Правда, Нерон милостиво заменил им смертную казнь ссылкой, однако цели своей добился: привел в порядок запутанные финансовые дела империи и наполнил пустую казну.
Основную часть государственных расходов поглощала подготовка к войне с Парфией. Самому Нерону денег, как ни странно, требовалось не очень много, я бы даже назвал его человеком довольно умеренным — по императорским меркам, конечно, — особенно в сравнении с некоторыми непонятно каким образом разбогатевшими выскочками. Благодаря влиянию покойного Петрония у Нерона развился хороший вкус, изменявший ему лишь тогда, когда какая-нибудь дорогая вещь сама плыла ему в руки.
К его чести следует, например, сказать, что, подбирая замену уничтоженным пожаром произведениям искусства, он брал из казны только суммы, необходимые для оплаты доставки их в столицу. Он отправил знатоков древностей во все провинции империи, и эти люди прочесывали города и городишки в поисках статуй, достойных украсить Золотой дом.
Греки, разумеется, были этим не слишком-то довольны, и в Пергаме даже вспыхнуло восстание. Но если оставить в стороне возмущение и негодование местных жителей, то надо признать, что посланцы Нерона действовали весьма грамотно: даже в Афинах, в свое время основательно разграбленных, и в Коринфе, откуда, казалось бы, все мало-мальски ценное давно вывезли, они нашли скульптуры и фрески времен греческого Золотого века.
Коринф лишь относительно недавно вновь стал процветающим и богатым, и немудрено, что тамошние торговцы и судовладельцы начали вкладывать деньги в искусство. Многие из них успели собрать неплохие коллекции, лучшие экспонаты которых — в основном, старинные статуи — заняли приличествующие им место в переходах и галереях императорского дворца.
Золотой дом был столь велик, что требовал все новых и новых произведений искусства, и в порту один за другим разгружались корабли, присланные уполномоченными Нерона из провинций. Большую часть скульптур — ту, что император посчитал не очень ценной, — он раздаривал друзьям, желая обладать лишь совершеннейшими образцами искусства древних.
Так я стал владельцем мраморной Афродиты работы Фидия, на удивление хорошо сохранившей свой первоначальный цвет. Она до сих пор не перестала мне нравиться, хотя ты и кривишься недовольно всякий раз, когда видишь ее. Зря, между прочим. Взял бы лучше да подсчитал, как долго смог бы ты содержать свою конюшню на вырученные за эту статую деньги.
Из-за предстоящей войны с парфянами, а также из-за терзаний совести Нерон отказался от проведения денежной реформы и позволил вновь вернуться к чеканке прежних полновесных золотых и серебряных монет с изображением Юноны. Государство поправило свои финансовые дела, и император уже не опасался, что его архитектурные замыслы нельзя будет воплотить в жизнь из-за нехватки средств. Вдобавок до него дошли слухи о недовольстве легионеров, которых тайно направляли на восток для укрепления войска Корбулона: солдаты роптали по поводу того, что на их жалованье можно было купить куда меньше товаров, чем раньше, и многие открыто обвиняли Нерона, сделавшего монеты более легкими.
Дабы умиротворить легионеров, император даровал им разные льготы, подобно тому, как он поступил когда-то с преторианцами, которые стали получать хлеб бесплатно. Однако повысить жалованье на одну пятую часть он, конечно же, не мог, потому что это легло бы тяжким бременем на государственную казну.
И тогда Нерон предпринял кое-что такое, до чего, пожалуй, никто другой попросту бы не додумался. Я не осудил его в те дни, как не осуждаю и сейчас, потому что он заботился не столько о своем благе, сколько о благе Рима, однако же не могу не назвать его поступок бесстыдством. Содержащие медь серебряные императорские монеты обменивались на новые полновесные в соотношении десять к восьми, так что при обмене за пять старых тусклых дисков давали только четыре новых.
Сам я при этом ничего не потерял, но бедняки стали еще беднее и проклинали Нерона ничуть не меньше, чем в дни начала денежной реформы. В общем, народной любви все это ему не прибавило, хотя легионеры вроде бы остались довольны, несмотря на то, что их жалованье, если считать в чистом серебре, даже несколько уменьшилось и выплачивалось от случая к случаю.
Нерон так и не научился разбираться в финансовых вопросах и всю жизнь с удовольствием прислушивался к своим лукавым советникам.
Он лишь умел печально покачивать головой, внимая рассказам об опустевшей в очередной раз казне, но собственных предложений о том, как поправить дело, никогда не имел. В последние же годы его правления занятия пением отнимали у него так много времени, что он едва успевал просмотреть налоговые провинциальные ведомости, чтобы отыскать там зажиточных людей, имущество которых можно было бы конфисковать в качестве штрафа за недоносительство о заговоре Пизона.
Впрочем, собственность отнимали не только за это. Кто-то выглядел подозрительно грустным в то время, когда наказывали бунтовщиков, кто-то не поздравил Нерона с днем рождения, а кто-то так и вообще совершил тягчайшее преступление — непочтительно отозвался о его голосе. Ни один богач не мог чувствовать себя в безопасности. Любой рисковал вызвать высочайшую немилость, задремав на спектакле или хотя бы неосторожно зевнув; некоторым становилось дурно, а несколько женщин даже разрешилось от бремени прямо в цирке, однако император был неумолим: только самая серьезная болезнь избавляла от необходимости присутствовать на его выступлениях.
Предстоящая война с Парфией требовала от властей все более увеличивать налог с оборота (который тем не менее с трудом покрывал расходы на предметы роскоши), и в результате большинство товаров продавалось из-под прилавка. Чтобы не допускать этого, солдаты частенько обыскивали торговые кварталы, и провинившимся грозил либо денежный штраф, либо конфискация товара.
Мой бывший тесть Флавий Сабиний стыдился проводить подобные обыски, но нес за них ответственность как городской префект; опасаясь за свой авторитет, он стал предупреждать лавочников о времени очередной проверки, и его состояние многократно возросло всего за несколько недель.
Немало денег принесло Нерону и тщеславие Статилии Мессалины. Зная, что более всего ей идут аметистовый и пурпурный цвета, она уговорила императора запретить продажу этих красок, чтобы единственной из женщин носить подобные одеяния. Разумеется, с тех пор любая уважающая себя римлянка считала невозможным появиться в обществе преданных друзей без пояса, накидки или головной повязки запрещенных цветов.
Понятно, что торговля аметистовыми и пурпурными красителями и тканями приобрела такой размах, что негоцианты перестали возражать против штрафов и конфискаций — конечно, не очень частых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101