Евреям даже разрешалось не помещать в своих молельнях изображение императора; ну, а то, что все они — ярые колдуны и маги, было общеизвестно.
Хотя Нерона и обвиняли в преднамеренном поджоге Рима и вслух, и шепотом, все прекрасно сознавали, что объявить его преступником нельзя. Однако должен же был кто-нибудь ответить за несчастья, обрушившиеся на город!
Против императора выступали главным образом члены древних богатых семейств, потерявшие, при пожаре свои почитаемые реликвии и восковые пантеоны домашних богов. Их недовольство поддерживали нувориши, опасавшиеся утратить огромные состояния при уплате государственных налогов. С другой стороны, простолюдины сумели оценить заботу, которую проявили о них власти, и скорость, с какой они это делали. Кроме того, народу ни за что не приходилось платить.
Римляне низкого звания издавна привыкли чтить своих императоров. Они видели в цезаре защитника народных интересов, способного противостоять знати; личность его была неприкосновенна. Плебеи испытывали злобную радость, когда богачи отдавали Нерону свои земельные участки, и ликовали, узнав о каком-либо другом ущемлении их прав. Впрочем, от этого ненависть к евреям в Риме ничуть не уменьшалась.
Уверяли, будто иудеи давно предсказывали большой пожар. Вспоминали, как Клавдий в свое время изгонял их из столицы. Сначала люди всего лишь делали намеки и строили предположения, но вскоре в городе открыто заговорили о том, что Рим подожгли евреи. Они, мол, мечтали об исполнении пророчества и хотели нажиться на человеческом страдании.
Такого рода разговоры таили в себе большую опасность, и потому несколько известных в Риме евреев обратились к Поппее, прося у нее заступничества перед Нероном. Они объяснили императрице, в чем различие между иудеями и христианами, хотя сделать это было нелегко, так как Иисус из Назарета безусловно являлся иудеем. Основную часть римских христиан составляли евреи, отлученные от синагоги и не признававшие обряд обрезания.
Поппея полагала себя женщиной набожной. Она почитала Иерусалимский храм и даже знала истории об Аврааме, Моисее и прочих иудейских святых. Однако просители не были с ней до конца откровенны и умолчали о скором пришествии Мессии, предсказанном в древних книгах.
Поппея растерялась от обилия мудрых речей и послала за мной, чтобы узнать, чего же, собственно, добиваются от нее евреи.
— Они хотят, чтобы ты разрешила их спор, — ответил я шутливо. — Чей, мол, Мессия, Иисус из Назарета?
Евреев мой ответ возмутил.
— Это вовсе не смешно, — заявили они. — Христианский Христос не имеет к нам никакого отношения. Да будут прокляты те, кто признает его иудейским Мессией! Мы не имели и не имеем ничего общего с ними, и неважно, обрезаны они или нет. Это христиане предсказывали Страшный суд и пели во время пожара благодарственные гимны. Мы не в ответе за их преступления.
— Но христиане не преступники, — поспешно возразил я. — Они кроткие и миролюбивые, хотя и глуповатые люди. Они куда глупее вас. Вы же не верите в неотвратимость божьей кары и тысячелетнее царство, не так ли?
Евреи обиженно взглянули на меня и, сдвинув головы, принялись совещаться.
— Ладно, оставим это, — сказали наконец они. — Все, чего мы сейчас хотим от вас, это обещания, что вина христиан не будет перенесена на евреев. Мы же со своей стороны убеждены, что эти сектанты способны на любую пакость.
Разговор нравился мне все меньше и меньше.
— В твоем утомленном взоре, Поппея, я ясно вижу признаки надвигающейся головной боли, — озабоченно произнес я. — Давайте завершать нашу беседу. Итак, евреи отрицают свою связь с христианами. Наши благочестивые посетители считают христиан плохими, а себя — хорошими. Верно?
Лица стариков ожесточились, но я, не обратив на это никакого внимания, продолжал:
— Возможно, среди христиан действительно есть бывшие преступники, но все они давно вступили на путь исправления, и их грехи прощены. Впрочем, я слышал, что их бог суровее всего наказывает за гордыню… Я повторяю: христиане миролюбивы и тихи. Они всегда рады помочь бедным, утешить больных и несчастных и навестить узников. Что же в этом дурного?
Поппея внезапно вновь проявила интерес к разговору.
— И все-таки, о чем это толкуют наши собеседники? На какие такие пакости способны христиане? — спросила она. — Есть в этом деле нечто подозрительное, но я не могу понять, что именно.
— Может, до тебя доходили дурацкие сплетни о виновниках пожара? — улыбнулся я. — По-моему, евреи запоздало пытаются внушить нам, что они не поджигали Рима и что за это должны ответить другие люди. Они, видишь ли, полагают, будто эти обвинения столь же вздорны, как и обвинения, выдвигаемые некоторыми безумцами против самого императора.
Но улыбка сползла с моего лица, когда я услышал слова Поппеи. Ах, как же ругал я себя за то, что забыл о ее страхе перед таинственной еврейской магией! Иначе мне надо было повести разговор, совсем иначе.
Итак, Поппея, вся просветлев, воскликнула:
— Теперь я поняла вас, уважаемые! Идите же с миром и ничего не бойтесь. Я не допущу, чтобы вас подозревали хоть в чем-нибудь дурном. Очень хорошо, что вы обратились ко мне и объяснили разницу между вами и христианами.
Евреи благословили ее именем своего бога и, сияя от счастья, удалились.
— Неужели ты не осознаешь, что их ненависть к христианам круто замешена на обыкновенной зависти? — спросил я. — Христианское учение завоевало сердца многих и многих, и оттого Иерусалим и синагоги лишились большого количества даров.
— Если у евреев есть причины ненавидеть христиан, — резко заявила Поппея, — значит, эти сектанты опасны и коварны. Ты же сам только что утверждал, будто среди них встречаются преступники.
Больше она не пожелала слушать никаких объяснений. В ее хорошенькой головке попросту не нашлось бы для них места. Я думаю, что она прямиком отправилась к Нерону и убедила его, что Рим подожгли члены опасной христианской секты, состоящей сплошь из грабителей и убийц.
Нерон был очень доволен, когда узнал об этом, и тут же приказал Тигеллину найти побольше доказательств вины христиан. Но, предупредил он, расследование не должно касаться евреев, ибо учение последних только напоминает христианское, не имея с ним на самом деле ничего общего.
Вообще-то такого рода следствие положено было бы вести префект}' города, однако император больше доверял Тигеллину. Этого человека совершенно не занимали религиозные тонкости, он просто слепо выполнял приказ. Был учинен розыск среди выходцев с Востока, кои во множестве приезжали в Рим, и за один день арестовали тридцать подозрительных лиц, которые охотно признались в том, что они — христиане, и очень удивились, когда их отвели в тюрьму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
Хотя Нерона и обвиняли в преднамеренном поджоге Рима и вслух, и шепотом, все прекрасно сознавали, что объявить его преступником нельзя. Однако должен же был кто-нибудь ответить за несчастья, обрушившиеся на город!
Против императора выступали главным образом члены древних богатых семейств, потерявшие, при пожаре свои почитаемые реликвии и восковые пантеоны домашних богов. Их недовольство поддерживали нувориши, опасавшиеся утратить огромные состояния при уплате государственных налогов. С другой стороны, простолюдины сумели оценить заботу, которую проявили о них власти, и скорость, с какой они это делали. Кроме того, народу ни за что не приходилось платить.
Римляне низкого звания издавна привыкли чтить своих императоров. Они видели в цезаре защитника народных интересов, способного противостоять знати; личность его была неприкосновенна. Плебеи испытывали злобную радость, когда богачи отдавали Нерону свои земельные участки, и ликовали, узнав о каком-либо другом ущемлении их прав. Впрочем, от этого ненависть к евреям в Риме ничуть не уменьшалась.
Уверяли, будто иудеи давно предсказывали большой пожар. Вспоминали, как Клавдий в свое время изгонял их из столицы. Сначала люди всего лишь делали намеки и строили предположения, но вскоре в городе открыто заговорили о том, что Рим подожгли евреи. Они, мол, мечтали об исполнении пророчества и хотели нажиться на человеческом страдании.
Такого рода разговоры таили в себе большую опасность, и потому несколько известных в Риме евреев обратились к Поппее, прося у нее заступничества перед Нероном. Они объяснили императрице, в чем различие между иудеями и христианами, хотя сделать это было нелегко, так как Иисус из Назарета безусловно являлся иудеем. Основную часть римских христиан составляли евреи, отлученные от синагоги и не признававшие обряд обрезания.
Поппея полагала себя женщиной набожной. Она почитала Иерусалимский храм и даже знала истории об Аврааме, Моисее и прочих иудейских святых. Однако просители не были с ней до конца откровенны и умолчали о скором пришествии Мессии, предсказанном в древних книгах.
Поппея растерялась от обилия мудрых речей и послала за мной, чтобы узнать, чего же, собственно, добиваются от нее евреи.
— Они хотят, чтобы ты разрешила их спор, — ответил я шутливо. — Чей, мол, Мессия, Иисус из Назарета?
Евреев мой ответ возмутил.
— Это вовсе не смешно, — заявили они. — Христианский Христос не имеет к нам никакого отношения. Да будут прокляты те, кто признает его иудейским Мессией! Мы не имели и не имеем ничего общего с ними, и неважно, обрезаны они или нет. Это христиане предсказывали Страшный суд и пели во время пожара благодарственные гимны. Мы не в ответе за их преступления.
— Но христиане не преступники, — поспешно возразил я. — Они кроткие и миролюбивые, хотя и глуповатые люди. Они куда глупее вас. Вы же не верите в неотвратимость божьей кары и тысячелетнее царство, не так ли?
Евреи обиженно взглянули на меня и, сдвинув головы, принялись совещаться.
— Ладно, оставим это, — сказали наконец они. — Все, чего мы сейчас хотим от вас, это обещания, что вина христиан не будет перенесена на евреев. Мы же со своей стороны убеждены, что эти сектанты способны на любую пакость.
Разговор нравился мне все меньше и меньше.
— В твоем утомленном взоре, Поппея, я ясно вижу признаки надвигающейся головной боли, — озабоченно произнес я. — Давайте завершать нашу беседу. Итак, евреи отрицают свою связь с христианами. Наши благочестивые посетители считают христиан плохими, а себя — хорошими. Верно?
Лица стариков ожесточились, но я, не обратив на это никакого внимания, продолжал:
— Возможно, среди христиан действительно есть бывшие преступники, но все они давно вступили на путь исправления, и их грехи прощены. Впрочем, я слышал, что их бог суровее всего наказывает за гордыню… Я повторяю: христиане миролюбивы и тихи. Они всегда рады помочь бедным, утешить больных и несчастных и навестить узников. Что же в этом дурного?
Поппея внезапно вновь проявила интерес к разговору.
— И все-таки, о чем это толкуют наши собеседники? На какие такие пакости способны христиане? — спросила она. — Есть в этом деле нечто подозрительное, но я не могу понять, что именно.
— Может, до тебя доходили дурацкие сплетни о виновниках пожара? — улыбнулся я. — По-моему, евреи запоздало пытаются внушить нам, что они не поджигали Рима и что за это должны ответить другие люди. Они, видишь ли, полагают, будто эти обвинения столь же вздорны, как и обвинения, выдвигаемые некоторыми безумцами против самого императора.
Но улыбка сползла с моего лица, когда я услышал слова Поппеи. Ах, как же ругал я себя за то, что забыл о ее страхе перед таинственной еврейской магией! Иначе мне надо было повести разговор, совсем иначе.
Итак, Поппея, вся просветлев, воскликнула:
— Теперь я поняла вас, уважаемые! Идите же с миром и ничего не бойтесь. Я не допущу, чтобы вас подозревали хоть в чем-нибудь дурном. Очень хорошо, что вы обратились ко мне и объяснили разницу между вами и христианами.
Евреи благословили ее именем своего бога и, сияя от счастья, удалились.
— Неужели ты не осознаешь, что их ненависть к христианам круто замешена на обыкновенной зависти? — спросил я. — Христианское учение завоевало сердца многих и многих, и оттого Иерусалим и синагоги лишились большого количества даров.
— Если у евреев есть причины ненавидеть христиан, — резко заявила Поппея, — значит, эти сектанты опасны и коварны. Ты же сам только что утверждал, будто среди них встречаются преступники.
Больше она не пожелала слушать никаких объяснений. В ее хорошенькой головке попросту не нашлось бы для них места. Я думаю, что она прямиком отправилась к Нерону и убедила его, что Рим подожгли члены опасной христианской секты, состоящей сплошь из грабителей и убийц.
Нерон был очень доволен, когда узнал об этом, и тут же приказал Тигеллину найти побольше доказательств вины христиан. Но, предупредил он, расследование не должно касаться евреев, ибо учение последних только напоминает христианское, не имея с ним на самом деле ничего общего.
Вообще-то такого рода следствие положено было бы вести префект}' города, однако император больше доверял Тигеллину. Этого человека совершенно не занимали религиозные тонкости, он просто слепо выполнял приказ. Был учинен розыск среди выходцев с Востока, кои во множестве приезжали в Рим, и за один день арестовали тридцать подозрительных лиц, которые охотно признались в том, что они — христиане, и очень удивились, когда их отвели в тюрьму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101