– А как поступить мне? Положиться во всем на тебя?
– Да, отец. Делай только то, что я тебе скажу. Будь с ним любезным и предупредительным.
Они поговорили еще немного, пока цыганка, уступив насто­яниям отца, подкреплялась скромным ужином.
Поев, она убедилась, что в комнате Авроры свет еще го­рит, а у Пейроля – темно.
– Теперь я хочу ее видеть, – заявила она.
– Кого?
– Молодую герцогиню. Иди ложись, отец, а мне спать нынче некогда. Как хорошо, что ты немного научил меня гра­моте и я умею писать – теперь мне это пригодится.
Отважный дон Педро не мог многому научить дочь: он и сам был не силен в книжной премудрости. В те времена от дворян обычно требовалось лишь умение поставить свою подпись; благородные испанцы – так же, как и знатные францу­зы – писали не столько пером на дорогой бумаге, сколько окровавленной шпагой на груди врага!
Познаний Марикиты все же хватило, чтобы кое-как наца­рапать следующее:
«Откройте без шума – и ни слова, когда я войду. Я ваш друг и несу вести от Лагардера».
Затем она поцеловала старика и сказала:
– Спокойной ночи. Отдыхай и не тревожься обо мне. Я проведу ночь у них.
Так легко, что в темноте не раздавалось даже шороха, цы­ганочка поднялась по лестнице, подошла к двери, из-под кото­рой выбивался тоненький лучик света, осторожно протолкнула в щель записку и тихонько, так, чтобы не услышали этажом выше, постучалась.
Аврора спала крепким сном, но донья Крус, лежавшая ря­дом, тщетно пыталась хотя бы задремать. О чем она только не грезила, подперев головку рукой, – о свободе, о Лагардере, о Шаверни…
Заметив, что под дверь кто-то просунул бумажку, она вздрогнула. Что это – грубая ловушка Пейроля?
Сначала она решила, что да, и не встала с постели. Но лю­бопытство женщин сильнее их благоразумия. Перед глазами Флор возникло благородное лицо их таинственного хозяина. Днем она видела его еще раз. Донья Крус отказывалась ве­рить, что он тоже стремится погубить их. Кто знает – воз­можно, он решил им помочь?
Цыганка насторожилась и услыхала, что кто-то тихо-тихо стучит в дверь. Флор на цыпочках пошла за запиской.
Чего ей стоило сдержать крик, когда она прочла на клочке бумаги имя Лагардера!
Но что за загадочный друг появился у них в доме? Един­ственной женщиной в замке была старая Кончита…
Донья Крус все еще не решалась отворить дверь, хотя чув­ствовала, что это надо сделать: быть может, к ним пришло спасение!
«А чего ж бояться? – подумала она наконец. – Пейроль и так знает, что мы сбежим отсюда при первой же возможно­сти. Хочет убедиться в этом еще раз – что ж, пожалуйста!»
Флор не была бы цыганкой, если бы не умела бесшумно отодвигать засов. Она приоткрыла дверь и выглянула в кори­дор. Там стояла какая-то женщина.
Ржавые петли все же заскрипели; Флор в ужасе ухвати­лась за косяк. Но тут заскрежетал на ветру и старый флюгер на башне. Цыганка тотчас пришла в себя, широко распахнула дверь, впустила незнакомку и задвинула засов.
Девушки взглянули друг на друга – и тут же зажали себе рты, чтобы не закричать от радости. Только два имени про­шептали они – так тихо, что и стоящий рядом человек ничего бы не услышал:
– Марикита!
– Мария де ла Санта-Крус!
И они крепко сжали друг друга в объятиях: губы их слились в поцелуе, волосы смешались… Две девочки-цыганки, некогда пля­савшие вместе в Мадриде за Алькасаром, встретились, чтобы стать союзницами в борьбе не на жизнь, а на смерть.
Марикита первая разомкнула объятия, подошла к Авроре и посмотрела на нее.
– Красавица, – прошептала она. – Как я буду ее лю­бить!
Донья Крус благодарно посмотрела на подругу; слеза радо­сти упала с ее длинных ресниц.
– Ты здесь? – спросила она. – Как? Почему? Это он тебя послал?
– Это все случай… Я целую неделю не расставалась с Лагардером. Мы искали вас повсюду – и вот я нахожу вас в доме собственного отца…
– Хозяин замка – твой отец?
– Да, и я клянусь тебе, что он не сообщник Гонзага!
– Я так и думала… Но почему Анри не с тобой?
Марикита откинула волосы доньи Крус и прошептала ей на ухо:
– Послезавтра в полночь Лагардер будет здесь. Я обе­щаю тебе!
В этот миг проснулась Аврора: ее встревожило, что доньи Крус нет рядом с ней. С каким же изумлением она увидела, что ее подруга стоит в одной сорочке посреди комнаты и разговаривает с какой-то незнакомкой!
Обе цыганки в знак молчания приложили пальцы к губам и вдвоем подошли к постели молодой герцогини.
– Не повредит ли сильная радость твоему здоровью, сест­ричка? – спросила донья Крус.
– Разве у меня остались радости? – ответила Аврора.
– Да, – сказала Марикита, – я принесла вам радост­ную весть. Вы позволите поцеловать вас?
Бедная больная подставила цыганочке изможденное лицо, и та поцеловала ее в лоб.
– Это вам поцелуй от шевалье де Лагардера, – тихонько шепнула она. – Сегодня утром он запечатлел его у меня на лбу, чтобы я могла передать его вам.
Наивный обман! Но он доставил Авроре столько радости, что девушка, не в силах совладать с чувствами, которые вско­лыхнуло в ней это известие, рухнула на подушку, а едва сумела вновь открыть глаза – протянула к маленькой цыганке руки, привлекла к себе, осыпала поцелуями, и по ее щекам заструи­лись потоки жарких, чистых слез.
– Где же он?
– Послезавтра в полдень я должна встретиться с ним в Сарагосе. Когда пробьет полночь, вы увидите, как эта дверь откроется и войдет Лагардер. До тех пор – будьте тверды и осторожны.
– Это сон! – прошептала Аврора. – Флор, скажи что-нибудь! Скажи, что это не призрак, что эта незнакомая девуш­ка и вправду сделала меня счастливейшей из смертных…
– Как раз говорить-то особо не стоит, – ответила донья Крус. – Наверху над нами Пейроль – вдруг он не спит и все слышит?
– Я буду с вами весь день, – улыбнулась Марикита, – и мы еще наговоримся вдоволь. Спите до утра – думайте о счастье, которое вас ожидает.
Поцеловав на прощание Аврору и донью Крус, цыганочка побежала на темную лестницу, но скользнула сначала не вниз, а вверх: приложив ухо к двери комнаты Пейроля, она прислушалась. Интендант спал как убитый.
Тогда маленькая цыганка, в сердце которой тайная радость мешалась с тяжкой тоской, вернулась в свою комнату, упала в кресло и тоже крепко уснула. Она исполнила больше, чем долг: она вступила в борьбу за счастье человека, который был ей до­роже всех на свете, – первого человека, взволновавшего ее сердце.
На другое утро фактотум Гонзага проснулся рано. Марикита же – еще раньше. Они повстречались внизу у башни.
– Вы все обдумали? – спросил Пейроль. – Вы реши­лись?
– Да, – ответила цыганочка. – Сегодня я к вашим ус­лугам, но завтра на рассвете покину Пенья дель Сид и вернусь только в полночь. Затем я буду находиться при больной до тех пор, пока ей будет угодно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85