Далее, следует ли
признавать существование только чувственно воспринимаемых сущностей или
помимо них также другие? И [если также другие], то имеются ли такие
сущности только одного вида или их несколько родов, как утверждают те, кто
признает Эйдосы и промежуточные предметы, рассматриваемые, по их словам,
математическими науками? В каком смысле мы признаем Эйдосы причинами и
сущностями самими по себе, об этом было сказано в первых рассуждениях о
них. Но при всех многоразличных трудно- стях, [связанных с этим учением],
особенно нелепо утверждать, с одной стороны, что существуют некие сущности
(physeisi) помимо имеющихся в [видимом] мире, а с другой - что эти сущности
тождественны чувственно воспринимаемым вещам, разве лишь что первые вечны,
а вторые преходящи. Действительно, утверждают, что есть
сам-по-себе-человек, сама-по-себе-лошадь, само-по-себе-здоровье, и этим
ограничиваются, поступая подобно тем, кто говорит, что есть боги, но что
они человекоподобны. В самом деле, и эти придумывали не что иное, как
вечных людей, и те признают Эйдосы не чем иным, как наделенными вечностью
чувственно воспринимаемыми вещами.
Далее, если помимо Эйдосов и чувственно воспринимаемых вещей предположить
еще промежуточные, то здесь возникает много затруднений. Ведь ясно, что в
таком случае помимо самих-по-себе-линий и линий чувственно воспринимаемых
должны существовать [промежуточные] линии, и точно так же в каждом из
остальных родов [математических предметов]; поэтому так как учение о
небесных светилах есть одна из таких наук, то должно существовать какое-то
небо помимо чувственно воспринимаемого неба, а также и Солнце, и Луна, и
одинаково все остальные небесные тела. Но как же можно верить подобным
утверждениям? Ведь предположить такое небо неподвижным - для этого нет
никаких оснований, а быть ему движущимся совсем невозможно.
То же можно сказать и о том, что исследуется оптикой и математическим
учением о гармонии: и оно не может по тем же причинам существовать помимо
чувственно воспринимаемых вещей. В самом деле, если имеются промежуточные
чувственно воспринимаемые вещи и промежуточные чувственные восприятия, то
ясно, что должны быть живые существа, промежуточные между
самими-по-себе-живыми существами и преходящими. Но может возникнуть вопрос:
какие же вещи должны исследовать такого рода науки? Если геометрия будет
отличаться от искусства измерения (geodaisia) только тем, что последнее
имеет дело с чувственно воспринимаемым, а первая - с не воспринимаемым
чувствами, то ясно, что и помимо врачебной науки (а точно так же и помимо
каждой из других наук) будет существовать некая промежуточная наука между
самой-по-себе-врачебной наукой и такой-то определенной врачебной наукой.
Однако как это возможно? Ведь в таком случае было бы и нечто здоровое
помимо чувственно воспринимаемого здорового и самого-по-себе - здорового.
Вместе с тем неправильно и то, будто искусство измерения имеет дело только
с чувственно воспринимаемыми и преходящими величинами; если бы это было
так, то оно само исчезло бы с их исчезновением.
Но с другой стороны, и учение о небесных светилах Ее может, пожалуй, иметь
дело только с чувственно воспринимаемыми величинами и заниматься лишь
небом, что над нами. Действительно, и чувственно воспринимаемые линии не
таковы, как те, о которых говорит геометр (ибо нет такого чувственно
воспринимаемого, что было бы прямым или круглым именно таким образом; ведь
окружность соприкасается с линейкой не в [сдвой] точке, а так, как указывал
Протагор, возражая геометрам); и точно так же движения и обороты неба не
сходны с теми, о которых рассуждает учение о небесных светилах, и
[описываемые ею] точки имеют не одинаковую природу со звездами.
А некоторые утверждают, что так называемые промежуточные предметы между
Эйдосами и чувственно воспринимаемыми вещами существуют, по не отдельно от
чувственно воспринимаемых вещей, а в них. Для того чтобы перебрать все
несообразности, что вытекают из такого взгляда, потребовалось бы, правда,
более подробное рассуждение, но достаточно рассмотреть и следующие.
Во-первых, неправдоподобно и то, чтобы дело обстояло таким образом лишь с
этими промежуточными предметами; ясно, что и Эйдосы могли бы находиться в
чувственно воспринимаемых вещах (к тем и другим ведь применимо то же самое
рассуждение); во-вторых, в таком случае было бы необходимо, чтобы два тела
занимали одно и то же место и чтобы промежуточные предметы не были
неподвижными, раз они находятся в движущихся чувственно воспринимаемых
вещах.
Да и вообще ради чего стоило бы предположить, что эти промежуточные
предметы существуют, но только в чувственно воспринимаемых вещах? Тогда
получатся те же самые нелепости, что и указанные раньше: будет существовать
какое-то небо помимо неба, что над нами, только не отдельно, а в том же
самом месте; а это в еще большей мере невозможно,
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Итак, что касается этих вопросов, то весьма затруднительно сказать, какого
взгляда придерживаться, чтобы достичь истины; и точно так же относительно
начал - следует ли признать элементами и началами роды или скорее первичные
составные части вещей, считать ли, например, элементами и началами звука
речи первичные части, из которых слагаются все звуки речи, а не общее им -
звук [вообще]; таким же образом и элементами в геометрии мы называем такие
положения, доказательства которых содержатся в доказательствах остальных
положений - или всех, или большей части. Далее и те, кто признает несколько
элементов для тел, и те, кто признает лишь один, считают началами то, из
чего тела слагаются и из чего они образовались; так, например, Эмпедокл
утверждает, что огонь, вода и то, что между ними ], - это те элементы, из
которых как составных частей слагаются вещи, но не обозначает их как роды
вещей. Кроме того, и в отношении других вещей, например ложа, если кто
хочет усмотреть его природу, то, узнав, из каких частей оно создано и как
эти части составлены, он в этом случае узнает его природу.
На основании этих рассуждений можно сказать, что роды не начала вещей. Но
поскольку мы каждую вещь познаем через определения, а начала определений -
это роды, необходимо, чтобы роды были началами и определяемого; и если
приобрести знание вещей - значит приобрести знание видов, сообразно с
которыми вещи получают свое название, то роды во всяком случае начала для
видов. И некоторые из тех, кто признает элементами вещей единое и сущее или
большое и малое, также, по-видимому, рассматривают их как роды.
Однако нельзя, конечно, говорить о началах и в том и в другом смысле:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
признавать существование только чувственно воспринимаемых сущностей или
помимо них также другие? И [если также другие], то имеются ли такие
сущности только одного вида или их несколько родов, как утверждают те, кто
признает Эйдосы и промежуточные предметы, рассматриваемые, по их словам,
математическими науками? В каком смысле мы признаем Эйдосы причинами и
сущностями самими по себе, об этом было сказано в первых рассуждениях о
них. Но при всех многоразличных трудно- стях, [связанных с этим учением],
особенно нелепо утверждать, с одной стороны, что существуют некие сущности
(physeisi) помимо имеющихся в [видимом] мире, а с другой - что эти сущности
тождественны чувственно воспринимаемым вещам, разве лишь что первые вечны,
а вторые преходящи. Действительно, утверждают, что есть
сам-по-себе-человек, сама-по-себе-лошадь, само-по-себе-здоровье, и этим
ограничиваются, поступая подобно тем, кто говорит, что есть боги, но что
они человекоподобны. В самом деле, и эти придумывали не что иное, как
вечных людей, и те признают Эйдосы не чем иным, как наделенными вечностью
чувственно воспринимаемыми вещами.
Далее, если помимо Эйдосов и чувственно воспринимаемых вещей предположить
еще промежуточные, то здесь возникает много затруднений. Ведь ясно, что в
таком случае помимо самих-по-себе-линий и линий чувственно воспринимаемых
должны существовать [промежуточные] линии, и точно так же в каждом из
остальных родов [математических предметов]; поэтому так как учение о
небесных светилах есть одна из таких наук, то должно существовать какое-то
небо помимо чувственно воспринимаемого неба, а также и Солнце, и Луна, и
одинаково все остальные небесные тела. Но как же можно верить подобным
утверждениям? Ведь предположить такое небо неподвижным - для этого нет
никаких оснований, а быть ему движущимся совсем невозможно.
То же можно сказать и о том, что исследуется оптикой и математическим
учением о гармонии: и оно не может по тем же причинам существовать помимо
чувственно воспринимаемых вещей. В самом деле, если имеются промежуточные
чувственно воспринимаемые вещи и промежуточные чувственные восприятия, то
ясно, что должны быть живые существа, промежуточные между
самими-по-себе-живыми существами и преходящими. Но может возникнуть вопрос:
какие же вещи должны исследовать такого рода науки? Если геометрия будет
отличаться от искусства измерения (geodaisia) только тем, что последнее
имеет дело с чувственно воспринимаемым, а первая - с не воспринимаемым
чувствами, то ясно, что и помимо врачебной науки (а точно так же и помимо
каждой из других наук) будет существовать некая промежуточная наука между
самой-по-себе-врачебной наукой и такой-то определенной врачебной наукой.
Однако как это возможно? Ведь в таком случае было бы и нечто здоровое
помимо чувственно воспринимаемого здорового и самого-по-себе - здорового.
Вместе с тем неправильно и то, будто искусство измерения имеет дело только
с чувственно воспринимаемыми и преходящими величинами; если бы это было
так, то оно само исчезло бы с их исчезновением.
Но с другой стороны, и учение о небесных светилах Ее может, пожалуй, иметь
дело только с чувственно воспринимаемыми величинами и заниматься лишь
небом, что над нами. Действительно, и чувственно воспринимаемые линии не
таковы, как те, о которых говорит геометр (ибо нет такого чувственно
воспринимаемого, что было бы прямым или круглым именно таким образом; ведь
окружность соприкасается с линейкой не в [сдвой] точке, а так, как указывал
Протагор, возражая геометрам); и точно так же движения и обороты неба не
сходны с теми, о которых рассуждает учение о небесных светилах, и
[описываемые ею] точки имеют не одинаковую природу со звездами.
А некоторые утверждают, что так называемые промежуточные предметы между
Эйдосами и чувственно воспринимаемыми вещами существуют, по не отдельно от
чувственно воспринимаемых вещей, а в них. Для того чтобы перебрать все
несообразности, что вытекают из такого взгляда, потребовалось бы, правда,
более подробное рассуждение, но достаточно рассмотреть и следующие.
Во-первых, неправдоподобно и то, чтобы дело обстояло таким образом лишь с
этими промежуточными предметами; ясно, что и Эйдосы могли бы находиться в
чувственно воспринимаемых вещах (к тем и другим ведь применимо то же самое
рассуждение); во-вторых, в таком случае было бы необходимо, чтобы два тела
занимали одно и то же место и чтобы промежуточные предметы не были
неподвижными, раз они находятся в движущихся чувственно воспринимаемых
вещах.
Да и вообще ради чего стоило бы предположить, что эти промежуточные
предметы существуют, но только в чувственно воспринимаемых вещах? Тогда
получатся те же самые нелепости, что и указанные раньше: будет существовать
какое-то небо помимо неба, что над нами, только не отдельно, а в том же
самом месте; а это в еще большей мере невозможно,
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Итак, что касается этих вопросов, то весьма затруднительно сказать, какого
взгляда придерживаться, чтобы достичь истины; и точно так же относительно
начал - следует ли признать элементами и началами роды или скорее первичные
составные части вещей, считать ли, например, элементами и началами звука
речи первичные части, из которых слагаются все звуки речи, а не общее им -
звук [вообще]; таким же образом и элементами в геометрии мы называем такие
положения, доказательства которых содержатся в доказательствах остальных
положений - или всех, или большей части. Далее и те, кто признает несколько
элементов для тел, и те, кто признает лишь один, считают началами то, из
чего тела слагаются и из чего они образовались; так, например, Эмпедокл
утверждает, что огонь, вода и то, что между ними ], - это те элементы, из
которых как составных частей слагаются вещи, но не обозначает их как роды
вещей. Кроме того, и в отношении других вещей, например ложа, если кто
хочет усмотреть его природу, то, узнав, из каких частей оно создано и как
эти части составлены, он в этом случае узнает его природу.
На основании этих рассуждений можно сказать, что роды не начала вещей. Но
поскольку мы каждую вещь познаем через определения, а начала определений -
это роды, необходимо, чтобы роды были началами и определяемого; и если
приобрести знание вещей - значит приобрести знание видов, сообразно с
которыми вещи получают свое название, то роды во всяком случае начала для
видов. И некоторые из тех, кто признает элементами вещей единое и сущее или
большое и малое, также, по-видимому, рассматривают их как роды.
Однако нельзя, конечно, говорить о началах и в том и в другом смысле:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92