Так что аскетизм трапезы не вызвал у Чернова ничего негативного: поели, расслабились, Кармель еду унес, а вино, наоборот, донес, – откуда-то из глубин дома. Сказал:
– Солнце пошло на закат. Скоро спадет жара.
– И что будет? – лениво поинтересовался Чернов.
Напускной ленью, дурацким цинизмом, наглостью даже – всем этим он гнал от себя, давил страшненькую вообще-то мыслишку, которая как оформилась в башке, так ее и не покидала: он здесь надолго, пути назад нет. То есть, может, и есть, обязательно где-то есть, но искать его – жизни не хватит. Как там в Книге Пути: «Никогда не сворачивай со своего пути…» Ну, во-первых, его ли, Чернова, этот путь, на который он попал отнюдь не по собственному желанию? А во-вторых, куда он приведет, если не сворачивать, вернее – не поворачивать вспять?..
Как ни хорохорился, а страшно было.
И Кармель, не ответив на вопрос, вдруг сказал – тихо и проникновенно:
– Тебе сейчас плохо. Страшно. Так и должно быть, Бегун.
Ах, это каким-то Сущим данное Знание! Или со строчной буквы: знание людей! И ведь опять попал в точку, Хранитель гребаный…
– Что должно? – И не хотел, а прорвалась грубость. Но Кармель не обратил внимания.
– Ты не помнишь тех Путей, которые были у тебя до сего дня. Это мучает тебя. Именно это, хотя ты сам не осознаешь – что. Но ты и не можешь их помнить. Так сказано в Книге Пути.
– Что сказано?
– «И только у Бегуна не один путь, а много всяких, и много ему придется узнать, но он никогда не будет помнить пройденного, но всегда станет ждать пути впередилежащего и готовиться к нему как к единственному, то есть первому и последнему. Такова судьба Бегуна, пока эта судьба – его».
– И что эта белиберда означает?
– Это Книга, – обиженно сказал Кармель: все-таки достал его Чернов. – Книга права во всем. Никогда не было такого, чтобы Книга ошиблась. Проверено. Она существует всегда – столько, сколько существует наш народ, и пока она с нами – мы будем жить. И правильно жить.
– Возможно, – не стал спорить Чернов. Его вдруг заинтересовало другое. – Выходит, в этой Книге написано и про меня?
– Я же говорил тебе ранее. Ты привел наш народ в этот мир. Ты видел в Храме святую доску с твоим изображением,
– Да, это я помню: ты говорил, я видел. Но извини: не могу вспомнить, как я кого-то куда-то приводил… – сказал раздраженно и осекся: только что цитата прозвучала – про Бегуна, который не помнит ни хрена, пардон за дурацкую рифму. Надо быть повнимательней. Беспамятный – да, это, как видим, по Книге. Но не бестолковый же!.. – Но я и не могу помнить, так утверждает Книга, верно, Хранитель?
– Совершенно верно, Бегун.
– Ты еще говорил – там, в Храме, – что я опять встал на Путь, раз я здесь…
– Как и положено судьбой, Бегун.
– Но как я поведу ваш народ в новый мир, если я не могу вспомнить, откуда вывел вас в прошлый раз? И, к слову, зачем вывел…
– Книга, Бегун. Там описан твой путь – тот, который стал нашим.
– Дай мне ее. Я должен прочесть…
– Никто не может коснуться Книги, кроме Хранителя. Но ты прав: ты должен знать свой предыдущий Путь, чтобы не ошибиться в последующем. Я расскажу тебе… Еще вина? Рассказ будет долгим…
– Наливай, Хранитель. Говоришь, солнце заходит, жара спадает… Давай пойдем на воздух. Я видел: у тебя на крыше есть где прилечь и предаться долгому рассказу.
Чернов произнес это и усмехнулся про себя: перенимаешь разговорную манеру собеседника, стайер. А впрочем, местная языковая арамейско-еврейская смесь с неведомо откуда взявшимися – вот еще загадка! – вкраплениями баскских слов и оборотов вполне располагала к этой манере.
Вместо ответа Кармель встал, подошел к входу и поманил к себе Чернова. Тот легко, словно и не грузило желудок мясо с вином, оказался рядом с хозяином, выглянул на улицу сквозь отодвинутую занавесь. Увиденное ошарашило. Улица – узкая, кривая, пыльная – была полна народом – как давеча, когда вбегал в городок. Мужчины, женщины, дети стояли, сидели, прислонившись к стенам домов, и не отрываясь смотрели на вход в дом Кармеля. Молчали. Чернов отшатнулся: ему показалось, что десятки глаз просто протыкают его насквозь.
– Что это они? – спросил он.
– Ждут, – кратко ответил Кармель.
– Чего?
– Решения.
– Какого решения?
– Твоего. Когда ты начнешь.
– Что начну? – Чернов сам не услышал, что почти кричит.
А Кармель отвечал, как начал – тихо и с почтением:
– Искать Путь.
– Я должен его искать? Уже?!
– Конечно. Он дается не сразу. В прошлый раз ты искал его сорок восходов и сорок закатов.
Высоко! Сорок дней и сорок ночей, если по-простому… Любимая Библией цифра – сорок. Все-таки Земля в любой точке пространства-времени одинакова! «Там» – Библия, Книга Книг. «Здесь» – какая-то Книга Пути… Или это Чернову так повезло – провалиться в мир, столь похожий на его, только отнесенный во времени назад на добрую тысячу лет? Или это не везение московского бездельника, а судьба Бегуна – выбирать некий загадочный Путь, который возможно и необходимо преодолеть?..
– Да, Кармель, ты прав, под столькими взглядами спокойно не побеседуешь. Убедил… – Чернов вернулся к столу, залпом выпил вино из чашки. Сел на табурет. – Начинай рассказ, Хранитель. Раньше начнешь ты – раньше начну я. Откуда фраза? Не из Книги ли Пути?.. Ладно, не обижайся, шучу… Поехали.
И Кармель послушно сел напротив, отодвинул от себя вино – мешает оно ему, что ли? И начал:
– Это случилось двенадцать поколений назад…
Он, невольно или специально, посмотрел в низкое оконце – вырубленное в стене или выложенное в ней, а в оконце только небо и видать, выцветшее, как стираные-перестираные джинсы.
Чернов воспользовался паузой, прикинул: двенадцать поколений это сколько? Здесь обзаводятся детьми рано, лет в двадцать уже, значит, двенадцать на двадцать да еще прикид на всякий пожарный… Ого! Лет под триста тому «это случилось», давненько. Только что «это»?
Хранившееся где-то в подвале вино здесь, наверху, теплело в кувшине и чашке молниеносно. Но вкуса не теряло.
Ты прямо идол каменный, то ли огорчалась, то ли восхищалась ушедшая в века (теперь уж точно так!) жена, тебе все по фигу, случись сейчас землетрясение, извержение, цунами, метеорит брякнется, а ты так и будешь сидеть себе и пиво тянуть… А что делать, вроде бы полемизировал тогда с женой Чернов, а на самом деле сидел себе, молчал и тянул пиво, а что зря трепыхаться, коли ничего изменить нельзя?.. Сейчас он тянул тепловатое красное вино и все-таки удивлялся: вот он в другом времени и явно в другом мире, вот произошло, наконец, обещанное женой землетрясение, или извержение, или метеорит упал и все к хренам изменил в черновском мире, а он, Чернов, прямо идол каменный. Удивлялся так и сам себя успокаивал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
– Солнце пошло на закат. Скоро спадет жара.
– И что будет? – лениво поинтересовался Чернов.
Напускной ленью, дурацким цинизмом, наглостью даже – всем этим он гнал от себя, давил страшненькую вообще-то мыслишку, которая как оформилась в башке, так ее и не покидала: он здесь надолго, пути назад нет. То есть, может, и есть, обязательно где-то есть, но искать его – жизни не хватит. Как там в Книге Пути: «Никогда не сворачивай со своего пути…» Ну, во-первых, его ли, Чернова, этот путь, на который он попал отнюдь не по собственному желанию? А во-вторых, куда он приведет, если не сворачивать, вернее – не поворачивать вспять?..
Как ни хорохорился, а страшно было.
И Кармель, не ответив на вопрос, вдруг сказал – тихо и проникновенно:
– Тебе сейчас плохо. Страшно. Так и должно быть, Бегун.
Ах, это каким-то Сущим данное Знание! Или со строчной буквы: знание людей! И ведь опять попал в точку, Хранитель гребаный…
– Что должно? – И не хотел, а прорвалась грубость. Но Кармель не обратил внимания.
– Ты не помнишь тех Путей, которые были у тебя до сего дня. Это мучает тебя. Именно это, хотя ты сам не осознаешь – что. Но ты и не можешь их помнить. Так сказано в Книге Пути.
– Что сказано?
– «И только у Бегуна не один путь, а много всяких, и много ему придется узнать, но он никогда не будет помнить пройденного, но всегда станет ждать пути впередилежащего и готовиться к нему как к единственному, то есть первому и последнему. Такова судьба Бегуна, пока эта судьба – его».
– И что эта белиберда означает?
– Это Книга, – обиженно сказал Кармель: все-таки достал его Чернов. – Книга права во всем. Никогда не было такого, чтобы Книга ошиблась. Проверено. Она существует всегда – столько, сколько существует наш народ, и пока она с нами – мы будем жить. И правильно жить.
– Возможно, – не стал спорить Чернов. Его вдруг заинтересовало другое. – Выходит, в этой Книге написано и про меня?
– Я же говорил тебе ранее. Ты привел наш народ в этот мир. Ты видел в Храме святую доску с твоим изображением,
– Да, это я помню: ты говорил, я видел. Но извини: не могу вспомнить, как я кого-то куда-то приводил… – сказал раздраженно и осекся: только что цитата прозвучала – про Бегуна, который не помнит ни хрена, пардон за дурацкую рифму. Надо быть повнимательней. Беспамятный – да, это, как видим, по Книге. Но не бестолковый же!.. – Но я и не могу помнить, так утверждает Книга, верно, Хранитель?
– Совершенно верно, Бегун.
– Ты еще говорил – там, в Храме, – что я опять встал на Путь, раз я здесь…
– Как и положено судьбой, Бегун.
– Но как я поведу ваш народ в новый мир, если я не могу вспомнить, откуда вывел вас в прошлый раз? И, к слову, зачем вывел…
– Книга, Бегун. Там описан твой путь – тот, который стал нашим.
– Дай мне ее. Я должен прочесть…
– Никто не может коснуться Книги, кроме Хранителя. Но ты прав: ты должен знать свой предыдущий Путь, чтобы не ошибиться в последующем. Я расскажу тебе… Еще вина? Рассказ будет долгим…
– Наливай, Хранитель. Говоришь, солнце заходит, жара спадает… Давай пойдем на воздух. Я видел: у тебя на крыше есть где прилечь и предаться долгому рассказу.
Чернов произнес это и усмехнулся про себя: перенимаешь разговорную манеру собеседника, стайер. А впрочем, местная языковая арамейско-еврейская смесь с неведомо откуда взявшимися – вот еще загадка! – вкраплениями баскских слов и оборотов вполне располагала к этой манере.
Вместо ответа Кармель встал, подошел к входу и поманил к себе Чернова. Тот легко, словно и не грузило желудок мясо с вином, оказался рядом с хозяином, выглянул на улицу сквозь отодвинутую занавесь. Увиденное ошарашило. Улица – узкая, кривая, пыльная – была полна народом – как давеча, когда вбегал в городок. Мужчины, женщины, дети стояли, сидели, прислонившись к стенам домов, и не отрываясь смотрели на вход в дом Кармеля. Молчали. Чернов отшатнулся: ему показалось, что десятки глаз просто протыкают его насквозь.
– Что это они? – спросил он.
– Ждут, – кратко ответил Кармель.
– Чего?
– Решения.
– Какого решения?
– Твоего. Когда ты начнешь.
– Что начну? – Чернов сам не услышал, что почти кричит.
А Кармель отвечал, как начал – тихо и с почтением:
– Искать Путь.
– Я должен его искать? Уже?!
– Конечно. Он дается не сразу. В прошлый раз ты искал его сорок восходов и сорок закатов.
Высоко! Сорок дней и сорок ночей, если по-простому… Любимая Библией цифра – сорок. Все-таки Земля в любой точке пространства-времени одинакова! «Там» – Библия, Книга Книг. «Здесь» – какая-то Книга Пути… Или это Чернову так повезло – провалиться в мир, столь похожий на его, только отнесенный во времени назад на добрую тысячу лет? Или это не везение московского бездельника, а судьба Бегуна – выбирать некий загадочный Путь, который возможно и необходимо преодолеть?..
– Да, Кармель, ты прав, под столькими взглядами спокойно не побеседуешь. Убедил… – Чернов вернулся к столу, залпом выпил вино из чашки. Сел на табурет. – Начинай рассказ, Хранитель. Раньше начнешь ты – раньше начну я. Откуда фраза? Не из Книги ли Пути?.. Ладно, не обижайся, шучу… Поехали.
И Кармель послушно сел напротив, отодвинул от себя вино – мешает оно ему, что ли? И начал:
– Это случилось двенадцать поколений назад…
Он, невольно или специально, посмотрел в низкое оконце – вырубленное в стене или выложенное в ней, а в оконце только небо и видать, выцветшее, как стираные-перестираные джинсы.
Чернов воспользовался паузой, прикинул: двенадцать поколений это сколько? Здесь обзаводятся детьми рано, лет в двадцать уже, значит, двенадцать на двадцать да еще прикид на всякий пожарный… Ого! Лет под триста тому «это случилось», давненько. Только что «это»?
Хранившееся где-то в подвале вино здесь, наверху, теплело в кувшине и чашке молниеносно. Но вкуса не теряло.
Ты прямо идол каменный, то ли огорчалась, то ли восхищалась ушедшая в века (теперь уж точно так!) жена, тебе все по фигу, случись сейчас землетрясение, извержение, цунами, метеорит брякнется, а ты так и будешь сидеть себе и пиво тянуть… А что делать, вроде бы полемизировал тогда с женой Чернов, а на самом деле сидел себе, молчал и тянул пиво, а что зря трепыхаться, коли ничего изменить нельзя?.. Сейчас он тянул тепловатое красное вино и все-таки удивлялся: вот он в другом времени и явно в другом мире, вот произошло, наконец, обещанное женой землетрясение, или извержение, или метеорит упал и все к хренам изменил в черновском мире, а он, Чернов, прямо идол каменный. Удивлялся так и сам себя успокаивал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111