ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

 

К счастью, Константин Константинович, по совету своего начальника штаба М.С. Малинина, захватил с собой в штаб фронта «злополучный приказ» и рассеял подозрения. Буденному же не повезло. Конев первым связался со Ставкой и, докладывая о прорыве, основную вину возложил на Резервный фронт.
Но, справедливости ради, следует признать, что для командования фронтом Семен Михайлович был не самой подходящей фигурой. Еще с гражданской войны он привык быть непосредственно в войсках, с бойцами. В мемуарах, описывая маневры 40-го года, Буденный простодушно рассказал, как, увидев, что снаряды атакующих танков рвутся далеко от цели, сам сел в головной танк и лично возглавил атаку. Танк едва не свалился в овраг, но смог первым достичь позиций артиллерии «противника». Когда он подъехал к наблюдательному пункту на танке, Тимошенко сердито бросил: «Кто вам разрешил участвовать в атаке?» «Убежал командующий, а мы тут его ищем», – усмехнулся Шапошников. На защиту Буденного встал Мерецков: «Танкисты, узнав, кто в головной машине, значительно усилили темп атаки». Все же при разборе учений Тимошенко мягко пожурил Буденного: «А Вам, Семен Михайлович, советую не в танк садиться, а быть на КП и руководить войсками. Это в гражданскую войну с шашкой наголо мы мчались за вами в атаку. Но те времена давно прошли, да и танк – не лошадь».
Однако и в Великую Отечественную войну Буденный все норовил быть в боевых порядках войск, чтобы самому видеть ход сражения. Вот и в октябре 41-го он выехал в 43-ю армию помочь командованию организовать отражение немецкого наступления. На участке этой армии в результате удалось не допустить прорыва, зато управление другими армиями Резервного фронта было нарушено, и они оказались разбиты. Но Семен Михайлович был национальным героем и безоговорочно преданным Сталину человеком. Наказывать его было никак нельзя. Ерёменко же был тяжело ранен 13 октября при бомбежке его КП. Судить раненого генерала было тоже не совсем удобно. Да и три армии Брянского фронта, хотя и попали в окружение, но сумели вывести к своим гораздо больше людей, чем войска Западного и Резервного фронтов, и спасли даже некоторое количество боевой техники. Это произошло, правда, не из-за каких-то особо умелых действий Ерёменко, а только потому, что против Брянского фронта оказалось относительно меньше неприятельских войск, особенно пехоты, чем против соседних фронтов. Однако тот факт, что значительной части сил Брянского фронта удалось спастись, позволил создать мощную оборону на подступах к Туле. Танковая армия Гудериана не смогла захватить город, и план обхода Москвы с юга провалился. Так никто из генералов и не был осужден или хотя бы понижен в звании за катастрофу под Вязьмой и Брянском.
Когда Жуков 11 октября вступил в командование Западным фронтом, положение советских войск было незавидным. Основные силы оставались в окружении, и шансы на их успешный прорыв таяли с каждым днем. Руководство войсками в «котле» пытался осуществлять командующий 19-й армией генерал-лейтенант М.Ф. Лукин. Жуков вспоминал: «В тылу войск противника… все еще героически дрались окруженные войска 19, 16, 20, 24 и 32-й армий и опергруппа Болдина, пытаясь прорваться на соединение с войсками Красной Армии. Но время командованием Западного и Резервного фронтов было упущено (в том числе и самим Георгием Константиновичем, который за 3 дня командования Резервным фронтом не предпринимал никаких попыток организовать прорыв или деблокирующий удар силами уцелевшей 43-й армии. – Б. С.), и их попытки прорыва были безуспешны. Командование фронтом и Ставка помогали окруженным войскам в их борьбе авиационной бомбежкой противника, сбрасыванием продовольствия и боеприпасов. Но ни фронт, ни Ставка тогда большего ничего не могли сделать для окруженных войск в их тяжелой обстановке. Упорная и героическая борьба окруженной группировки задержала главные силы противника на значительное время, и мы воспользовались им, чтобы лучше подготовить оборону для отражения ожидаемых ударов врага на Москву».
В позднейшем варианте своих мемуаров Георгий Константинович добавил: «Дважды – 10 и 12 октября – были переданы командармам окруженных войск радиограммы, в которых содержалась краткая информация о противнике, ставилась задача на прорыв, общее руководство которым поручалось командующему 19-й армией генералу Лукину. Мы просили немедленно сообщить план выхода и группировку войск и указать участок, где можно было бы организовать помощь окруженным войскам авиацией фронта. Однако на обе наши радиограммы ответа не последовало: вероятно, пришли они слишком поздно. По-видимому, управление было потеряно, и войскам удавалось прорываться из окружения лишь отдельными группами».
Здесь Георгий Константинович немного уклоняется от истины. 12 октября в ответ на жуковскую радиограмму в Ставку и в штаб Западного фронта поступило отчаянное донесение от Лукина и Болдина: «Прорваться не удалось, кольцо окончательно стеснено, нет уверенности, что продержимся до темноты. С наступлением темноты стремиться буду прорываться к Ершакову (командующему 20-й армией. – Б. С.). Артиллерию, боевые машины и все, что невозможно вывести – уничтожаем». После получения этого донесения Жукову стало ясно, что на существенную помощь окруженных войск в деле обороны Москвы рассчитывать не приходится. 13 октября он отправил Болдину и Лукину последнюю радиограмму: «Прикажите танкам прорваться по кратчайшему направлению и быстро выйти за свои войска. Наш фронт проходит: Мыщкино, Ельня, Ильинское, Калуга. Самое слабое место противника южнее – Вязьма, Темкино, Верея. Остальным частям 19 А, 20 А, группе Болдина торопиться выходить вслед за танками. Все, что невозможно вывести, закопать в землю и тщательно замаскировать. Ершаков действует южнее Вязьмы». Но ответа на эту радиограмму уже не поступило.
По мнению Конева, «на Можайском рубеже и в окружении под Вязьмой наши войска своим упорным сопротивлением задержали на 8-9 дней вражеские ударные группировки и обеспечили время для проведения необходимых мероприятий по дополнительному усилению обороны московского направления». Также и многие российские и немецкие историки полагают, что задержка с ликвидацией вяземской группировки оказалась для вермахта роковой и не позволила взять Москву. Некоторые германские генералы после войны утверждали, что разумнее было бы отложить ликвидацию «котла», а основные силы группы армий «Центр» бросить в наступление на Москву, на пути к которой почти не было советских войск.
Вряд ли подобные предложения были осуществимы на практике. Ведь уже в середине октября продвижение немцев на московском направлении значительно замедлилось в силу совершенно объективных причин:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222