Это его родина, и здесь находится все то, к чему он привязан. Я также говорил, и не один раз, что многое зло, в котором винят короля, не является его виной и что он делает много добра — например, избавив суды от коррупции, поразившей их во времена Ричарда.
Бледность понемногу сошла с лица Солсбери. Он поднял кубок с вином и выпил. Он немного повеселел, хотя в глазах его еще оставалась тень сомнения.
— Да, это правда, — согласился он почти с мольбой.
— Вы не должны думать, что я утрачу веру, — твердо произнес Иэн. — Ни в милости, ни в немилости, ни в оскорблении. Я, конечно, могу покинуть двор — вполне возможно, что мне придется сделать это, поскольку, как вы сами указали, то, что я делаю, может не понравиться королю, — но в любой момент, когда потребуется, я встану под знамя короля.
Вздох, вырвавшийся из груди Солсбери, досказал то, что не было произнесено. Он пришел сюда предупредить Иэна, но также и для того, чтобы покрепче привязать его к человеку, который планировал заговор против его жизни. Безмолвно стоявшая за спиной мужа Элинор боролась с готовым сорваться с языка негодующим замечанием. Но это скоро прошло. Усилия Солсбери были совершенно излишними. Иэн давно уже объяснил ей, что останется предан королю Джону, невзирая ни на какие причины к бунту, потому что для него не было другого короля. Солсбери допил вино и встал.
— Благослови вас Бог, — сказал он мягко. А потом с какой-то горечью добавил: — Храни вас Бог.
Проводив гостя, Элинор вернулась в комнату. Иэн неподвижно сидел, уставясь на черное пятно от разлитого вина. Элинор начала одеваться без помощи служанок. Иэн повернул голову и жадно посмотрел на ее крепкое белое тело. Он не хотел умирать. В нем жила огромная жажда жизни и страсть как можно полнее насладиться тем удовольствием и сокровищем, которое он так долго ждал. Сорочка и туника прикрывали тело, которым, как ему казалось, он никогда не насытится даже в те моменты, когда вливал в нее свое семя. Иэн поднял глаза на ее лицо.
— Может быть, тебе лучше остаться здесь или даже уехать в Айфорд? — медленно произнес Иэн.
Страх сжал горло Элинор, и она смогла выдавить из себя только одно слово:
—Нет.
Иэн снова уставился на пятно.
— Не проси меня об этом, — взмолилась она, когда наконец овладела своим голосом. — Не заставляй меня ждать и молиться в этом безмолвном доме.
— Нет, я не буду тебя заставлять. — Иэн снова посмотрел на нее и улыбнулся. — Я должен был догадаться, что ты предпочтешь смотреть на льющуюся кровь.
— Не твою.
Его улыбка стала шире.
— Немножко, конечно, прольется, но я уверен, не так много, как надеется король. — Затем он нахмурился. — Но я не могу понять, как Солсбери прослышал об этом. Ему ведь никто не рассказывает таких историй о короле, а он знает. Он ведь почти умолял меня отказаться от участия в турнире.
В мозгу Элинор шевельнулось воспоминание, настойчивое воспоминание о том, что Солсбери даже без необходимости встречается с королем.
— Я думаю, что эти сведения пришли от женщины, — сказала она и, помолчав, добавила: — Я почти уверена, что об этом он узнал от своей жены. Мне пришло в голову, что леди Эла не одобряет тесную привязанность своего мужа к брату; Я недооценила эту женщину, Иэн. Она очень умна.
Но Иэн не слушал ее. Он смотрел в окно, и глаза его имели отстраненный вид, как у человека, которому пригрезилось видение.
— Женщина… — произнес он тихо, а затем еще тише, так что Элинор и не услышала бы, если бы не догадывалась, что он шепчет. — Я чуть не забыл…
С этими словами он поспешно оттолкнул стул. Прихрамывая, он пересек комнату, открыл сундук, где лежали драгоценности, и начал грубо рыться в нем. Элинор была так поражена, что не в силах была произнести ни слова и не заметила, что он достал оттуда.
— На ристалище тебя проводят твои люди, — бросил он через плечо. — У меня есть одно дело — долг, который я должен оплатить. Прощай.
Застывшая, онемевшая от неожиданности, Элинор смотрела, как он уходит. Она слушала его трудные шаги вниз по лестнице, слушала, как он отдавал приказы своим людям и оруженосцам, как он оседлал лошадь и ускакал в одиночку — и все это время не могла ни пошевелиться, ни произнести какой-либо звук.
«Женщина, о которой он чуть не забыл… — вертелись в голове рассеянно брошенные ей на прощание слова. — Он оставил меня, — горько подумала Элинор, — возможно, отправляясь на смерть, без поцелуя, без единого нежного слова, без взгляда. Все, что мне осталось на память, это „Прощай“, брошенное в меня, как комок грязи, потому что все его существование целиком посвящено той, другой женщине».
19.
Если бы Элинор видела лицо Иэна, когда он вышел из дома, несколько большего по размерам и более элегантного, чем их собственный, горести ее бы значительно поубавились. Он не был похож на человека, покидавшего с нежностью и грустью любовь всей своей жизни. К радости и удовлетворенности на его лице была примешана растерянность. ДаМа, которой он нанес визит и с которой его связывали действительно давние и приятные отношения, хоть встречались они весьма редко, заговорила достаточно откровенно, когда шею ее украсило великолепное и очень дорогое ожерелье, подаренное Иэном.
Иэну не приходилось сомневаться в ее словах. Сэр де Квинси, закадычный друг ФицУолтера, был одним из ее постоянных клиентов, а она обладала непревзойденной способностью извлекать информацию из мужчин. Иэн покраснел, вспоминая, что он сам разбалтывал ей время от времени. То, что она рассказала ему, однако, смутило его совершенно.
По всей видимости, существовали два совершенно независимых заговора против него. Один из них, тот самый, на который леди Мэри так любезно раскрыла ему глаза, можно было достаточно легко отнести на совесть короля, поскольку он явно нес печать его образа мыслей, хотя никогда не привел бы напрямую к Джону. Да и в любом случае, доказательства против Джона — это было последнее, что интересовало Иэна.
Этот заговор — аккуратная и убийственная комбинация открытого нападения посвященных в это дело врагов со стороны противника и предательства двух-трех рыцарей, записавшихся под его собственным флагом, — мог бы сработать идеально, если бы не было второго заговора. Иэн отчаянно шарил по закоулкам своей памяти в поисках кого-то, кого он мог когда-то обидеть или оскорбить, и кто мог бы желать его смерти, и кто в придачу еще так глуп, чтобы подготовить такой безнадежный план.
Впрочем, это не имело значения. Второй заговор не мог сработать, когда уже был раскрыт, а нераскрытым он не мог остаться по самой своей природе. Когда золото щедро сыплется на бедных странствующих рыцарей еще до того, как они выполнили свою задачу, их языки быстро развязываются за винными кубками и в домах терпимости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Бледность понемногу сошла с лица Солсбери. Он поднял кубок с вином и выпил. Он немного повеселел, хотя в глазах его еще оставалась тень сомнения.
— Да, это правда, — согласился он почти с мольбой.
— Вы не должны думать, что я утрачу веру, — твердо произнес Иэн. — Ни в милости, ни в немилости, ни в оскорблении. Я, конечно, могу покинуть двор — вполне возможно, что мне придется сделать это, поскольку, как вы сами указали, то, что я делаю, может не понравиться королю, — но в любой момент, когда потребуется, я встану под знамя короля.
Вздох, вырвавшийся из груди Солсбери, досказал то, что не было произнесено. Он пришел сюда предупредить Иэна, но также и для того, чтобы покрепче привязать его к человеку, который планировал заговор против его жизни. Безмолвно стоявшая за спиной мужа Элинор боролась с готовым сорваться с языка негодующим замечанием. Но это скоро прошло. Усилия Солсбери были совершенно излишними. Иэн давно уже объяснил ей, что останется предан королю Джону, невзирая ни на какие причины к бунту, потому что для него не было другого короля. Солсбери допил вино и встал.
— Благослови вас Бог, — сказал он мягко. А потом с какой-то горечью добавил: — Храни вас Бог.
Проводив гостя, Элинор вернулась в комнату. Иэн неподвижно сидел, уставясь на черное пятно от разлитого вина. Элинор начала одеваться без помощи служанок. Иэн повернул голову и жадно посмотрел на ее крепкое белое тело. Он не хотел умирать. В нем жила огромная жажда жизни и страсть как можно полнее насладиться тем удовольствием и сокровищем, которое он так долго ждал. Сорочка и туника прикрывали тело, которым, как ему казалось, он никогда не насытится даже в те моменты, когда вливал в нее свое семя. Иэн поднял глаза на ее лицо.
— Может быть, тебе лучше остаться здесь или даже уехать в Айфорд? — медленно произнес Иэн.
Страх сжал горло Элинор, и она смогла выдавить из себя только одно слово:
—Нет.
Иэн снова уставился на пятно.
— Не проси меня об этом, — взмолилась она, когда наконец овладела своим голосом. — Не заставляй меня ждать и молиться в этом безмолвном доме.
— Нет, я не буду тебя заставлять. — Иэн снова посмотрел на нее и улыбнулся. — Я должен был догадаться, что ты предпочтешь смотреть на льющуюся кровь.
— Не твою.
Его улыбка стала шире.
— Немножко, конечно, прольется, но я уверен, не так много, как надеется король. — Затем он нахмурился. — Но я не могу понять, как Солсбери прослышал об этом. Ему ведь никто не рассказывает таких историй о короле, а он знает. Он ведь почти умолял меня отказаться от участия в турнире.
В мозгу Элинор шевельнулось воспоминание, настойчивое воспоминание о том, что Солсбери даже без необходимости встречается с королем.
— Я думаю, что эти сведения пришли от женщины, — сказала она и, помолчав, добавила: — Я почти уверена, что об этом он узнал от своей жены. Мне пришло в голову, что леди Эла не одобряет тесную привязанность своего мужа к брату; Я недооценила эту женщину, Иэн. Она очень умна.
Но Иэн не слушал ее. Он смотрел в окно, и глаза его имели отстраненный вид, как у человека, которому пригрезилось видение.
— Женщина… — произнес он тихо, а затем еще тише, так что Элинор и не услышала бы, если бы не догадывалась, что он шепчет. — Я чуть не забыл…
С этими словами он поспешно оттолкнул стул. Прихрамывая, он пересек комнату, открыл сундук, где лежали драгоценности, и начал грубо рыться в нем. Элинор была так поражена, что не в силах была произнести ни слова и не заметила, что он достал оттуда.
— На ристалище тебя проводят твои люди, — бросил он через плечо. — У меня есть одно дело — долг, который я должен оплатить. Прощай.
Застывшая, онемевшая от неожиданности, Элинор смотрела, как он уходит. Она слушала его трудные шаги вниз по лестнице, слушала, как он отдавал приказы своим людям и оруженосцам, как он оседлал лошадь и ускакал в одиночку — и все это время не могла ни пошевелиться, ни произнести какой-либо звук.
«Женщина, о которой он чуть не забыл… — вертелись в голове рассеянно брошенные ей на прощание слова. — Он оставил меня, — горько подумала Элинор, — возможно, отправляясь на смерть, без поцелуя, без единого нежного слова, без взгляда. Все, что мне осталось на память, это „Прощай“, брошенное в меня, как комок грязи, потому что все его существование целиком посвящено той, другой женщине».
19.
Если бы Элинор видела лицо Иэна, когда он вышел из дома, несколько большего по размерам и более элегантного, чем их собственный, горести ее бы значительно поубавились. Он не был похож на человека, покидавшего с нежностью и грустью любовь всей своей жизни. К радости и удовлетворенности на его лице была примешана растерянность. ДаМа, которой он нанес визит и с которой его связывали действительно давние и приятные отношения, хоть встречались они весьма редко, заговорила достаточно откровенно, когда шею ее украсило великолепное и очень дорогое ожерелье, подаренное Иэном.
Иэну не приходилось сомневаться в ее словах. Сэр де Квинси, закадычный друг ФицУолтера, был одним из ее постоянных клиентов, а она обладала непревзойденной способностью извлекать информацию из мужчин. Иэн покраснел, вспоминая, что он сам разбалтывал ей время от времени. То, что она рассказала ему, однако, смутило его совершенно.
По всей видимости, существовали два совершенно независимых заговора против него. Один из них, тот самый, на который леди Мэри так любезно раскрыла ему глаза, можно было достаточно легко отнести на совесть короля, поскольку он явно нес печать его образа мыслей, хотя никогда не привел бы напрямую к Джону. Да и в любом случае, доказательства против Джона — это было последнее, что интересовало Иэна.
Этот заговор — аккуратная и убийственная комбинация открытого нападения посвященных в это дело врагов со стороны противника и предательства двух-трех рыцарей, записавшихся под его собственным флагом, — мог бы сработать идеально, если бы не было второго заговора. Иэн отчаянно шарил по закоулкам своей памяти в поисках кого-то, кого он мог когда-то обидеть или оскорбить, и кто мог бы желать его смерти, и кто в придачу еще так глуп, чтобы подготовить такой безнадежный план.
Впрочем, это не имело значения. Второй заговор не мог сработать, когда уже был раскрыт, а нераскрытым он не мог остаться по самой своей природе. Когда золото щедро сыплется на бедных странствующих рыцарей еще до того, как они выполнили свою задачу, их языки быстро развязываются за винными кубками и в домах терпимости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136