— Тебе стоит поговорить с мальчиком, Иэн. Его не просто тошнит, ему действительно плохо. Он видел то, для чего еще слишком молод, а твой конь доконал его.
— Это его первый бой, Элинор. То, что его тошнит, — нормальное явление. Каждому мальчику нужно пережить первую кровь. Он должен привыкнуть.
— Боже сохрани! — воскликнула Элинор.
— Боже сохрани? — удивленно отозвался Иэн. — Джеффри должен был узнать, что в битвах убивают людей. Тринадцать лет — не слишком юный возраст, чтобы видеть смерть.
— Он слишком молод, чтобы видеть своего хозяина, охваченного безумием.
— Безумием? Меня? — Глаза Иэна уперлись в покрытую кровью и плотью «утреннюю звезду», а потом опустились на собственное тело.
* * *
Он был полностью залит кровью, руки вымазаны ею выше локтей, плащ от засохшей крови затвердел, как не выдубленная кожа.
— Боже милостивый, — тихо произнес он, — неудивительно, что ты сказала, что мне не следует позволять себе слишком расстраиваться. — Он повернулся к своему оруженосцу. — Оуэн, я действовал как-нибудь необычно?
— Господин, я никогда не видел ничего подобного. Из одиннадцати бандитов вы уложили восьмерых. А лошадь помогала вам, растаптывая всех, кто поднимался.
— Не тогда, — нетерпеливо произнес Иэн, — до боя. Может быть, я не отдавал всех приказов, которые были необходимы?
— О нет, милорд.
Иэн удовлетворенно кивнул.
— Мне тоже кажется, что я вел себя, как обычно. Остальное не важно. Приведи Джеффри ко мне. Прикажи также, чтобы тела были привязаны к худшим лошадям. Когда доберемся до ближайшей фермы, сложим их в телегу.
— Иэн, — тихо сказала Элинор, когда оруженосец ушел. — Это все не так уж важно. Но ты отбросил свой щит. Теперь-то ничего, но в настоящем бою…
— Я никогда не теряю рассудок в обычном бою, — сухо ответил он. — С чего бы? Я не испытываю к своему противнику в бою ни ненависти, ни страха. — Он протянул руку, но, увидев кровь на ней, не посмел прикоснуться к Элинор. Внезапно чувства вернулись к нему, и ему пришлось напрячь тело, чтобы не задрожать, как лист, чтобы удержаться от желания прижать к себе Элинор и зарыдать над ней. — Разве ты не понимаешь? Это все потому…
— Господин?
Дрожащий шепот предотвратил слова, готовые сорваться с губ Иэна. Приступ ярости сменился облегчением. Элинор опять была собой — теплой, заботливой с ним, дружелюбной. Он чуть снова не оттолкнул ее от себя, заговорив о любви. Какой же он идиот, неужели он никогда не поумнеет? Он повернулся к Джеффри. Мальчик не съежился от страха, но глаза его тревожно расширились. Иэн улыбнулся ему.
— Ты знаешь, Джеффри, я был очень доволен, когда ты решил остаться с отрядом, потому что считал, что пора тебя приучать к крови. Правда, я не ожидал, что будет… гм… столько крови.
Тревога во взгляде Джеффри заметно рассеялась, когда он проникся спокойным голосом и взвешенными словами Иэна. Стоявшее перед его глазами видение безумца, молотящего уже мертвые тела в красное месиво, потускнело. Джеффри увидел, как его хозяин поморщился с отвращением, глядя на свою окровавленную ладонь. Крови было так много, что она просочилась через кожаную рукавицу.
— Ты не должен огорчаться, что почувствовал себя плохо, — продолжал Иэн. — Я не хочу говорить тебе, сколько раз у меня самого выворачивало кишки после боя, и Оуэн точно так же чувствует себя. Это обычное дело. Никто не упрекнет тебя за это, не станет хуже к тебе относиться.
Элинор незаметно отошла. Мальчик не нуждался в ней, и ему легче будет разговаривать с Иэном наедине. Иэн был, конечно, прекрасным господином для своих оруженосцев. Жаль, что Адам не мог остаться с ним. Это было совершенно невозможно, подумала Элинор. Даже если бы она не собиралась стать женой Иэна, он не мог стать господином ее сына. Он слишком любил Адама, слишком привык считать его «малышом», чтобы быть его наставником в пору возмужания. Иэн либо слишком оберегал бы своего «милого ребенка», либо, пытаясь избежать этой западни, бросился бы в другую крайность, подвергая Адама слишком большой опасности.
—Он мог по справедливости судить, что нужно делать Джеффри или Оуэну, потому что они не были его «детьми». Ему никогда не приходилось брать их на руки, или получать их влажные детские поцелуи, или направлять их первые шаткие шаги. Иэн знал Джеффри и Оуэна только как юных мужчин, приближающихся к зрелому возрасту. Элинор чуть отвернулась, делая вид, что внимание ее отвлечено чем-то другим, но слух был направлен на тех, кого она только что оставила.
— Я испугался, господин, — едва слышно произнес Джеффри.
«Хороший мальчик», — подумала Элинор. Слова выходили из него с трудом, словно он вытягивал их клещами, но он все же признавался в том, что считал, вероятно, самым страшным грехом и позором.
— Но ты же не убежал, — с ударением произнес Иэн. — Когда ты будешь более уверенно владеть оружием, это чувство уменьшится. И даже если это не так, когда ты исполняешь свой долг, не имеет значения, что у тебя внутри. Например, мой долг инструктировать моих людей и расставлять их по местам, чтобы они выполняли задачу с наименьшими потерями. Обычно благодаря долгой практике это для меня легко. Сегодня я был так зол на эту мразь, которая осмелилась… — Его голос сорвался. — Я хочу сказать, Джеффри, что мне не очень-то хотелось объяснять тебе, куда ехать, или приказывать Джейми приглядывать за тобой, или приказывать солдатам окружать поляну, прежде чем атаковать. Единственное, чего я хотел — это схватиться с теми, кто бросил мне вызов. Однако если бы я не исполнил свой долг, если бы я поступил так, как мне хотелось в душе, многие мерзавцы ускользнули бы.
Мальчик сдержанно кивнул, все еще не способный переварить то, что ему пришлось видеть. Иэн снова улыбнулся.
— Обычно, конечно, такая проблема не возникает. Если я призван на войну королем или даже если я защищаю свои собственные земли, у меня нет причин злиться на тех, кто сражается против меня. Или по крайней мере, — губы Иэна скривились, — злиться до такой степени. — Он указал рукой на бойню, устроенную на поляне.
В глазах Джеффри появился интерес, и щеки его порозовели. Иэн решил, что шок, поразивший мальчика, большей частью преодолен и что время и следующая битва, которая, без сомнения, уже не будет столь кровавой, завершат процесс приучения его к насильственной смерти.
Громкий треск в кустах, к которому Иэн прислушивался вполуха, пока утешал Джеффри, материализовался в серого жеребца, которого провели через лес кругом и вывели на поляну сзади, так как никто не решался провести его мимо мертвых тел. Иэн взглянул на лошадь и едва сам не задрожал.
Кровь засохла на ногах боевого коня до коленных сухожилий, кровью были забрызганы его живот, грудь и даже морда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136