Только за три месяца зимы 1942-1943 года вермахт будто бы лишился более 4 тысяч самолетов, свыше 7 тысяч танков и 17 тысяч орудий. В действительности, общая численность германских вооруженных сил (с персоналом училищ, запасными частями и ранеными в госпиталях) в 1943 году составляла лишь немногим больше – около 9,5 миллионов человек, увеличившись с 1942 года на 1,2 миллиона. Действительные потери германских сухопутных войск на всех фронтах составили в период с июня 41-го по февраль 43-го только 1 067 371 убитых и пропавших без вести – вчетверо меньше, чем думали советские генералы. Сталин, хотя и привел лестные для национального самолюбия цифры в февральском приказе, похоже, уже не слишком им верил и в майском приказе повторять их не стал.
Состояние же советских войск в ту пору было далеко не блестящим. В мае 1943 года был снят командующий Калининским фронтом генерал М.А. Пуркаев. Его преемник Ерёменко в дневниковой записи от 7 мая так прокомментировал ситуацию:
«6 мая 1943 года на Калининский фронт приехала комиссия ГКО во главе с тов. Щербаковым. Цель приезда – проверка и наведение порядка в снабжении и обеспечении войск, так как случались большие перебои в питании, люди недоедали из-за плохой организации снабжения, за что и сняли Пуркаева. В первом квартале 1943 года было 76 случаев смерти от истощения».
Вдумайся, читатель: 76 бойцов Калининского фронта зимой и весной 43-го погибли от голода не в блокадном Ленинграде и не во вражеском окружении. Они умерли от того, что интенданты вовремя не доставили на позиции продовольствие (может быть, просто разворовали?).
Еще 23 февраля Сталин предостерег от недооценки противника: «Не следует думать, что с гитлеровской армией покончено и Красной Армии остается лишь преследовать ее до западных границ нашей страны. Думать так – значит предаться неумному и вредному самообольщению. Думать так – значит переоценить свои силы, недооценить силы противника и впасть в авантюризм. Враг потерпел поражение, но он еще не побежден. Немецко-фашистская армия переживает кризис ввиду полученной от Красной Армии ударов, но это еще не значит, что она не может оправиться». Начавшийся несколькими днями раньше контрудар Манштейна явно добавил тревожные ноты в февральский приказ. Поражение под Харьковом заставило Верховного повторить 1 мая: «Гитлеровская Германия и ее армия потрясены и переживают кризис, но они еще не разбиты. Было бы наивно думать, что катастрофа придет сама, в порядке самотека». Сталин опасался повторения крымской и харьковской неудач 42-го и предпочел встретить ожидавшееся германское наступление преднамеренной обороной, а в наступление перейти только после отражения первого удара противника, убедившись, что его танковые группировки обескровлены и не смогут смять боевые порядки атакующих. В этом Верховного полностью поддерживал Жуков. Но, по сути, принятое решение оказалось ошибочным и сыграло на руку немцам.
Гитлер неоднократно переносил сроки начала «Цитадели». Сперва операция была назначена на 15 мая, затем перенесена на 10 июня. Реально же германские войска пошли в наступление на Курск только 5 июля 1943 года. Гитлер обосновывал отсрочки необходимостью дождаться поступления на фронт новой техники: танков «тигр» и «пантера» и самолетов – новой модификации истребителя «Фокке-Вульф-190», ранее применявшейся только на Западе, и штурмовика «Хеншель-129». Но, вероятно, не только это побуждало фюрера медлить с началом «Цитадели». По свидетельству Гудериана, еще в мае Гитлер заявил, что, когда он думает о наступлении на Курск, у него сильно болит живот. В успехе сомневались как командующие группами армий «Юг» и «Центр» Манштейн и Клюге, так и командующий 9-й армией Модель, которому предстояло возглавить северную ударную группировку. Манштейн потом писал в мемуарах, что наступление могло достичь поставленных целей, если бы состоялось, как и планировалось, в мае. Вряд ли можно с ним согласиться.
Ведь еще к 10 апреля советские войска, с учетом резервов, которые в дальнейшем практически все были переброшены под Курск, превосходили противника в районе Курского выступа в людях в 2,2 раза, по артиллерии – в 4,2 раза, по танкам и САУ – в 1,9 раза, по боевым самолетам – в 1,3 раза. 5 июля соотношение сил осталось весьма неблагоприятным для вермахта. А двух месяцев, прошедших с момента стабилизации фронта в марте, Красной Армии вполне хватило для создания укрепленных оборонительных позиции. Германские войска, выделенные для проведения операции «Цитадель», насчитывали 900 тысяч человек и располагали примерно 10 тысячами орудий и минометов, 2 050 самолетами и 2 700 танками и штурмовыми орудиями Противостоявшие им войска Центрального, Воронежского и Степного фронтов имели 1 910 тысяч солдат и офицеров, 30 880 орудий и минометов, 3 200 боевых самолетов и 5 130 танков и САУ. Это – по советским подсчетам. По немецким же подсчетам, группировка вермахта, сосредоточенная на Курской дуге, располагала даже большим количеством бронетехники – 2 772 единицы, включая 218, находившихся в ремонте.
А вот насчет числа немецких боевых самолетов, привлеченных для операции «Цитадель», советские данные кажутся завышенными. К 30 июня 1943 года люфтваффе располагали на всех фронтах и в составе ПВО страны и военных училищ 5 118 боевых самолетов. Как мы увидим дальше, в июле и августе на Восточный фронт пришлось лишь 33 процента всех потерь германских боевых самолетов. Если предположить, что таким же было распределение авиации по фронтам, то на всем советско-германском фронте в период Курской битвы должно было действовать не более 1 700 машин. Вероятно, под Курск могло быть брошено около 1 400 самолетов. Надо учесть также, что в ходе сражения Красная Армия ввела в дело 3 200 танков и 4 400 самолетов, тогда как немцы, по советским подсчетам, смогли подкрепить свои войска лишь 2 300 танками и штурмовыми орудиями и 3 тысячами самолетов. Верить этим последним цифрам не стоит. Например, две танковые дивизии, переданные после начала советского контрнаступления из ударной группировки группы армий «Юг» в группу «Центр», здесь показаны как дополнительно введенные в сражение. Опять-таки по авиации советские цифры для немецкой стороны кажутся завышенными. Дело в том, что в июле и августе 1943 года общие потери люфтваффе составили 3 213 боевых самолетов, из которых на Восток пришлось только 1 030 машин. Новых авиационных соединений в ходе сражения немцы на Курскую дугу не перебрасывали, а для восполнения потерь требовалось лишь немногим больше 1 тысячи самолетов, но никак не 3 тысячи.
Очевидно, завышено и восполнение потерь немецких танков в ходе сражения. Безвозвратные потери немецких танков и штурмовых орудий в период Курской битвы составили около 1 тысячи машин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222
Состояние же советских войск в ту пору было далеко не блестящим. В мае 1943 года был снят командующий Калининским фронтом генерал М.А. Пуркаев. Его преемник Ерёменко в дневниковой записи от 7 мая так прокомментировал ситуацию:
«6 мая 1943 года на Калининский фронт приехала комиссия ГКО во главе с тов. Щербаковым. Цель приезда – проверка и наведение порядка в снабжении и обеспечении войск, так как случались большие перебои в питании, люди недоедали из-за плохой организации снабжения, за что и сняли Пуркаева. В первом квартале 1943 года было 76 случаев смерти от истощения».
Вдумайся, читатель: 76 бойцов Калининского фронта зимой и весной 43-го погибли от голода не в блокадном Ленинграде и не во вражеском окружении. Они умерли от того, что интенданты вовремя не доставили на позиции продовольствие (может быть, просто разворовали?).
Еще 23 февраля Сталин предостерег от недооценки противника: «Не следует думать, что с гитлеровской армией покончено и Красной Армии остается лишь преследовать ее до западных границ нашей страны. Думать так – значит предаться неумному и вредному самообольщению. Думать так – значит переоценить свои силы, недооценить силы противника и впасть в авантюризм. Враг потерпел поражение, но он еще не побежден. Немецко-фашистская армия переживает кризис ввиду полученной от Красной Армии ударов, но это еще не значит, что она не может оправиться». Начавшийся несколькими днями раньше контрудар Манштейна явно добавил тревожные ноты в февральский приказ. Поражение под Харьковом заставило Верховного повторить 1 мая: «Гитлеровская Германия и ее армия потрясены и переживают кризис, но они еще не разбиты. Было бы наивно думать, что катастрофа придет сама, в порядке самотека». Сталин опасался повторения крымской и харьковской неудач 42-го и предпочел встретить ожидавшееся германское наступление преднамеренной обороной, а в наступление перейти только после отражения первого удара противника, убедившись, что его танковые группировки обескровлены и не смогут смять боевые порядки атакующих. В этом Верховного полностью поддерживал Жуков. Но, по сути, принятое решение оказалось ошибочным и сыграло на руку немцам.
Гитлер неоднократно переносил сроки начала «Цитадели». Сперва операция была назначена на 15 мая, затем перенесена на 10 июня. Реально же германские войска пошли в наступление на Курск только 5 июля 1943 года. Гитлер обосновывал отсрочки необходимостью дождаться поступления на фронт новой техники: танков «тигр» и «пантера» и самолетов – новой модификации истребителя «Фокке-Вульф-190», ранее применявшейся только на Западе, и штурмовика «Хеншель-129». Но, вероятно, не только это побуждало фюрера медлить с началом «Цитадели». По свидетельству Гудериана, еще в мае Гитлер заявил, что, когда он думает о наступлении на Курск, у него сильно болит живот. В успехе сомневались как командующие группами армий «Юг» и «Центр» Манштейн и Клюге, так и командующий 9-й армией Модель, которому предстояло возглавить северную ударную группировку. Манштейн потом писал в мемуарах, что наступление могло достичь поставленных целей, если бы состоялось, как и планировалось, в мае. Вряд ли можно с ним согласиться.
Ведь еще к 10 апреля советские войска, с учетом резервов, которые в дальнейшем практически все были переброшены под Курск, превосходили противника в районе Курского выступа в людях в 2,2 раза, по артиллерии – в 4,2 раза, по танкам и САУ – в 1,9 раза, по боевым самолетам – в 1,3 раза. 5 июля соотношение сил осталось весьма неблагоприятным для вермахта. А двух месяцев, прошедших с момента стабилизации фронта в марте, Красной Армии вполне хватило для создания укрепленных оборонительных позиции. Германские войска, выделенные для проведения операции «Цитадель», насчитывали 900 тысяч человек и располагали примерно 10 тысячами орудий и минометов, 2 050 самолетами и 2 700 танками и штурмовыми орудиями Противостоявшие им войска Центрального, Воронежского и Степного фронтов имели 1 910 тысяч солдат и офицеров, 30 880 орудий и минометов, 3 200 боевых самолетов и 5 130 танков и САУ. Это – по советским подсчетам. По немецким же подсчетам, группировка вермахта, сосредоточенная на Курской дуге, располагала даже большим количеством бронетехники – 2 772 единицы, включая 218, находившихся в ремонте.
А вот насчет числа немецких боевых самолетов, привлеченных для операции «Цитадель», советские данные кажутся завышенными. К 30 июня 1943 года люфтваффе располагали на всех фронтах и в составе ПВО страны и военных училищ 5 118 боевых самолетов. Как мы увидим дальше, в июле и августе на Восточный фронт пришлось лишь 33 процента всех потерь германских боевых самолетов. Если предположить, что таким же было распределение авиации по фронтам, то на всем советско-германском фронте в период Курской битвы должно было действовать не более 1 700 машин. Вероятно, под Курск могло быть брошено около 1 400 самолетов. Надо учесть также, что в ходе сражения Красная Армия ввела в дело 3 200 танков и 4 400 самолетов, тогда как немцы, по советским подсчетам, смогли подкрепить свои войска лишь 2 300 танками и штурмовыми орудиями и 3 тысячами самолетов. Верить этим последним цифрам не стоит. Например, две танковые дивизии, переданные после начала советского контрнаступления из ударной группировки группы армий «Юг» в группу «Центр», здесь показаны как дополнительно введенные в сражение. Опять-таки по авиации советские цифры для немецкой стороны кажутся завышенными. Дело в том, что в июле и августе 1943 года общие потери люфтваффе составили 3 213 боевых самолетов, из которых на Восток пришлось только 1 030 машин. Новых авиационных соединений в ходе сражения немцы на Курскую дугу не перебрасывали, а для восполнения потерь требовалось лишь немногим больше 1 тысячи самолетов, но никак не 3 тысячи.
Очевидно, завышено и восполнение потерь немецких танков в ходе сражения. Безвозвратные потери немецких танков и штурмовых орудий в период Курской битвы составили около 1 тысячи машин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222