Пусть этот человек один идет своим путем… Следуя за ним, вы не найдете ничего, кроме позора!
Шаверни пытался воззвать к совести, которая, как он считал, еще могла пробудиться в душах его бывших товарищей. Но призыв не был услышан.
Поняв это, маленький маркиз вложил шпагу в ножны и, обведя презрительным взглядом всю компанию, заявил:
– Я отправляюсь на поиски Лагардера. Вместе с ним мы с легкостью найдем то место, где ты прячешь своих узниц. Раз среди вас нет Пейроля, значит, ты оставил его охранять девушек. Тем лучше, мы повесим твоего тощего фактотума на первом же суку и навсегда избавим мир от этой гадины… – И маркиз, вытянув руку по направлению к Мадриду, величественно возгласил: – Проезжайте, господа, и – счастливого пути! Отныне солнце Франции светит не для вас!
Если бы не присутствие посланника, подтверждавшее достоверность парижских новостей, Шаверни, скорее всего, дорого заплатил бы за свои дерзости и оскорбления.
Известие об аресте Селамара ошеломило Филиппа Мантуанского и на какое-то время парализовало его разум. Клевреты же не имели ни малейшего желания без приказа принца нападать на того, кто еще недавно был их другом: они по-прежнему уважали прямодушного юношу и втайне восхищались его отвагой.
Но Гонзага уже давно полностью подчинил их своей злой воле, поэтому никто из молодых дворян не осмелился первым поднять знамя мятежа и встать на сторону маленького маркиза. У одного только Монтобера мелькнула было мысль о бунте, но он тут же отогнал ее, ибо заранее знал, что никто из приятелей его не поддержит.
Словно побитые псы, клевреты последовали за хозяином. Молча, с застывшими лицами они ехали мимо своего вчерашнего товарища, нашедшего в себе силы порвать с прошлым и получившего право обвинить их в предательстве.
– Теперь вперед! – скомандовал Шаверни, обращаясь к своим новым попутчикам. – Держу пари, что скоро за нами будет выслана погоня.
Господин де Сент-Эньян, наклонившись в седле, дружески обнял Шаверни, а герцогиня протянула из кареты свою прекрасную белую руку, которой маркиз почтительно коснулся губами.
– Вы поступили безрассудно, – восхищенно произнесла она. – Но как же вы благородны!
– Я желал быть справедливым – и только, – ответил маркиз. – Когда видишь на дороге гадюку, лучше сразу же размозжить ей голову!.. Но сейчас я не собирался никого убивать: жизнь этого человека принадлежит Лагардеру.
До границы было еще далеко, поэтому все согласились не тратить времени на сон и ехать ночью. Через полчаса, подкрепившись в придорожной гостинице, маленький отряд продолжил свой путь.
Чтобы скоротать время, Шаверни рассказал все, что знал об Авроре и Лагардере. Его взволнованные слова, звенящие в ночной тишине, рождали в слушателях восхищение доблестью шевалье и пробуждали нежность и жалость к безвинным жертвам Гонзага.
Госпожа де Сент-Эньян была очень красива; слезы умиления, бежавшие по ее щекам, делали ее еще прекраснее. Она жадно ловила каждое слово Шаверни и постоянно прерывала его, чтобы высказать очередную похвалу самому маркизу, от которой тот мгновенно смущался, ибо изо всех сил старался умолчать о своей роли в описываемых им событиях.
Впрочем, будучи женщиной проницательной, герцогиня сразу же разгадала его уловку, и ее живое воображение легко восстановило те сцены, участником которых был маленький маркиз.
Настало утро. На горизонте вставало яркое зимнее испанское солнце. На фоне его золотого диска рисовались башни церкви Санта-Мария де Толоза. Граница была уже близка.
Внезапно позади раздался конский топот: шесть всадников, шесть полицейских офицеров, во весь опор мчались за каретой. Заметим, что в погоню за французским посланником из Мадрида было отправлено двенадцать человек, но у половины из них в дороге пали лошади.
От имени первого министра Альберони один из испанцев вручил де Сент-Эньяну приказ немедленно вернуться в столицу-
Посланник прочел бумагу и презрительно улыбнулся.
– Поезжайте и скажите кардиналу, – произнес он, комкая документ, – что я подчиняюсь только приказам его королевского высочества регента Франции!
– Нам велено, – пропустив мимо ушей слова герцога, произнес офицер, – помешать вам покинуть пределы Испании и, если потребуется, силой заставить вас вернуться в Мадрид.
Господин де Сент-Эньян и Шаверни немедля обнажили шпаги.
– Что ж, попробуйте, – ответил посланник; его вооруженные слуги встали у него за спиной.
Испанцы, выстроившись в шеренгу, преградили карете путь. Надо было вынудить их убраться с дороги.
– Последний раз прошу разрешить нам проехать, – обратился к ним герцог, – иначе мы будем иметь честь атаковать вас.
Никто из полицейских даже не шелохнулся; они были готовы отразить нападение.
Внезапно дверца кареты распахнулась, и оттуда выпрыгнула госпожа де Сент-Эньян. В каждой руке она держала по пистолету.
Один за другим раздались два выстрела. Старший офицер рухнул с продырявленной головой, а его товарищ, задетый пулей, соскользнул с седла на землю, причем нога его запуталась в стремени. Конь, напуганный выстрелами, галопом помчался по дороге. Волочащееся за ним тело подпрыгивало на ухабах, и скоро несчастный, издававший поначалу жуткие крики, затих.
Третий испанец упал, пронзенный шпагой Шаверни; прочие разбежались.
– Возвращаю вам комплимент, сударыня, – произнес Шаверни, помогая герцогине вновь занять свое место в карете. – Вы поступили безрассудно… но как же вы благородны!
Герцогиню куда больше обрадовали его слова, чем возможность продолжать путь.
– Сударь, надеюсь, вы не откажетесь поцеловать руку, только что державшую смертоносное оружие? – с улыбкой промолвила она. – Поблагодарите же меня за спасение!
…Вскоре маленький отряд подъехал к горному селению; герцогиня не пожелала ехать дальше и предложила остановиться в нем на отдых. Она очень нуждалась в покое, ибо ее никак не отпускало нервное напряжение, вызванное стычкой с испанцами.
Все-таки убийство противно женской природе, а воительницы вроде Жанны д'Арк являются редким исключением. Госпожа де Сент-Эньян действовала под влиянием минутного порыва, внезапно охватившего ее желания продемонстрировать свою храбрость тому, кто вчера явил ей образец дерзкой доблести и безрассудной отваги. Однако, садясь в карету, она с содроганием думала о том человеке, который был ранен ее выстрелом и погиб такой ужасной смертью.
Эта страшная мысль неотступно преследовала ее.
– Сударыня, – ступив наконец на родную землю, обратился Шаверни к герцогине, – я должен проститься с вами. Желаю вам счастливого пути. Никогда прежде у меня не было попутчиков, с которыми мне было бы так жалко расставаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Шаверни пытался воззвать к совести, которая, как он считал, еще могла пробудиться в душах его бывших товарищей. Но призыв не был услышан.
Поняв это, маленький маркиз вложил шпагу в ножны и, обведя презрительным взглядом всю компанию, заявил:
– Я отправляюсь на поиски Лагардера. Вместе с ним мы с легкостью найдем то место, где ты прячешь своих узниц. Раз среди вас нет Пейроля, значит, ты оставил его охранять девушек. Тем лучше, мы повесим твоего тощего фактотума на первом же суку и навсегда избавим мир от этой гадины… – И маркиз, вытянув руку по направлению к Мадриду, величественно возгласил: – Проезжайте, господа, и – счастливого пути! Отныне солнце Франции светит не для вас!
Если бы не присутствие посланника, подтверждавшее достоверность парижских новостей, Шаверни, скорее всего, дорого заплатил бы за свои дерзости и оскорбления.
Известие об аресте Селамара ошеломило Филиппа Мантуанского и на какое-то время парализовало его разум. Клевреты же не имели ни малейшего желания без приказа принца нападать на того, кто еще недавно был их другом: они по-прежнему уважали прямодушного юношу и втайне восхищались его отвагой.
Но Гонзага уже давно полностью подчинил их своей злой воле, поэтому никто из молодых дворян не осмелился первым поднять знамя мятежа и встать на сторону маленького маркиза. У одного только Монтобера мелькнула было мысль о бунте, но он тут же отогнал ее, ибо заранее знал, что никто из приятелей его не поддержит.
Словно побитые псы, клевреты последовали за хозяином. Молча, с застывшими лицами они ехали мимо своего вчерашнего товарища, нашедшего в себе силы порвать с прошлым и получившего право обвинить их в предательстве.
– Теперь вперед! – скомандовал Шаверни, обращаясь к своим новым попутчикам. – Держу пари, что скоро за нами будет выслана погоня.
Господин де Сент-Эньян, наклонившись в седле, дружески обнял Шаверни, а герцогиня протянула из кареты свою прекрасную белую руку, которой маркиз почтительно коснулся губами.
– Вы поступили безрассудно, – восхищенно произнесла она. – Но как же вы благородны!
– Я желал быть справедливым – и только, – ответил маркиз. – Когда видишь на дороге гадюку, лучше сразу же размозжить ей голову!.. Но сейчас я не собирался никого убивать: жизнь этого человека принадлежит Лагардеру.
До границы было еще далеко, поэтому все согласились не тратить времени на сон и ехать ночью. Через полчаса, подкрепившись в придорожной гостинице, маленький отряд продолжил свой путь.
Чтобы скоротать время, Шаверни рассказал все, что знал об Авроре и Лагардере. Его взволнованные слова, звенящие в ночной тишине, рождали в слушателях восхищение доблестью шевалье и пробуждали нежность и жалость к безвинным жертвам Гонзага.
Госпожа де Сент-Эньян была очень красива; слезы умиления, бежавшие по ее щекам, делали ее еще прекраснее. Она жадно ловила каждое слово Шаверни и постоянно прерывала его, чтобы высказать очередную похвалу самому маркизу, от которой тот мгновенно смущался, ибо изо всех сил старался умолчать о своей роли в описываемых им событиях.
Впрочем, будучи женщиной проницательной, герцогиня сразу же разгадала его уловку, и ее живое воображение легко восстановило те сцены, участником которых был маленький маркиз.
Настало утро. На горизонте вставало яркое зимнее испанское солнце. На фоне его золотого диска рисовались башни церкви Санта-Мария де Толоза. Граница была уже близка.
Внезапно позади раздался конский топот: шесть всадников, шесть полицейских офицеров, во весь опор мчались за каретой. Заметим, что в погоню за французским посланником из Мадрида было отправлено двенадцать человек, но у половины из них в дороге пали лошади.
От имени первого министра Альберони один из испанцев вручил де Сент-Эньяну приказ немедленно вернуться в столицу-
Посланник прочел бумагу и презрительно улыбнулся.
– Поезжайте и скажите кардиналу, – произнес он, комкая документ, – что я подчиняюсь только приказам его королевского высочества регента Франции!
– Нам велено, – пропустив мимо ушей слова герцога, произнес офицер, – помешать вам покинуть пределы Испании и, если потребуется, силой заставить вас вернуться в Мадрид.
Господин де Сент-Эньян и Шаверни немедля обнажили шпаги.
– Что ж, попробуйте, – ответил посланник; его вооруженные слуги встали у него за спиной.
Испанцы, выстроившись в шеренгу, преградили карете путь. Надо было вынудить их убраться с дороги.
– Последний раз прошу разрешить нам проехать, – обратился к ним герцог, – иначе мы будем иметь честь атаковать вас.
Никто из полицейских даже не шелохнулся; они были готовы отразить нападение.
Внезапно дверца кареты распахнулась, и оттуда выпрыгнула госпожа де Сент-Эньян. В каждой руке она держала по пистолету.
Один за другим раздались два выстрела. Старший офицер рухнул с продырявленной головой, а его товарищ, задетый пулей, соскользнул с седла на землю, причем нога его запуталась в стремени. Конь, напуганный выстрелами, галопом помчался по дороге. Волочащееся за ним тело подпрыгивало на ухабах, и скоро несчастный, издававший поначалу жуткие крики, затих.
Третий испанец упал, пронзенный шпагой Шаверни; прочие разбежались.
– Возвращаю вам комплимент, сударыня, – произнес Шаверни, помогая герцогине вновь занять свое место в карете. – Вы поступили безрассудно… но как же вы благородны!
Герцогиню куда больше обрадовали его слова, чем возможность продолжать путь.
– Сударь, надеюсь, вы не откажетесь поцеловать руку, только что державшую смертоносное оружие? – с улыбкой промолвила она. – Поблагодарите же меня за спасение!
…Вскоре маленький отряд подъехал к горному селению; герцогиня не пожелала ехать дальше и предложила остановиться в нем на отдых. Она очень нуждалась в покое, ибо ее никак не отпускало нервное напряжение, вызванное стычкой с испанцами.
Все-таки убийство противно женской природе, а воительницы вроде Жанны д'Арк являются редким исключением. Госпожа де Сент-Эньян действовала под влиянием минутного порыва, внезапно охватившего ее желания продемонстрировать свою храбрость тому, кто вчера явил ей образец дерзкой доблести и безрассудной отваги. Однако, садясь в карету, она с содроганием думала о том человеке, который был ранен ее выстрелом и погиб такой ужасной смертью.
Эта страшная мысль неотступно преследовала ее.
– Сударыня, – ступив наконец на родную землю, обратился Шаверни к герцогине, – я должен проститься с вами. Желаю вам счастливого пути. Никогда прежде у меня не было попутчиков, с которыми мне было бы так жалко расставаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85