно пение птиц. Если прислушаться еще внимательнее, можно различить, как шуршат по асфальту велосипеды, негромко болтают люди, а по радио передают прогноз погоды. И даже — как из тостера выскакивает поджаренный хлеб. Обычное утро совершенно задаром вымывает из уголков мира остатки ночной темноты.
Две юные сестры крепко спят, прижимаясь друг к дружке, в одной постели. И, кроме нас, об этом не знает никто на свете.
Круглосуточный «7-Илевен».
Согнувшись над полками, продавец со списком в руке проверяет товар. В динамиках под потолком резвится японский хип-хоп. Продавец — тот же парень, что принимал у Такахаси деньги за сэндвичи и молоко. Совсем молодой, с ярко-рыжими волосами. Устал за ночную смену и зевает во весь рот.
Неожиданно в крики хип-хопа вклинивается звонок телефона. Продавец выпрямляет спину, озирается. Один за другим осматривает все проходы. Но кроме него, в зале нет надуши. А телефон продолжает звонить. Что за бред? Пометавшись от витрины к витрине, он находит то, что искал, в молочном отделе. Забытый кем-то на полке серебристый мобильник.
Парень качает головой. Это ж каким надо быть разиней, чтобы забыть телефон в холодильнике между пачками сыра «камамбер»? Укоризненно цокая языком, он берет в руки заиндевевшую «раскладушку», раскрывает и нажимает «ОК».
— Алло? — говорит он устало.
— Ты думаешь, это сойдет тебе с рук, — говорит бесстрастный мужской голос. — Но ты ошибаешься…
— Алло! — орет продавец.
— Куда бы ты ни убегал — бесполезно. Теперь тебе крышка, — объявляет трубка.
И после увесистой паузы связь обрывается.
Превратившись в обычную точку зрения, мы зависаем в небе над городом. Огромный мегаполис просыпается у нас на глазах. Электрички всех цветов радуги бегут в разные стороны, миллионы пассажиров перебираются с места на место. Каждый из этих людей — отдельная личность. И в то же время все они, взятые вместе, — безымянная часть огромного организма. Единое нечто, образующее часть чего-то еще. Организованно и эффективно эти люди выполняют Вспомогательную Роль в процессе, который куда важнее их персональных жизней. Уверенно, без сучка без задоринки несут свою утреннюю вахту. Чистят зубы, бреются, повязывают галстуки и красят губы. Следят за новостями по телевизору, болтают с семьей, принимают пищу и справляют нужду в туалете.
С рассветом этот же город наводняют стаи голодных ворон. Их засаленные черные крылья так и блестят в лучах восходящего солнца. В отличие от людей, вороны не интересуются вспомогательной функцией своей жизни. Их главная цель — запасти себе пищи до следующего утра. Мусороуборочные машины не успевают убрать все к рассвету. Слишком велик мегаполис, и слишком много мусора он изрыгает. С торжествующим гвалтом воронье атакует город, как эскадрильи пикирующих бомбардировщиков.
Новое солнце дарит городу новые лучи. Сверкают огромными стеклами небоскребы. В небе — ни облачка. Только вдоль горизонта тянется черная полоска неистребимого смога. Да где-то на западе невысказанным посланием затерялся тоненький серп луны. Репортерские вертолеты снуют в воздухе беспокойными стрекозами, рассылая по радиостанциям сводки о ситуации на дорогах. У въездов на платную кольцевую уже начинаются пробки.
Но в тесных кварталах и переулках еще копошатся мрачные тени. И свежих воспоминаний о минувшей ночи там по-прежнему хоть отбавляй.
Наше внимание переключается на один из районов в пригороде. Двухэтажные дома с миниатюрными двориками. Все похожи друг на друга, точно капли воды. Их населяют люди с одинаковыми доходами и одинаковым семейным составом. Темно-синие «вольво» у подъездов гордо поблескивают на солнце. Тренировочные сетки для гольфа натянуты вдоль газончиков во дворах. Утренние газеты только-только рассованы по ящикам у ворот. В переулках жители выгуливают больших породистых собак. Из окон слышно, как хозяйки готовят завтрак. Разные люди окликают друг друга по именам. Здесь тоже готовятся к началу нового дня. Для кого-то он не будет отличаться от тысяч таких же, а кому-то запомнится на всю жизнь. Но пока и для тех, и для других этот день — лист белой бумаги, на котором еще ничего не написано.
Из сотен одинаковых домиков мы смотрим на первый попавшийся и спускаемся прямо к нему. Бесшумно просачиваемся сквозь кремовые жалюзи в окне второго этажа — и оказываемся в комнате Эри Асаи.
На кровати рядом с сестрой спит Мари. Мы слышим ее дыхание. Очень ровное и спокойное. Похоже, наконец-то она согрелась: щеки порозовели. Непослушная челка сбилась на лоб. То ли новый сон, то ли воспоминание о прошедшей ночи вызывает на ее губах чуть заметную тень улыбки. Пропутешествовав через долгую страшную тьму, Мари встретилась с разными ночными людьми — и в итоге вернулась туда, откуда ушла. Теперь — по крайней мере, здесь и сейчас — ей больше нечего опасаться. Ей девятнадцать. Ее жизнь надежно защищена крышей и стенами этого дома. А также газоном, двориком, сигнализацией на воротах, свежевымытым «вольво» и соседками-домохозяйками со всеми их породистыми псами. Мягкий утренний свет, пробиваясь сквозь жалюзи, согревает ее хрупкое тело. Ее левая рука покоится на волосах сестры. Ладонь приоткрыта, пальцы расслаблены.
В лице у Эри, однако, ничего не меняется. Ни прихода сестры, ни того, что она уже не одна в постели, спящая не заметила.
Впрочем, нет — вот еле заметно дрогнули ее губы. Совсем слабо — и на долю секунды. Но эта доля секунды не укрылась от нашего цепкого взгляда. А может, эта еле заметная дрожь — начало какой-то реакции? А эта реакция — первая ласточка больших перемен? Сознание Эри, на мгновение выглянув из своей бездны, посылает нам некий знак. По крайней мере, теперь мы в этом уверены.
Тихо и бережно, стараясь не спугнуть нашу уверенность никакими сомнениями, мы доверяем ее солнцу нового дня. Ведь эта ночь только что миновала. И до прихода следующей у нас еще есть какое-то время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36