Использовав благоприятные условия, сложившиеся для наших войск в районе Москвы, Ставка одновременно с Западным фронтом приказала перейти в контрнаступление войскам Калининского фронта и правому крылу Юго-Западного фронта».
Тут маршал, в который уже раз, лукавит. Он пытается представить советское контрнаступление под Москвой как едва ли не спонтанное событие, выросшее без четкого плана, из начавшихся в силу жесткой необходимости контрударов против фланговых группировок противника, нацеленных на обход Москвы. Но документы доказывают: дело обстояло совсем не так. Вот передо мной «Объяснительная записка» Жукова, Булганина и Соколовского к плану-карте контрнаступления армий Западного фронта. Она датирована 13 ноября и адресована заместителю начальника Генштаба Василевскому, замещавшему больного Шапошникова аж до 13 декабря (только с 14-го декабря под директивами вновь появляется подпись Бориса Михайловича). Георгий Константинович предлагал начать наступление основных сил 3-4 декабря, а примыкавшей к флангу Калининского фронта 30-й армии – 5-6 декабря. Жуков собирался «ударом на Клин, Солнечногорск и в истринском направлении разбить основную группировку противника на правом крыле и ударом на Узловую и Богородицк во фланг и тыл группе Гудериана разбить противника на левом крыле» фронта. По северной группировке должны были ударить 16-я, 20-я, 30-я и 1-я ударные армии, по южной – 10-я. Одновременно удары с ограниченными целями наносили и все остальные армии Западного фронта. Подобное распыление сил, стремление быть сильнее противника во всех пунктах затрудняло достижение крупного оперативного успеха, разгром основных сил неприятеля.
Жуков предлагал оценивать руководимое им контрнаступление как некую импровизацию, ставившую цель лишь отбросить противника от Москвы, но совсем не обязательно уничтожить при этом его ударные группировки. Между тем в конце 41-го Георгий Константинович рассчитывал на достижение решительных целей. Этому способствовало положение ударных группировок немецких войск, достаточно далеко обошедших Москву с севера и юга, чтобы попасть под угрозу окружения, но не достигших позиций, с которых можно было бы замкнуть кольцо вокруг советской столицы. Построить на достигнутых рубежах прочную оборону немцы явно не успевали. Потому и просил Жуков Василевского поторопить Сталина дать директиву на наступление, «иначе можно запоздать с подготовкой». 1 декабря Сталин и Василевский соответствующую директиву подписали.
В последние дни перед контрнаступлением Георгий Константинович разговаривал с Верховным Главнокомандующим отнюдь не всегда так вежливо и спокойно, как это представлено в «Воспоминаниях и размышлениях». 4 декабря 1941 года в штабе Западного фронта проходило совещание с командующими армиями. Жуков ставил им задачи на контрнаступление. Тут позвонил Сталин. Вот как эта сцена запомнилась жуковскому порученцу Н. Казьмину: «Жуков находился в напряжении. Во время разговора со Сталиным у Жукова лицо стало покрываться пятнами и заходили на щеках желваки. Это уже было не к добру и предвещало ссору. Выслушав Сталина, Жуков отпарировал: „Передо мной 4 армии противника и свой фронт. Мне лучше знать, как поступить. Вы там в Кремле можете расставлять оловянных солдатиков и устраивать сражения, а мне некогда этим заниматься“. Верховный, видимо, что-то возразил Жукову, который потерял самообладание и выпустил обойму площадной брани, а затем бросил трубку на рычаг. Сталин после этого не звонил сутки. Позвонил 5 декабря в 24 часа и спросил:
– Товарищ Жуков, как с Москвой?
– Москву я не сдам.
– Тогда я пойду отдохну пару часов».
Позднее одной из своих знакомых, Людмиле Лактионовой, Жуков так прокомментировал этот инцидент: «Он пойдет отдохнет, а я тут не сплю несколько ночей». По всей видимости, в 46-м на памятном для Жукова заседании Главного Военного Совета и он, и Сталин о том разговоре вспомнили, и Георгий Константинович пожалел о былой несдержанности. Сталин таких оскорблений никогда не забывал, откладывая расчет с обидчиком до подходящего момента. В войну Жуков был нужен, а вот после войны настало самое время указать зарвавшемуся маршалу на его настоящее место в стране и мире.
Для контрнаступления были сосредоточены значительные резервы. Прежде всего, это три армии: 1-я Ударная, 10-я и 20-я, сформированные из свежих дивизий, переброшенных из Сибири и Дальнего Востока (в их ряды мобилизовали, вспомним свидетельство Власова, немало бывших заключенных). Кроме того, соединения из резерва Ставки влились в 30-ю и 16-ю армии, а также в армии Калининского фронта, который должен был оказать содействие в разгроме немецкой группировки в Калинине. Вряд ли было оправдано использование предназначенных для контрнаступления соединений в последние дни оборонительного сражения, на что пошли Жуков и Конев, опасаясь прорыва противника к Москве. Группа армий «Центр» уже не имела сил для такого прорыва, а тем более для успешного завершения операции по окружению и взятию Москвы. Ведь в начале декабря немцы еще не вступили в собственно Московскую зону обороны, а уже исчерпали все возможности для продолжения наступления.
5 и 6 декабря войска Западного, Юго-Западного и Калининского фронтов перешли в контрнаступление. К концу декабря группа армий «Центр» оказалась отброшена от Москвы на 100-150 километров, до Ржева, Волоколамска, Рузы, Мосальска, Белёва и Мценска, где контрнаступление фактически завершилось. Жуков так оценил его результаты: «Ударные группировки немецкой группы армий „Центр“ потерпели тяжелое поражение и отступили».
Немецкое командование было встревожено советским контрнаступлением под Москвой, ставшее для вермахта полной неожиданностью. Даже приказ об общем переходе к обороне Гитлер отдал лишь 8 декабря. Гальдер записал в дневнике накануне: «События дня ужасающи и постыдны. Главком превратился в простого письменосца. Фюрер, не замечая его, сам сносится с командующими группами армий. Самым ужасным является то, что ОКВ не понимает состояния наших войск и занимается латанием дыр, вместо того чтобы принимать принципиальные стратегические решения, вроде приказа на отход войск группы армий „Центр“ на рубеж Руза-Осташков».
19 декабря главнокомандующий сухопутных сил фельдмаршал фон Браухич, страдавший тяжелым сердечным заболеванием, подал прошение об отставке по состоянию здоровья. Во главе сухопутной армии встал сам Гитлер. А еще 16 декабря он отдал свой знаменитый «стоп-приказ», требующий от офицеров и генералов «своим личным примером… заставить войска с фанатическим упорством оборонять занимаемые позиции, не обращая внимания на противника, прорывающегося на флангах и в тыл».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222