Фредерик молчал. И вид у него был виноватый.
– Поцелуй меня и езжай спокойно, – улыбнулась девушка. – А я буду ждать.
– Умница моя, – в ответ улыбнулся Фредерик, потянув ее к себе.
«Хорошо, – подумала Марта, обнимая любимого за шею и поглаживая его затылок, что кололся коротко остриженными, жесткими волосами, – из детки я, похоже, перешла в умницы… очень хорошо».
– Не думаю, что буду долго отсутствовать, – шепнул Фредерик. – Слишком много я здесь оставляю.
– Ловлю вас на слове, ваше величество, – ответила Марта и поцеловала его в ложбинку под ухом.
Рядом деликатно кашлянули. Фредерик, на минуту забывший обо всем на свете ради этих приятных мгновений, недовольно скосил взгляд – лорд Гитбор стоял рядом и делал разные знаки, чтоб привлечь внимание короля. Например, чудовищно выпучив глаза, тряс головой в сторону княжны Уны, которая вышла во двор, чтобы проводить «спасителей» своей страны. Она решительно шагала в сторону короля Фредерика, гордо подняв голову и подобрав юбки, чтоб не мешали.
– Похоже, тебе влетит, – усмехнулась Марта, чуть отстранившись от молодого человека и тоже увидав княжну. – Ну, держи обещание. И – успехов, – еще раз поцеловала его в щеку и легко, словно мотылек, побежала в сад, откуда вместо веселого детского галдежа уже слышался громкий рев обиженного кем-то наследника престола.
Фредерик не менее гордо распрямил спину, повернувшись к Уне, и приготовился держать оборону.
– Вот, пришла пожелать вам удачи, – подойдя, быстро заговорила девушка, хмуря изящные брови.
Король не стал расслабляться, увидав такое мирное начало. Уна заметила, поэтому решила отбросить все недомолвки и, не сбавляя скорости речи, продолжила:
– Все-таки считаю, вам не должно держать меня в стороне от того, что касается моей родины! Если вы таким способом желаете расширить пределы своего королевства, то…
– Должен заметить, что, согласившись на предложение лорда Климента выйти за него замуж, вы уже присоединяетесь к нашим землям, – парировал Фредерик начавшиеся упреки. – Поэтому с моей стороны никаких корыстных целей нет. Раз уж так все само собой складывается. Но вернуть все на круги своя вы можете. Дайте от ворот поворот лорду Клименту, – и государь кивнул в сторону Северного Судьи.
Уна на какой-то миг закусила губу, но спохватилась, взяла себя в руки. На ее лицо вернулось невозмутимое выражение, даже складка от нахмуренных бровей исчезла. Княжна хотела сказать еще что-нибудь, более мирное, но Фредерик опередил:
– Стоит ли беспокоиться, леди Уна? Ваш отец только об этом и думал: передать княжество Эрин под нашу опеку. Так чем же вы недовольны? Вы всего лишь исполняете волю своего батюшки, а это – святая обязанность любой дочери. По-моему, вы просто злитесь, что вас не берут в поход. – Он хитро улыбнулся. – И не надо прикрывать это подозрениями о каком-то там моем коварстве.
Лорд Гитбор, находившийся рядом и все слышавший (когда было нужно, слышал он превосходно), посмотрел на молодого короля с уважением. А у княжны вид был такой, словно ее загнали в угол. А еще она чувствовала, что сама позволила это сделать.
Следующий взгляд Уны достался Клименту. Юноша ожидал этого и моментально расцвел ослепительной улыбкой. Нет, отказать ему она не сможет, надо признать. Уна закраснелась. Ее обиды сами собой улеглись, и она ступила к жениху.
– Рад тебя видеть. – Климент сделал шаг ей навстречу и заговорил первым, беря ее руки в свои. – Все утро ждал: когда же…
– Счастливого пути. Береги себя. – И княжна, застенчиво пожала плечами, поцеловала юношу в щеку.
– Ну что же ты? Какая бука. – Судья был разочарован таким скупым на чувства прощанием. – Все дуешься? Право – не стоит. Походы, война – не для девушки. И твое желание ехать с нами – сумасшедшая идея. Сама посуди: мы понесемся сломя голову, верхом, редко делая привалы. Мы будем спать под открытым небом, как следует мыться – далеко не каждый день. А наша еда – это почти всегда хлеб и вяленое мясо или мясо дичины. Разве ты такое выдержишь? Ты нежная, хрупкая. – Он улыбался. – Я бы тебя вечно на руках носил, чтобы ты земли не касалась.
Уне пришлось растаять и подарить юноше весьма благосклонный взгляд, а потом – и более жаркий поцелуй и объятия.
– Ну, теперь я не я буду, если князь Хемус не приползет к тебе на коленях молить о пощаде! – выпалил Климент, когда губы его освободились.
– Главное, чтоб ты вернулся, – улыбнулась на его пылкость девушка.
– Вернусь, обязательно, – кивнул юноша и, подняв княжну за талию вверх, крутнулся вокруг своей оси, получая огромное удовольствие от того, что девушка из-за его неожиданного озорства с хохотом к нему прижалась.
– Братец, пора, – окликнул кузена Фредерик, уже красуясь посреди двора на вороном Жучке.
– Вернусь, вернусь, – спешно повторил Климент Уне и схватил поводья своего пегого Балбеса.
– Подожди, подожди, еще минуту. – Девушка кое о чем вспомнила.
Она протянула Судье, уже в седло, колечко, тонкое, витое, золотое, девичье колечко. Клименту оно едва налезло на мизинец, но юноша надел, поцеловал его и, срываясь в галоп за старшим братом, помахал невесте рукой…
Четыре всадника на быстрых скакунах вылетели из ворот Цветущего замка. Оглушительно простучав копытами по деревянному мосту, они понеслись по дороге, ведущей на юг, поднимая пыль.
А с запада дул прохладный ветер и гнал из-за леса мрачные, тяжелые тучи.
– Наконец-то будет дождь, – так сказала Марта, подходя к княжне, которая все стояла у открытых ворот, глядя на быстро удалявшихся всадников.
– Дождь, да, – рассеянно повторила девушка.
– Мне надо поговорить с вами. – Марта вышла чуть вперед, чтоб попасть в поле зрения Уны. – Это важно, – в ее глазах, в их непредсказуемой бездне, мерцали какие-то волны. – Очень важно…
7
По базару я гулял!
Девок за ноги щипал!
Знатно пиво мне попалось!
Им братишек угощал!
Этакую лихую песню бражников во все горло орали три румяных молодца в маленьком трактире «Перекати-поле», что испуганно жался к широкому пограничному тракту. В самом трактире его хозяин – невысокий, худощавый мужичок лет пятидесяти – так же испуганно жался к бочонку с пивом у стойки.
Трое выпивох заняли самый лучший стол – у окна, заказали жареный бараний бок, гречневой каши, свежих хлебов и несколько кувшинов пива. Их четвертый товарищ – плотный и высокий мужчина средних лет – наскоро перекусив, ушел отдыхать на жилую половину. А эти решили попировать на славу. Старший из бражников – парень лет тридцати – не снимал с головы черной льняной косынки, повязанной на разбойничий манер. У него были серые, неприятно пронзительные глаза, осанка надменная, и это он, выдув две кварты пива, первым начал орать песню, подзадоривая своих младших товарищей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108