Издерганный Патрик прежде уже пытался подавать рапорт насчет бесчинств Лакки. Капитан выслушал его, установил тяжелый квадратный подбородок на сплетенных пальцах и сказал, что не примет. А когда пилот задохнулся от возмущения, скучным голосом объяснил.
После эвакуации Первой Терры лейтенанта Лэнгсона представляли к награде. Всех представили, кто уцелел из терранского гарнизона: немногих. Но Лакки хорошо знал, по чьей вине ему пришлось проявить героизм. И, к несчастью, этому уважаемому человеку случилось проходить мимо него по коридору.
Лейтенанта укатали быстро. Даже история о RHH-40/8-2, где Счастливчик со своими парнями сумел захватить рритский корабль без помощи биологического оружия, скрутив врагу грандиозный кукиш, исчезла из сетевых архивов армейских журналов. Помнить-то ее помнили, но…
Патрик устало напомнил себе, что сержант Лэнгсон опасен не только для своих.
Оптимизма не внушило.
Первый пилот занимал стратегическую позицию в кресле вполоборота, следя за тем, чтобы маньяк Лакки не облапал еще раз священную посудину Хана Соло.
– Гады, сволочи, – сказал Лакки беззлобно. – Погоны сняли, а насчет резьбу с рыла убрать – на это, говорят, страховки нет.
– Не замечал, что б ты жаловался.
– Девки млеют. Видно же, что когтями приласкали… – и Лакки тепло улыбнулся чему-то своему, нутряному. – Только бриться неудобно.
– А ты кремом. Депилятором.
– Что я, баба?
Первый отметил, что увлеченный беседой Лакки постепенно теряет интерес к драгоценной удаче, и, мысленно извинившись перед идамом, с головой окунулся в сансару.
– Любят тебя девки, а? – это вышло не слишком естественно, но Лакки сошло.
– Ага, – хмыкнул тот, оттаивая. – Где поймают, там и любят…
– А чего сюда пришел? Устава не нарушал давно?
– Ты это к чему? – двинул бровью Джек.
– А рыжая-то?
– Какая рыжая?
– Как какая? Венди.
Джек демонстративно сплюнул, жутковато поиграв шрамами на лице.
– Стер-рва. Ходит, сиськами светит…
– Не дала еще? – ядовито спросил Патрик.
– Щас я тебе дам, – щедро посулил Лакки. – В бубёл. С руки. И будешь ты у меня наместо надувной Амидалы. Рыжая там со своим животным милуется, а я к различной фауне, вот беда-то, равнодушен. И зоофилок тоже не очень уважаю.
– Ну ты это… не надо, – вклинился первый. – Она оператор, ей положено.
– Зоофилить-то? Или над людьми измываться?
– За животным следить.
– А тебя как звать-то? – вдруг обнаружил Лакки провал в памяти. – Забыл. Ты ведь япошка у нас? От япошек все зло.
– Я не японец, – со сверхчеловеческим спокойствием ответил первый пилот. – Меня зовут Маунг Маунг Кхин.
– Ты меня что, тупым считаешь? – гавкнул Джек. – Чего повторяешь два раза?
– Не считаю. Имя такое.
Лакки хмыкнул и отгрыз кусок морковки. Первый пилот думал о том, как полезно уметь контролировать собственный пульс, и что техники существуют, но где же взять время, да и без наставника ничего не добьешься. Кажется, уже семнадцатый дубль: сержант забывает, как Маунга зовут, подозревает в нем ненавистного «япошку» и обдает шутливой агрессией. Утомило адски. Кхин искал утешения в мысли, что хотя бы серьезно настроенного Лакки ему видеть не доводилось.
Человек, способный сойтись с ррит в рукопашной и остаться в живых.
И даже в относительно целых.
Джек Лэнгсон по кличке Счастливчик.
Не зли его.
Маунг подозревал, что на самом деле Счастливчик так выражает свою симпатию. Лакки не хотел его смерти и даже как-то напился пьяным в компании своего закадычного дружка Крайса по кличке Крайс-воздвигнись, старшего офицера Морески и Кхина.
– Лакки, – тоскливо сказал Патрик; Маунг едва не прицыкнул на него вслух: не к месту, не вовремя! – Ну Лакки, ну что ты шляешься-то сюда? Я понимаю, Венди достала уже. Ну сходил бы на кухню, к кэпу бы в гости сходил, на тренажеры бы сходил…
О’Доннелл допускал ужасный, гибельный промах. Он считал Лэнгсона тупым агрессивным психом и разговаривал с ним сообразно своим представлениям о психах. Он даже не понимал, что Маунг сделал бы такого типа на счет три, – но Джек был не просто умен, он был дьявольски умен.
И агрессивен.
Насчет психа у Кхина имелись сомнения.
Лакки не только знал много умных слов – он ими выражался. Длинными, художественно выстроенными фразами. Даже ругался он театрально и так замысловато, что порой сказанное не усваивалось с налету. Джеку нравился имидж психа и придурка, потому что вообще нравился чужой страх. Но если он понимал, что личина больше не внушает веры, и если его это не тревожило, то мог расслабиться и заговорить на нормальном для себя языке. То есть на трех языках сразу. Двумя из них были человеческий и матерный, но третий…
Джек Лэнгсон, отморозок и сквернослов, знал латынь.
– По морде тебе сходить могу, – предложил отморозок и медленно моргнул. На иссеченной роже расплывалась чеширская улыбка. Светло-серые глаза, словно раскаленные добела, смотрели с бугристой маски двумя ножами.
«Драки хочет», – в тоске подумал Маунг и тут же понял, что ошибся. Если б Лэнгсон хотел размять мышцы, то сцепился бы со своими, такими же могучими и страшными космопехами. Уж нашел бы повод.
Сейчас Счастливчик хотел безнаказанно поиздеваться.
«Это Венди его достала», – решил первый пилот.
– Не надо, – сказал он буднично.
– Чего? – удивился Лакки.
– Ну вот побьешь ты Патрика, – предположил Маунг. – Ляжет он в медотсек. А у нас бой, насильственная стыковка. Упаси удача. И финал всем, Джек.
– Умный ты, Маунг, – сказал Лакки.
– Есть немного, – смиренно отвечал пилот.
Кхин читал выложенные в общий доступ отчеты военных ксенологов. Судя по ним, общение с пленными ррит во многом напоминало его попытки совладать с Лакки.
– Ну ладно, – сказал Джек. – Пойду, убью кого-нибудь.
На самом деле у него просто кончилась морковь.
Кхин проводил Лэнгсона взглядом. Когда двери за его спиной сошлись, Патрик издал тихий стон.
– Заткнись, – сквозь зубы велел Маунг.
– Удачу залапал, – почти всхлипнул Патрик. – Ну зачем, зачем мы его пустили?
– А как бы ты его не пустил? – хмуро спросил Кхин. – У него красный маркер.
Патрик беззвучно сплюнул.
Маунг вздохнул и отвернулся к мертвому монитору. Лучше не думать о возможных последствиях. В конце концов, из колеса сансары ему еще долго не вырваться. Это тело – лишь одно из многих.
Ракетоносный фрегат «Миннесота» покидал сектор KLJ-58/8. За кормой оставалась планета того же номера, единственная в секторе пригодная для жизни. Месяц стандартного времени назад там располагалась колония, по документам – с «большим потенциалом». До войны планета претендовала на звание Терры-4. Она и сейчас могла бы претендовать, – изобильная водой, с прекрасным климатом, – но вот потенциала не было, потому что колония кончилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138