И она наградила фактотума таким убийственным взглядом, что тот невольно задал себе вопрос: справедливо ли то, что только мужчины имеют привилегию именоваться сильным полом?
– Ах, если бы вы пожелали, – вздохнул Гонзага, – вы бы могли стать герцогиней…
– Да, вы правы, сам черт с вашей помощью едва не на­градил меня этим титулом! – насмешливо отозвалась Флор. – Впрочем, маркизой я могу сделаться и без вашего участия: сто­ит только приехать сюда маркизу де Шаверни.
– Какая же вы наивная, милая моя девочка, – улыбнулся принц. – Я припоминаю, что как-то вечером этот легкомысленный Шаверни выпил лишнего и намекнул вам на подобную возможность, но неужели вы поверили, что…
– Вас это никоим образом не касается, монсеньор! Впро­чем, нет, касается: буду ли я маркизой или останусь простой цыганкой, все равно я никогда не превращусь в соучастницу ваших преступлений! Так что не рассчитывайте, что вам удаст­ся сделать из меня слепое орудие вашей воли…
– Тем хуже для вас…
– Наша перепалка утомила меня, монсеньор, хотя я и по­нимаю, отчего вы так раздражены: вам досадно, что партия проиграна… Не теряйте же понапрасну время, господин принц. Вас ждут в Мадриде, вы на пути к новым должностям, поче­стям и богатству… Прощайте!
И цыганка, подчеркнуто почтительно поклонившись, напра­вилась к двери.
– Дерзкая упрямица! – бросил Гонзага своему фактоту­му. – Глаз с нее не спускайте, не давайте ей ни писать писем, ни получать их, а главное, не позволяйте ни с кем встречаться. Вы отвечаете мне за нее головой.
Пейроль наклонился к хозяину.
– А вдруг она будет слишком уж непокорна? – вкрад­чиво прошептал он. – Вдруг я решу, что нам опасно дольше держать ее подле Авроры и необходимо прибегнуть… к край­ним мерам? Даете ли вы мне полную свободу действий, мон­сеньор?
В устах такого негодяя, как Пейроль, подобный вопрос звучал весьма зловеще.
Взгляд его маленьких серых глазок был колюч, а крючкова­тый нос придавал фактотуму сходство с хищной птицей.
Разбойники, промышляющие в глухой лесной чаще, отбира­ют у одиноких путников только кошелек, Пейроль же жаждал жизни своей жертвы! Этот мерзкий ядовитый паук готов был, казалось, наброситься на непокорную и высосать всю ее кровь.
– Свободу действий? – переспросил Гонзага, сделав вид, что не понял вопроса.
Интендант указал рукой на далекий замок.
– Когда мы будем там… – начал он и умолк.
– Ну же! – поторопил Филипп.
– У отважной, но неосторожной юной девицы, отправившейся подышать воздухом на смотровую площадку башни или погулять по горной тропе, может, избави Бог, закружиться голова или подвернуться нога… Вы же знаете – утес имеет в высоту не менее сотни футов, ступени башни наверняка стерты и полуразрушены…
Принц, обхватив голову руками, надолго задумался: похо­же, лакей угадал намерения господина!
Выждав какое-то время, Пейроль снова склонился к уху Гонзага.
– Несчастье никогда не приходит одно, – прошептал он. – Флор может пригласить с собой подругу…
На этот раз, кажется, он зашел слишком далеко: принц вздрогнул и, поднявшись из-за стола, произнес:
– Нет, у меня иные намерения. Я решил оставить Аврору в живых: она станет нашей приманкой, своеобразным щитом, выкупом, который мы сможем отдать, дабы вернуть себе утра­ченное… Если она умрет, то между нами и французским дво­ром навеки вырастет непреодолимая преграда.
– Однако она наверняка будет помехой в Мадриде. Ваши планы грандиозны, а она как гиря повиснет на вас и помешает идти вперед. Регент может потребовать у Филиппа V ее выдачи, а принцесса Гонзага самолично прибудет за дочерью… Вам при­дется давать объяснения, и доверие к вам будет подорвано.
– Подумать только, что время делает с людьми! – воск­ликнул Гонзага, скрестив на груди руки. – Куда же девалась твоя былая сообразительность, мой бедный Пейроль? Страх остаться один на один с тенью Лагардера превратил тебя в ал­чущего крови хищника… а может, ты попросту боишься доньи Крус?
Не пройдет и недели, как между Францией и Испанией начнется война, и будь спокоен, я не останусь в стороне…
Если, вопреки вам и твоим заверениям, Лагардеру все-таки удалось избежать смерти в ущелье Панкорбо, то я добьюсь ареста этого наглеца и отправлю его гнить в старую башню, что стоит на Утесе Рыцарей в Наварре. Не исключено, впро­чем, что его вздернут на виселицу, которая возвышается на площади возле обители Милосердных братьев…
– Я уверен, монсеньор, что нам больше нечего бояться Лагардера. Сейчас опасность исходит от принцессы Гонзага: она непременно будет разыскивать свою дочь, и регент помо­жет ей в этих поисках.
– Если она появится в Испании, я немедленно прикажу про­водить ее до французской границы… Я не желаю видеть эту жен­щину, которая формально по-прежнему является моей супругой…
– …И, следовательно, обязана подчиниться вам. Действи­тельно, об этом я не подумал.
– Но что бы ни случилось в дальнейшем, – продолжал Гонзага, – пока вам следует в точности придерживаться моих инструкций: поселите мадемуазель де Невер в башне и не пускайте к ней никого, за исключением врача… Двоих слуг вам будет вполне достаточно… Отыщите их среди местных кресть­ян. И горе тому, кто покусится на жизнь дочери моего покойного друга или же на жизнь доньи Крус! В нашей игре и так хватает трупов, а покойники, как мы с вами знаем, имеют обыкновение вставать из могилы, дабы свидетельствовать про­тив живых!
– Повинуюсь, – кивнул Пейроль. – Девицы не умрут до тех пор, пока в том не будет нужды.
II. СТАРЫЕ ЗНАКОМЫЕ
Маленький маркиз де Шаверни сильно изменился.
Любитель оргий в садовом домике принца Гонзага стал не­пременным участником кутежей регента, никогда не забывав­шего пригласить его на свои едва ли не еженощные бдения.
Однако маркиз откровенно скучал на этих сборищах, и ни­кто больше не слышал его смеха, некогда столь звонкого и ве­селого.
Филипп Орлеанский успел давно забыть о Гонзага и его компании: у него хватало других забот!
Отношения между Мадридом и Парижем окончательно ис­портились. Двор герцога и герцогини Мэнских в Со напоминал тлеющий вулкан. Все, кто был недоволен регентом, находили там самый горячий прием. Пока в тени боскетов Лагранж-Шастель декламировал свои «Филиппики», на улице Нев-де-Пти-Шан плелся заговор Селамара.
Двором в Со занимался аббат Дюбуа, усердно зарабатывавший митру.
Регент же ограничивался частыми встречами с девицей Фийон. Последняя с одинаковым рвением участвовала в ноч­ных забавах Филиппа Орлеанского и занималась шпионажем. У Фийон был ключ, который позволял ей в любое время прони­кать в кабинет принца в Пале-Рояле, обходясь без посредниче­ства лакеев. Ибанье, главный дворцовый привратник, и Бреон, камердинер регента, получили приказ не замечать ее визитов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85