Перешивала себе гимнастерки на юбки, красноармейские бязевые сорочки – на белье, плела из веревок „босоножки“… Из-за этих кочевок она и потеряла первого своего ребенка, как говорили – мальчика. Больше ей рожать не советовали – хрупкое здоровье». Младшая дочь Зуйковой Элла утверждает, что в первый раз ее мать с Жуковым «расписались в 22-м году. Но, видимо, за годы бесконечных переездов документы потерялись, и вторично отец с мамой зарегистрировались уже в 53-м году в московском загсе». Замечу, что никаких документальных подтверждений регистрации брака в 1922 году так и не было найдено. Скорее всего, здесь перед нами легенда, придуманная Александрой Диевной, чтобы доказать: законная жена – она, а с Марией Николаевной у Жукова была всего лишь мимолетная связь. Но внук Жукова Георгий – сын дочери Волоховой Маргариты – со слов дедушки и бабушки относит возобновление знакомства Георгия Константиновича и Марии Николаевны как раз к 1922 году: «Тогда в Полтаве умерли родители Марии, и она переехала в Минск к старшей сестре Полине, которая к тому времени уже стала женой Антона Митрофановича Янина. Дома Жукова и Янина стояли рядом, и два друга – командир и комиссар полка, – были практически неразлучны. А в 26-м году у Полины и Антона Митрофановича рождается сын Владимир. И Георгий Константинович с Марией становятся крестными. Дедушка был в восторге от малыша и все время говорил о том, что самая большая его мечта – иметь сына… Дедушка всегда утверждал, что Александра Диевна не в состоянии иметь детей. Это… тоже послужило причиной его к ней охлаждения… Дедушка-холостяк практически жил у Яниных, состоял в гражданском браке с Марией и неоднократно просил ее выйти за него замуж. Но Мария Николаевна была активная комсомолка и регистрировать брак считала пережитком прошлого. Да и по закону до 44-го года регистрация браков в загсах не требовалась».
Тут, думается, в рассказ жуковского внука вкралась какая-то ошибка. Воля ваша, но не может «активная комсомолка», которая даже регистрацию брака считает «пережитком прошлого», участвовать в обряде крещения, пусть даже вместе с любимым человеком. Да и комиссара полка за крещение ребенка по головке бы не погладили, а, вероятно, исключили бы из партии и заодно уволили из армии. Мне кажется, что, скорее всего, это были не крестины, а как раз входившие в ту пору в моду «октябрины» – коммунистическая альтернатива обряду крещения. Вот «октябритъ» янинского ребенка Жуков с Марией вполне могли.
Дочь Жукова и Марии Волоховой Маргарита Георгиевна же вообще отрицает, что в первой половине 20-х в Белоруссии Жуков поддерживал постоянную связь с Зуйковой: «В Минске Георгий Константинович жил без Александры Диевны. У них никогда ничего совместного не было. И все ее приезды к отцу были для отца неожиданными. Он не хотел с ней жить, неоднократно повторял, что не любит. Александра Диевна, видимо, страдала – пыталась вселиться в дом Жукова, и когда ей это удавалось, отцу ничего не оставалось, как уходить к Яниным и там скрываться; Чтобы избавиться от Александры Диевны, которая все терпела, отец много раз покупал ей билет на поезд домой в Воронежскую губернию, ботики и другие подарки, лично сажал ее на поезд и просил больше не возвращаться. Она покорно уезжала, но затем писала, что жить без него не может, что уже сообщила всем родственникам, что у нее есть муж, и вновь возвращалась в Минск».
Кому из дочерей маршала прикажете верить – Эре и Элле или Маргарите? Думаю, что все они и правы и не правы одновременно. Каждая из двух первых жен Жукова, Александра Диевна и Мария Николаевна, от которых дочери и получили информацию, выстраивала наиболее благоприятную для себя версию взаимоотношений с первым мужем, представляя соперницу не в лучшем свете. Я полагаю, что Георгий Константинович попеременно жил то с Волоховой, то с Зуйковой, мучительно разрывался между двумя любившими его женщинами и никак не мог решить, к кому из них испытывает более сильное чувство. Похоже, что Маргарита права, когда утверждает, что Александра Дмитриевна бывала у Жукова лишь наездами, большую часть времени проводя у родителей в Воронежской губернии. Ведь в автобиографии 1938 года Георгий Константинович отметил, что его тогдашняя жена Зуйкова «в 1918-1919 гг. была сельской учительницей, в 1920 году поступила в РККА и служила в штабе 1-го кавалерийского полка 14-й Отдельной кавалерийской бригады до 1922 года». Значит, позднее Александра Диевна в Красной Армии ни на каких должностях: писарем или кем-то еще – не служила. Возможно, вернулась в Воронежскую губернию. Не исключено, что в Ленинградское училище Жуков так стремился не только для приобретения столь необходимых военных знаний, но и в попытке вырваться из запутанного любовного треугольника, сложившегося в Минске.
Вот что вспоминает Георгий Константинович о своем поступлении в кавшколу: «Экзамены оказались легкими, скорее, даже формальными (конечно, формальными, раз слушателей уже отобрали командиры и комиссары дивизий и командующие и Военные Советы соответствующих военных округов; принять все равно надо было всех. – Б. С.). Нас, прибывших слушателей, разбили по отделениям, преследуя цель сделать группы более однородными по уровню своей подготовки. Я был зачислен в первую группу». В одной группе с Жуковым оказался, в частности, командир кавполка из Забайкальского округа Константин Константинович Рокоссовский. А в другие группы того же отделения одновременно с ним были зачислены будущие Маршалы Советского Союза Андрей Иванович Еременко и Иван Христофорович Баграмян, а также командир эскадрона 37-го Астраханского полка той же 7-й Самарской кавдивизии Павел Семенович Рыбалко, ставший впоследствии маршалом бронетанковых войск. С ними еще не раз пересекались пути Жукова в дни войны и мира.
Учеба, вместо первоначально запланированных двух лет, продолжалась только год, поскольку вскоре после начала занятий Ленинградская Высшая кавшкола была преобразована в Кавалерийские курсы усовершенствования командного состава конницы РККА со смешной аббревиатурой ККУКС и сокращенным сроком обучения. Программа была напряженной, приходилось много заниматься не только на курсах, но и дома. Жуков вспоминал: «В осенне-зимнее время занятия велись главным образом по освоению теории военного дела и политической подготовке. Нередко проводились теоретические занятия на ящике с песком и упражнения на планах и картах. Много занимались конным делом, ездой и выездкой, которые в то время командирам частей нужно было знать в совершенстве. Уделяли большое внимание фехтованию на саблях и эспадронах, но это уже в порядке самодеятельности, за счет личного времени».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222