Когда-то ты бессердечно покинул меня, не подумав о моих чувствах, но я последовала за тобой даже в Египет. Я признаю, что у меня были для этого и другие причины, но у тебя у самого была в Галилее еврейка, а потом эта ужасная Мирина, в добропорядочности которой ты меня не убедишь, даже если воздвигнешь сотни се статуй на всех рыночных площадях Азии, Но в то время и у меня были свои слабости. Главное же сейчас — это то, что ты меня любишь и говоришь мне, что я прекрасна, хотя волосы у меня на самом деле крашеные, на шее складки и морщины, и рот мой полон вставных зубов.
Пока они разговаривали, юноша-христианин с узкой красной каймой на тунике, осмелев после выпитого вина, спросил центуриона, есть ли у него приказ арестовывать всех встреченных им христиан. Центурион замотал головой и сказал, что ему лишь велели казнить моего отца и Туллию, причем проделать это в безлюдном месте.
Тогда молодой всадник сказал, что он тоже христианин, и предложил моему отцу разделить с ним священную христианскую еду, хотя сделать это за закрытыми дверями они не смогут, да и вечер еще не наступил. Но, может быть, добавил он, это допустимо, учитывая сложившиеся обстоятельства.
Центурион объявил, что у него нет возражений и что он не боится колдовства; на самом деле ему было любопытно — ведь о христианах говорили много странного. Мой отец охотно согласился, но попросил юношу благословить хлеб и вино.
— Я не могу сделать этого сам, — сказал мой отец, — возможно, из-за моего собственного тщеславия и упрямства. Но тогда в Иерусалиме на учеников Христа из Назарета снизошел святой дух, и они окрестили множество людей, чтобы этот дух снизошел и на них тоже. Всем своим сердцем я желал принять крещение вместе с другими, но они мне отказали, потому что я не был чист духовно; они попросили меня также молчать о тех вещах, которые я не понимал. На всю жизнь я запомнил их заветы и никогда и никого не наставлял; только иногда — и, наверное, напрасно — я говорил о том, что сам видел, или о том, что почитал правдивым. Иногда случалось, я пытался разрешить недоразумения. Я был крещен здесь, в Риме, когда Кифа в своем великодушии попросил меня простить его за то, что он мне тогда грубо отказал. Он давно уже был в долгу передо мной, потому что однажды в горах Галилеи, на пути в Иерусалим, я одолжил ему осла, чтобы он смог отправить домой в Капернаум свою тещу, которая поранила ногу. Извините мне мою болтовню. Я вижу, солдаты зевают и глазеют на небо. Многие старики любят поговорить о прошлом, и я не исключение. Ну, а от вина мой язык совсем распустился.
Мужчины-христиане встали на колени, и Туллия тоже последовала их примеру, и несколькими словами молодой всадник освятил хлеб и вино, уподобив их плоти и крови Христа. Они помолились со слезами на глазах и потом нежно поцеловали друг друга. Туллия сказала, что в ней все трепещет, словно в предвкушении рая. Она пойдет рука об руку с моим отцом, добавила она, туда, куда он сейчас отправится.
Преторианцы пошептались между собой и признались, что они не увидели ничего дурного в этом колдовстве. Затем, опять взглянув на небо, центурион многозначительно откашлялся. Мой отец торопливо оплатил счет, не забыв о щедром вознаграждении за услугу, и отдал оставшиеся деньги центуриону, чтобы он разделил их между солдатами. При этом он снова попросил у преторианцев прощения за причиненное беспокойство и благословил их во имя Христа.
Центурион вежливо предложил отцу и Туллии зайти за надгробный памятник, поскольку у него есть приказ действовать тихо и незаметно.
Тут всадник-христианин разразился рыданиями и сказал, что, когда он освящал хлеб и вино, он неожиданно почувствовал в себе такие силы и уверенность, что больше не желает пребывать в ожидании. Его терзает мысль, что многим смиренным христианам разрешено принять муки в цирке ради славы Христа, а сам он, еще юноша, возможно, не проявит в надвигающиеся времена гонений должной стойкости. Поэтому он просит центуриона отрубить и его голову, позволив ему тем самым немедленно отправиться в самое прекрасное из всех путешествий. Он виновен в той же степени, что и другие христиане, и его следует наказать так же, как их.
Центурион изумился, но после недолгого размышления признал, что, вероятно, ни в коей мере не изменит своему долгу, если разрешит молодому человеку умереть вместе с моим отцом и Туллией. Как только он согласился, некоторые из присутствовавших при разговоре христиан, сидевшие неподалеку, стали страстно умолять доставить это удовольствие и им.
Однако я обязан пояснить, что, как мне рассказывали, все они прежде отведали вина, предложенного им моим отцом, причем в изрядных количествах.
Но центурион твердо отказал им, заявив, что Даже его благосклонность имеет свои пределы. Одного христианина сверх предписанного ему количества он, пожалуй, еще может казнить и даже доложить об этом начальству, но массовая казнь привлечет ненужное внимание, да и заполнять восковые Дощечки, сочиняя отчет о случившемся, ему будет сложно: не очень-то он любит писать.
Впрочем, он добавил, что все увиденное и услышанное произвело на него такое впечатление, что он бы очень хотел когда-нибудь побольше узнать о всех этих вещах, веровании и обрядах христиан. Христос, очевидно, могущественный бог, если сумел внушить своим приверженцам, будто смерть радостна. По крайней мере ему ни разу не приходилось встречать человека, который добровольно пожелал бы умереть, например, за Юпитера или хотя бы за Вакха. Вот разве что за Венеру могли бы найтись охотники.
Преторианцы отвели моего отца, Туллию и всадника, чье имя центурион в последний момент нетвердой рукой нацарапал на восковой дощечке, за надгробный памятник и выбрали среди себя лучшего воина, который умел рубить головы с одного удара.
Мой отец и Туллия умерли, стоя на коленях и держась за руки. Некий христианин, видевший казнь и впоследствии поведавший мне о случившемся, утверждал, что земля задрожала, а небо полыхнуло огнем, ослепив присутствующих. Но я думаю, он сказал так, чтобы сделать мне приятное; возможно, впрочем, что все это ему приснилось.
Преторианцы бросили жребий, желая выяснить, кому оставаться охранять тела до появления родственников, которые возьмут на себя заботу о них. Когда те, кто стоял рядом, увидели, что происходит, они вызвались сами присмотреть за покойниками, ибо все христиане — братья и по-родственному обязаны помогать друг другу даже после смерти.
Центурион нашел это утверждение юридически сомнительным, но с благодарностью принял предложение, так как не хотел лишать кого-нибудь из своих людей удовольствия побывать на цирковом представлении.
Было уже около полудня, когда солдаты поспешили обратно в город, к мосту, ведшему на другую сторону реки, в надежде успеть-таки занять в цирке стоячие места рядом с остальными преторианцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101