ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


– Я могу у вас спросить, давно ли вы знаете мистера Джерарда?
– Давно? – переспросил мистер Дожен.
Леда подозревала, что во многих семьях повар, горничная, дворецкий знают о привычках хозяина порой больше, чем кровные родственники.
– Может быть, уже несколько лет? Мистер Дожен, вы давно служите у мистера Джерарда?
– А… давно. Шестнадцать, восемнадцать. До того работать у леди Эшланд. Она заботиться о Самуа-сан.
– А, леди Эшланд!
Леда считала, что если он работал у леди Эшланд, то, значит, характер у него замечательный. Она не вспомнила, упоминала ли леди Тэсс когда-нибудь имени Дожен.
– А Манало молод. Нет тридцать, да? – Дожен кивнул в сторону гавайца. – Возможно, шесть-семь лет работать у Самуа-сан, да?
Манало довольно усмехнулся.
– Много. Давно. Не купаться. Не на лошадь. Ауве! Работать! – он провел по лбу, изображая усталость.
– Возможно, если вы хорошо его знаете… – Леда понизила голос, – я плохо представляю, как обставить дом, чтобы мужчине понравилось. Может быть, вы мне выскажете какие-нибудь предложения?
Они оба заморгали глазами.
– Какую мебель любят мужчины? Что бы он предпочел видеть в своем доме?
– Кровать, – сказал Манало, явно подмигнув ей.
– Да, – кивнул Дожен, – вещь первый – кровать. Спать муж любит!
Леда почувствовала, что краснеет. Пока Манало глупо ухмылялся, мистер Дожен начал пространное описание кровати, которая у него была готова.
Невзирая на примитивность Манало (Леда не удивилась, если бы увидела его жующим сырой лук), он был искренен. Явно считал, что столы, стулья и все прочее не так важно. Будь то тюфяк с перьями или связка пальмовых листьев, кровать – вещь первой необходимости, в которой нуждается муж.
– Итак, – сказала Леда Дожену, наконец, – вы принесете кровать.
– Принести кровать, – Дожен поклонился, – кровать есть дом.
– Да, – согласилась Леда, – на это хочется надеяться.
– Мистер Дожен сказал мне, что у него есть прекрасная кровать из дерева, из которого только скрипки делать, – она ложечкой размешивала мороженое. – Я не очень знаю, что это за вид дерева.
– Это верхняя часть коа, – Сэмьюэл наблюдал за нею. Она не смотрела на него. Она избегала его взгляда с тех самых пор, как он посадил ее в коляску, чтобы отправить в отель. – Очень дорогое ценное дерево. Ее ложечка замерла.
– Ты думаешь, слишком дорого?
– Трать деньги на все, что тебе понравится.
Она попробовала мороженое.
Сэмыоэл не знал, зачем он сидит здесь. У него куча дел. Но он сидит, смотрит на ее руки, ее волосы, ее бледно-розовую юбку.
– Я подумала, что восточный узор будет привлекателен. Тебе бы понравилось?
– Как ты хочешь, мне все равно.
Он понимал, что его ответ невежлив. Но какой это риск – она здесь. Он не мог просчитать, осознать всей опасности. Он не хотел, чтобы она была в доме. Его душа требовала, чтобы он запер ее в комнате и приставил десять сторожей у двери.
Он не хотел допустить, чтобы она оставалась здесь, но сидел и слушал ее мягкий голос: какие занавески предпочесть, легко ли найти хорошего повара за умеренную плату…
Он чувствовал, что его тянут куда-то. И это трогательное внимание к его вкусу, деликатность, непосредственность. Она остается. Она строит планы на будущее. Говорит о его доме, как жена.
Мороженое растаяло на ее тарелочке.
За окном уже темнел закат. Мягкий воздух просачивался в столовую. Но она все еще водила ложечкой по тарелке, и ее речь все лилась и лилась.
– Возможно, у тебя нет дел вечером, – она взглянула на него из-под ресниц, – ты захочешь выпить кофе в нашем номере?
Как плохо, что она в опасности! Если он останется с ней, то будет знать, что все в порядке. Он кивнул и быстро встал, потом отодвинул ее стул.
Номер был самым большим в отеле. Высокий потолок, в гостиной можно принимать гостей. Огромные букеты цветов в китайских вазах стояли на каждом столике.
Каким-то таинственным путем появился кофе на серебряном подносе – мальчик вошел, а потом исчез, как тень.
Сэмьюэл начал ходить вдоль огромного окна, выходящего на балкон.
Леда взяла чашку с кофе. Ее освещал только фонарь с красным бумажным абажуром, а также пробивался свет сквозь незадернутые наполовину венецианские гардины.
– Зачем ты вернулась? – спросил он. Она .размешала сахар.
– Потому что это неправильно. Я не должна уезжать.
– Я сказал тебе, что ты свободна. Ее губы упрямо изогнулись.
– И это неправильно.
– Ты должна была уехать, – гардины зашуршали, когда он задел их рукой, – черт возьми, я не могу… не могу обещать… Уезжай отсюда! Ты не обязана быть со мной!
– Брак – это определенные обязательства, скрепленные торжественной клятвой. Не знаю, как я смогу поддерживать тебя в горе и радости, если буду на непреодолимом расстоянии.
– Это все комедия! И ты бы дала клятву, если бы знала, как все будет? Она встала.
– Это не комедия. Я не позволю тебе говорить так!
– Ты слишком великодушна! Прямо святая!
– Ты хочешь посмеяться? Ты забыл даже выразить чистосердечное сожаление, что я не та, на которой ты хотел жениться!
– Я не жалею об этом, – пробормотал он.
– Нет? Я полагаю, что ты просто решил использовать меня как замену. Как видишь, я тоже дошла до насмешки. Ты меня к этому вынудил. Надеюсь, ты удовлетворен!
– Я не жалею, – повторил он. – Я не жалею. Я люблю тебя!
Сэмьюэл почувствовал, как участилось его дыхание. Он словно завис над пропастью – бездонной пропастью, без всякой опоры.
– Но это ничего не меняет. Я не хочу, чтобы ты была здесь, на островах. Я не хочу, чтобы ты была в моем доме. Это ясно?
Он видел ее отражение в зеркале. Неподвижность. На лице ничего не прочесть. Пальмы за окнами издавали легкий шорох. Сквозняк раздвинул гардины, пробрался в комнату.
Она тихо заговорила.
– Дорогой сэр, я никогда не считала вас человеком неразумным. Но то, что вы говорите, мне непонятно.
– Забудь! Просто забудь!
Он прошел в спальню, проверил засов.
Коща она вошла, Сэмьюэл стоял в сумеречном свете фонаря, глядел на кровать с сеткой от москитов. Леда тихо сказала:
– Я не смогу. Не смогу забыть.
– Забудь! Оставайся или уезжай! Поступай, как хочешь!
– Я никогда не хотела уезжать. Я слишком люблю тебя, ты знаешь.
Он быстро взглянул на нее:
– Боже, где безупречность манер? Когда джентльмен признается в любви, – он сделал вид, что цитирует по памяти из какой-то книги, – то леди должна ответить уклончиво, чтобы он не выглядел полным идиотом.
Она смотрела на него, затем потупила взгляд.
– Ты думаешь, то, что я сказала, неправда?
– Зная все обо мне, ты не можешь это чувствовать. Леда продолжала смотреть в пол.
– Все, что я знаю о тебе, – замечательно. Он рассмеялся, громко, грубо.
– Вот как!
– Все, – повторила она.
– Ты знаешь, да? Она сказала тебе? Она подняла глаза, в них светилась нежность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102