А вот оценить общие безвозвратные потери Красной Армии за Великую Отечественную войну в целом можно, хотя и с большим трудом и не слишком точно. Георгий Константинович Жуков в эти потери внес большую лепту. Он командовал фронтами или координировал их действия в крупнейших стратегических операциях. Его войска, как правило, получали наиболее ответственные задачи, они превосходили по численности другие фронты, получали больше пополнений и, очевидно, должны были нести наибольшие потери. Поэтому, прежде чем продолжить рассказ о биографии Жукова, я хочу сделать экскурс в вопрос о советских военных потерях.
Определить, сколько Красная Армия потеряла в войну убитыми на поле боя, а также умершими от ран, болезней, несчастных случаев, в плену и по другим причинам, чрезвычайно сложно. Учет и контроль, которые Ленин считал самыми важными вещами для торжества социализма, так и не удалось должным образом наладить вплоть до бесславного конца Советской власти. Учет же безвозвратных потерь (погибшими и пленными) – задача исключительно трудная сама по себе для любой армии мира. Во Второй мировой войне счет убитых шел на сотни тысяч и миллионы, ежедневно гибли тысячи и тысячи солдат и офицеров. Командиры, не успев сообщить по инстанциям обо всех погибших и пропавших без вести, часто сами оказывались убиты или ранены. Не все донесения о потерях доходили до высших штабов, не все учитывались в итоговых сводках. Чем более высоким был уровень потерь, тем хуже их считали. Особенно неблагоприятным положение с учетом безвозвратных потерь было в Красной Армии. Она потеряла больше солдат и офицеров, чем любая другая армия во Второй мировой войне. Кроме того, в сталинской системе человек был винтиком, жизнь которого не стоила практически ничего. На декабрьском совещании высшего командного состава в 1940 году заместитель наркома обороны маршал Кулик пренебрежительно заметил: «Я слушал выступления политработников и несколько их не понял. В своих выступлениях они останавливались на отдельных случаях недисциплинированности или перегибов в применении дисциплинарных прав. Такой-то – выпил, а такой-то – ударил ломом по голове, такой-то – пристрелил. Из их выступлений можно было понять, что если бы не было нового Дисциплинарного устава с его статьей, разрешающей командиру применять силу и оружие, то не было бы никаких перегибов… Нам дан новый устав, новые установки, и мы должны не агитировать друг друга, а конкретнее перестраивать нашу работу так, как требует ЦК партии, как требует Народный комиссар. Есть пословица: там, где лес рубят, там щепки летят. Но надо, чтобы щепок было поменьше. Плакать над тем, что где-то кого-то пристрелили, не стоит». Григорий Иванович не знал, что очень скоро сам превратится в одну из щепок. В 42-м году его разжаловали из маршалов в генерал-майоры, а в 50-м году расстреляли по стандартному обвинению в военном заговоре.
В начале войны рядовые красноармейцы не имели ни удостоверений личности, ни именных медальонов. Это, кстати сказать, облегчало работу неприятельским лазутчикам. Им достаточно было раздобыть красноармейскую форму и знать номер хотя бы одной из расположенных на данном участке частей, чтобы спокойно вести разведку в прифронтовой полосе. Но не лучше обстояло дело с учетом личного состава и в последние мирные месяцы накануне войны. В декабре 1940 года на совещании высшего комсостава член Военного Совета Киевского особого военного округа корпусной комиссар Н.Н. Ватутин рассказал трагикомическую историю, как «один красноармеец в течение четырех месяцев скрывался в окрестных селах, за это время научился говорить по-польски, систематически ходил в церковь. Его арестовали, и только тогда выяснилось, что его нет в части. А с другой стороны, в этом же полку красноармейца Степанова объявили дезертиром, хотя он никогда из расположения части не уходил». 15 марта 1941 года, в преддверии готовившегося нападения на Германию, приказом наркома обороны было введено в действие Положение о персональном учете потерь и погребении погибшего личного состава Красной Армии в военное время. Оно предписывало к 1 мая 41-го «снабдить войска медальонами и вкладными листками по штатам военного времени, а штабы военных округов – бланками извещений и форм именных списков». После каждого боя командир подразделения или части обязан был проверить личный состав и немедленно донести вышестоящему начальнику о безвозвратных потерях. В штабах полков персональный учет потерь должен был производится «по именным спискам персональных потерь в подразделениях, входящих в состав полка… и на основании поверки личного состава некоторых подразделений на выборку». Далее списки направлялись по команде вплоть до Управления по укомплектованию войск, которое должно было «вести персональный учет потерь Красной Армии за отдельные части и соединения (дивизия, бригада, корпус, армия, фронт) и справочную картотеку потерь личного состава Красной Армии во время боевых действий».
На бумаге все выходило гладко. В жизни же стройной и бесперебойно действующей системы учета безвозвратных потерь создать так и не удалось. Красноармейские книжки ввели 7 октября 1941 года, однако еще в начале 42-го далеко не все красноармейцы их получили. Не только к 1 мая 1941 года, но даже и в 42-году многие бойцы и командиры не были снабжены медальонами со сведениями о военнослужащих. Например, соответствующий приказ до войск Южного фронта был доведен только в декабре 41-го. А 17 ноября 1942 года новым приказом наркома обороны эти медальоны были вообще отменены. Приказ был издан потому, что на многих бойцов и командиров сам вид медальонов действовал угнетающе, заставлял думать о близкой смерти. Многие красноармейцы даже отказывались их брать. В результате учет безвозвратных потерь еще больше запутался. Командирам подразделений разрешили предоставлять донесения о потерях с указанием только общего числа, а не имен убитых, раненых и пропавших без вести. Стало гораздо проще занижать цифры потерь, особенно безвозвратных, в чем командиры были кровно заинтересованы. Ведь чем меньше потери, тем лучше подразделение воюет. Главное же, чем меньше были потери в донесениях, тем больше людей на бумаге оставалось в строю, а на мертвые души можно было исправно получать продовольственные пайки и распределять их среди оставшихся в живых.
Ответственный секретарь «Нового мира» во времена Твардовского Игорь Александрович Сац в годы войны командовал ротой разведчиков. Кстати его, знавшего польский язык, взяли в Войско Польское, где Сац считался как бы поляком. После войны он рассказывал критику Владимиру Лакшину, как именно составлялись донесения о численности личного состава роты:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222
Определить, сколько Красная Армия потеряла в войну убитыми на поле боя, а также умершими от ран, болезней, несчастных случаев, в плену и по другим причинам, чрезвычайно сложно. Учет и контроль, которые Ленин считал самыми важными вещами для торжества социализма, так и не удалось должным образом наладить вплоть до бесславного конца Советской власти. Учет же безвозвратных потерь (погибшими и пленными) – задача исключительно трудная сама по себе для любой армии мира. Во Второй мировой войне счет убитых шел на сотни тысяч и миллионы, ежедневно гибли тысячи и тысячи солдат и офицеров. Командиры, не успев сообщить по инстанциям обо всех погибших и пропавших без вести, часто сами оказывались убиты или ранены. Не все донесения о потерях доходили до высших штабов, не все учитывались в итоговых сводках. Чем более высоким был уровень потерь, тем хуже их считали. Особенно неблагоприятным положение с учетом безвозвратных потерь было в Красной Армии. Она потеряла больше солдат и офицеров, чем любая другая армия во Второй мировой войне. Кроме того, в сталинской системе человек был винтиком, жизнь которого не стоила практически ничего. На декабрьском совещании высшего командного состава в 1940 году заместитель наркома обороны маршал Кулик пренебрежительно заметил: «Я слушал выступления политработников и несколько их не понял. В своих выступлениях они останавливались на отдельных случаях недисциплинированности или перегибов в применении дисциплинарных прав. Такой-то – выпил, а такой-то – ударил ломом по голове, такой-то – пристрелил. Из их выступлений можно было понять, что если бы не было нового Дисциплинарного устава с его статьей, разрешающей командиру применять силу и оружие, то не было бы никаких перегибов… Нам дан новый устав, новые установки, и мы должны не агитировать друг друга, а конкретнее перестраивать нашу работу так, как требует ЦК партии, как требует Народный комиссар. Есть пословица: там, где лес рубят, там щепки летят. Но надо, чтобы щепок было поменьше. Плакать над тем, что где-то кого-то пристрелили, не стоит». Григорий Иванович не знал, что очень скоро сам превратится в одну из щепок. В 42-м году его разжаловали из маршалов в генерал-майоры, а в 50-м году расстреляли по стандартному обвинению в военном заговоре.
В начале войны рядовые красноармейцы не имели ни удостоверений личности, ни именных медальонов. Это, кстати сказать, облегчало работу неприятельским лазутчикам. Им достаточно было раздобыть красноармейскую форму и знать номер хотя бы одной из расположенных на данном участке частей, чтобы спокойно вести разведку в прифронтовой полосе. Но не лучше обстояло дело с учетом личного состава и в последние мирные месяцы накануне войны. В декабре 1940 года на совещании высшего комсостава член Военного Совета Киевского особого военного округа корпусной комиссар Н.Н. Ватутин рассказал трагикомическую историю, как «один красноармеец в течение четырех месяцев скрывался в окрестных селах, за это время научился говорить по-польски, систематически ходил в церковь. Его арестовали, и только тогда выяснилось, что его нет в части. А с другой стороны, в этом же полку красноармейца Степанова объявили дезертиром, хотя он никогда из расположения части не уходил». 15 марта 1941 года, в преддверии готовившегося нападения на Германию, приказом наркома обороны было введено в действие Положение о персональном учете потерь и погребении погибшего личного состава Красной Армии в военное время. Оно предписывало к 1 мая 41-го «снабдить войска медальонами и вкладными листками по штатам военного времени, а штабы военных округов – бланками извещений и форм именных списков». После каждого боя командир подразделения или части обязан был проверить личный состав и немедленно донести вышестоящему начальнику о безвозвратных потерях. В штабах полков персональный учет потерь должен был производится «по именным спискам персональных потерь в подразделениях, входящих в состав полка… и на основании поверки личного состава некоторых подразделений на выборку». Далее списки направлялись по команде вплоть до Управления по укомплектованию войск, которое должно было «вести персональный учет потерь Красной Армии за отдельные части и соединения (дивизия, бригада, корпус, армия, фронт) и справочную картотеку потерь личного состава Красной Армии во время боевых действий».
На бумаге все выходило гладко. В жизни же стройной и бесперебойно действующей системы учета безвозвратных потерь создать так и не удалось. Красноармейские книжки ввели 7 октября 1941 года, однако еще в начале 42-го далеко не все красноармейцы их получили. Не только к 1 мая 1941 года, но даже и в 42-году многие бойцы и командиры не были снабжены медальонами со сведениями о военнослужащих. Например, соответствующий приказ до войск Южного фронта был доведен только в декабре 41-го. А 17 ноября 1942 года новым приказом наркома обороны эти медальоны были вообще отменены. Приказ был издан потому, что на многих бойцов и командиров сам вид медальонов действовал угнетающе, заставлял думать о близкой смерти. Многие красноармейцы даже отказывались их брать. В результате учет безвозвратных потерь еще больше запутался. Командирам подразделений разрешили предоставлять донесения о потерях с указанием только общего числа, а не имен убитых, раненых и пропавших без вести. Стало гораздо проще занижать цифры потерь, особенно безвозвратных, в чем командиры были кровно заинтересованы. Ведь чем меньше потери, тем лучше подразделение воюет. Главное же, чем меньше были потери в донесениях, тем больше людей на бумаге оставалось в строю, а на мертвые души можно было исправно получать продовольственные пайки и распределять их среди оставшихся в живых.
Ответственный секретарь «Нового мира» во времена Твардовского Игорь Александрович Сац в годы войны командовал ротой разведчиков. Кстати его, знавшего польский язык, взяли в Войско Польское, где Сац считался как бы поляком. После войны он рассказывал критику Владимиру Лакшину, как именно составлялись донесения о численности личного состава роты:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222