Всерасовое государство станет мощным оружием в руках уральцев. Кто знает, к чему это приведет…
Владыка ушедшей эпохи открывает глаза. Безупречная кожа дочери чуть розовеет от ветра; принцесса так неподвижна, что, кажется, вовсе не дышит. Она совершенна, как статуэтка.
– Не думай об этом слишком много, милая, – ласково советует он. – Лучше скажи, какова показалась тебе райская птица Анастис?
– Она дитя, – после недолгого размышления уверенно отвечает Минако. – Хорошо обученное, очень умное, жестокое и хладнокровное, веселое и искреннее дитя.
Сигэру улыбается. Мудрая Минако-химэ подтвердила его догадки. Триумвиры Урала – чудовищная сила, несравненные игроки, но прочие…
– Все они – дети, – повторяет принцесса тихо, поднимая к небу фарфоровое лицо.
– Значит, нужно дать райским детям игрушку, которая займет их всецело. И при этом вывести из игры Высокую тройку…
Минако безмолвна. Тишина длится так долго, что угли в жаровне успевают подернуться пеплом.
– О чем ты думаешь, ото-сан?.. – едва слышно шепчет принцесса.
Под навесом шумно хлопает крыльями белый голубь.
– Я прожил достаточно, чтобы умереть, – медленно произносит Сигэру. – Но я не хочу перед смертью увидеть, как обрушится все, что я построил.
Ийютаэ Атк-Этлаэк Этрима вернулся с прогулки. Его легкий диск зависает над Такахаси. Картина странная и прекрасная: в двадцатом веке так рисовали Шамбалу.
Сладостная Анкай.
Под стальным брюхом корабля плавится золото. Экраны, оформленные как огромные иллюминаторы, открывают вид на Анкай из ближнего космоса. Половину обзора заполняет безразличная чернота ночи, другую – лучезарный свет. Яхта плывет над дневной стороной планеты в тысячах километров от золотых и жемчужных облаков прекрасной Анкай. Сотню веков назад, когда в сердце Сахары цвели цветы, когда до фараона Мену, объединившего Древний Египет, должны были смениться еще поколения и поколения, было так: сладостная Анкай, привольная Чиинн-йенкьи, светлый Цоосцефтес, царственная Кадара…
Самую юную из столиц именуют ныне Древней Землей.
«Ирмгард» направляется к космодрому. Ее ведет потомок тех, чей мир царствовал над Галактикой всегда – исключая последние шестьдесят лет.
Рихард в салоне беседует со странной женщиной по имени Анастасия. В ее движениях, в ее запахе сквозит нечто, заставляющее Л’тхарну беспокоиться: он хорошо знает х’манков, и если попытаться не верить глазам, можно допустить мысль, что она и не х’манк вовсе.
Кто?
На иные вопросы не стоит искать ответа…
Л’тхарна привык доверять Рихарду. Беловолосый х’манк знает, что делает.
Это единственное, в чем вождь людей может найти покой.
Эскортный флот Начальника Порта не слишком велик – не больше, чем требует дипломатический этикет. Но у Л’тхарны слишком мало тех, кому он может безраздельно довериться. Их, надежных, нужно оставить на Порту следить за делами, нужно взять с собой как официальных лиц, нужно поставить охраной вокруг Рихарда. Из миллиона человек не насчиталось и сотни…
Он сам виноват в этом.
Он, Л’тхарна аи Р’харта, выродок, предавший славу отца.
«Даже хитроумный х’манк не смог бы сочетать такое, – горько думает Л’тхарна, – ожерелье из вражеских костей на груди и вражеские деньги на прокорм своих воинов». Кто знает, сумеет ли Д’йирхва удержать в повиновении обезумевшую челядь Цмайши? Во время пребывания Рихарда у Терадзавы Л’тхарна порой бывал близок к отчаянию.
«Зачем я все это делаю, Д’йирхва, клинок мой? – сказал он однажды. – Зачем вытаскивать из пропасти того, кто рвется на дно, упасть в груду костей героев и там издохнуть? Зачем заставлять жить того, кто не хочет жить?!»
«Когда вернется Р’йиххард, ты успокоишься».
«Да, я в тревоге, – выдохнул молодой вождь. – Я в тревоге. Ты помнишь, что было два десятилетия назад, сколько рождалось детей, что ели женщины, чем занимались воины. Если этот х’манк умрет, станет не хуже, чем сейчас. Станет хуже, чем тогда. Но я спросил тебя, Д’йирхва – зачем?»
«Те, кто действительно хотел светлой гибели, уже пируют с богами. Все эти, называющие себя наследниками древней чести, только ирхпа, возомнившие себя цангхъяр».
Тогда Л’тхарна начал смеяться.
«Второе лезвие» вопросительно повел ухом.
«Д’йирхва, ты видел когда-нибудь ирхпа? Цангхъяр? Хехрту? – спросил Л’тхарна. – Все это звери из сказок, да? Это звери с Кадары. С нашего мира. Мы там никогда не были, Д’йирхва!»
«Будем», – твердо отвечал «второе лезвие», сжав когтями кожу на его плече.
Будут ли?
Л’тхарна говорил с Рихардом раньше. Он хотел сделать на саммите заявление о том, что Кадара не уничтожена и на ней ведется добыча кемайла – в надежде, что резонанс в политической Галактике окажется достаточно сильным, чтобы вынудить Землю вернуть официальному рритскому правительству родную планету. Но Люнеманн честно сказал, что шансов мало. Чтобы чего-то требовать у х’манка, нужно иметь рычаги влияния. Силовые или экономические. Порт не может указывать Земле.
И все же он будет искать пути, он пообещал искать.
А если начнутся беспорядки на Порту? Семитерране сказали Рихарду, что неожиданностей в его отсутствие не случится. Но откуда им знать о Цмайши?
И почему Рихард поверил?
Клыки Л’тхарны полуобнажаются: знак не ярости, но тревоги.
Руки бывшего боевого пилота, главы охраны, заместителя Начальника Порта, занимаются привычным делом. Гиперкорабль опускается на покрытие взлетной площади. Чуть меньше века назад на эту планету садился челнок с огромного, примитивного заатмосферного корабля: х’манки, последняя разумная раса, подписывали древние договоры, входя в галактическое сообщество… и на вопрос: «Какие нам будут предоставлены права?» родной отец Л’тхарны ответил: «Какие-нибудь!»
Теперь все наоборот.
Не существует людей, исчезла Кадара, подмененная безликим номером в Ареале х’манков. Но нет и Дикого Порта, корсарской планеты, где находят приют представители любой расы.
Если Л’тхарна переменить положение бессилен, то о Рихарде так не скажешь.
«Ирмгард» приземляется так мягко, что лишь показания приборов свидетельствуют об этом. Даже человек, чуткий от природы и тренированный, как пристало воину, не чувствовал толчка, а хитроумный х’манк, занятый разговором, тем более остался в неведении. Можно послать сигнал на его браслетник, Рихард простит Л’тхарне неделикатность. Но испытывать его благорасположение сейчас вождь людей не решается. Прошло не более месяца с тех пор, как Люнеманн вернулся на Порт. Он побывал на Земле-2, держал совет с прежним Начальником, и с тех пор стал мрачен. Все три сердца Л’тхарны терзает уныние: он боится, что Рихард переменит план.
Где иной путь? Где иная надежда? Будущее у людей одно, как сердце у х’манка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
Владыка ушедшей эпохи открывает глаза. Безупречная кожа дочери чуть розовеет от ветра; принцесса так неподвижна, что, кажется, вовсе не дышит. Она совершенна, как статуэтка.
– Не думай об этом слишком много, милая, – ласково советует он. – Лучше скажи, какова показалась тебе райская птица Анастис?
– Она дитя, – после недолгого размышления уверенно отвечает Минако. – Хорошо обученное, очень умное, жестокое и хладнокровное, веселое и искреннее дитя.
Сигэру улыбается. Мудрая Минако-химэ подтвердила его догадки. Триумвиры Урала – чудовищная сила, несравненные игроки, но прочие…
– Все они – дети, – повторяет принцесса тихо, поднимая к небу фарфоровое лицо.
– Значит, нужно дать райским детям игрушку, которая займет их всецело. И при этом вывести из игры Высокую тройку…
Минако безмолвна. Тишина длится так долго, что угли в жаровне успевают подернуться пеплом.
– О чем ты думаешь, ото-сан?.. – едва слышно шепчет принцесса.
Под навесом шумно хлопает крыльями белый голубь.
– Я прожил достаточно, чтобы умереть, – медленно произносит Сигэру. – Но я не хочу перед смертью увидеть, как обрушится все, что я построил.
Ийютаэ Атк-Этлаэк Этрима вернулся с прогулки. Его легкий диск зависает над Такахаси. Картина странная и прекрасная: в двадцатом веке так рисовали Шамбалу.
Сладостная Анкай.
Под стальным брюхом корабля плавится золото. Экраны, оформленные как огромные иллюминаторы, открывают вид на Анкай из ближнего космоса. Половину обзора заполняет безразличная чернота ночи, другую – лучезарный свет. Яхта плывет над дневной стороной планеты в тысячах километров от золотых и жемчужных облаков прекрасной Анкай. Сотню веков назад, когда в сердце Сахары цвели цветы, когда до фараона Мену, объединившего Древний Египет, должны были смениться еще поколения и поколения, было так: сладостная Анкай, привольная Чиинн-йенкьи, светлый Цоосцефтес, царственная Кадара…
Самую юную из столиц именуют ныне Древней Землей.
«Ирмгард» направляется к космодрому. Ее ведет потомок тех, чей мир царствовал над Галактикой всегда – исключая последние шестьдесят лет.
Рихард в салоне беседует со странной женщиной по имени Анастасия. В ее движениях, в ее запахе сквозит нечто, заставляющее Л’тхарну беспокоиться: он хорошо знает х’манков, и если попытаться не верить глазам, можно допустить мысль, что она и не х’манк вовсе.
Кто?
На иные вопросы не стоит искать ответа…
Л’тхарна привык доверять Рихарду. Беловолосый х’манк знает, что делает.
Это единственное, в чем вождь людей может найти покой.
Эскортный флот Начальника Порта не слишком велик – не больше, чем требует дипломатический этикет. Но у Л’тхарны слишком мало тех, кому он может безраздельно довериться. Их, надежных, нужно оставить на Порту следить за делами, нужно взять с собой как официальных лиц, нужно поставить охраной вокруг Рихарда. Из миллиона человек не насчиталось и сотни…
Он сам виноват в этом.
Он, Л’тхарна аи Р’харта, выродок, предавший славу отца.
«Даже хитроумный х’манк не смог бы сочетать такое, – горько думает Л’тхарна, – ожерелье из вражеских костей на груди и вражеские деньги на прокорм своих воинов». Кто знает, сумеет ли Д’йирхва удержать в повиновении обезумевшую челядь Цмайши? Во время пребывания Рихарда у Терадзавы Л’тхарна порой бывал близок к отчаянию.
«Зачем я все это делаю, Д’йирхва, клинок мой? – сказал он однажды. – Зачем вытаскивать из пропасти того, кто рвется на дно, упасть в груду костей героев и там издохнуть? Зачем заставлять жить того, кто не хочет жить?!»
«Когда вернется Р’йиххард, ты успокоишься».
«Да, я в тревоге, – выдохнул молодой вождь. – Я в тревоге. Ты помнишь, что было два десятилетия назад, сколько рождалось детей, что ели женщины, чем занимались воины. Если этот х’манк умрет, станет не хуже, чем сейчас. Станет хуже, чем тогда. Но я спросил тебя, Д’йирхва – зачем?»
«Те, кто действительно хотел светлой гибели, уже пируют с богами. Все эти, называющие себя наследниками древней чести, только ирхпа, возомнившие себя цангхъяр».
Тогда Л’тхарна начал смеяться.
«Второе лезвие» вопросительно повел ухом.
«Д’йирхва, ты видел когда-нибудь ирхпа? Цангхъяр? Хехрту? – спросил Л’тхарна. – Все это звери из сказок, да? Это звери с Кадары. С нашего мира. Мы там никогда не были, Д’йирхва!»
«Будем», – твердо отвечал «второе лезвие», сжав когтями кожу на его плече.
Будут ли?
Л’тхарна говорил с Рихардом раньше. Он хотел сделать на саммите заявление о том, что Кадара не уничтожена и на ней ведется добыча кемайла – в надежде, что резонанс в политической Галактике окажется достаточно сильным, чтобы вынудить Землю вернуть официальному рритскому правительству родную планету. Но Люнеманн честно сказал, что шансов мало. Чтобы чего-то требовать у х’манка, нужно иметь рычаги влияния. Силовые или экономические. Порт не может указывать Земле.
И все же он будет искать пути, он пообещал искать.
А если начнутся беспорядки на Порту? Семитерране сказали Рихарду, что неожиданностей в его отсутствие не случится. Но откуда им знать о Цмайши?
И почему Рихард поверил?
Клыки Л’тхарны полуобнажаются: знак не ярости, но тревоги.
Руки бывшего боевого пилота, главы охраны, заместителя Начальника Порта, занимаются привычным делом. Гиперкорабль опускается на покрытие взлетной площади. Чуть меньше века назад на эту планету садился челнок с огромного, примитивного заатмосферного корабля: х’манки, последняя разумная раса, подписывали древние договоры, входя в галактическое сообщество… и на вопрос: «Какие нам будут предоставлены права?» родной отец Л’тхарны ответил: «Какие-нибудь!»
Теперь все наоборот.
Не существует людей, исчезла Кадара, подмененная безликим номером в Ареале х’манков. Но нет и Дикого Порта, корсарской планеты, где находят приют представители любой расы.
Если Л’тхарна переменить положение бессилен, то о Рихарде так не скажешь.
«Ирмгард» приземляется так мягко, что лишь показания приборов свидетельствуют об этом. Даже человек, чуткий от природы и тренированный, как пристало воину, не чувствовал толчка, а хитроумный х’манк, занятый разговором, тем более остался в неведении. Можно послать сигнал на его браслетник, Рихард простит Л’тхарне неделикатность. Но испытывать его благорасположение сейчас вождь людей не решается. Прошло не более месяца с тех пор, как Люнеманн вернулся на Порт. Он побывал на Земле-2, держал совет с прежним Начальником, и с тех пор стал мрачен. Все три сердца Л’тхарны терзает уныние: он боится, что Рихард переменит план.
Где иной путь? Где иная надежда? Будущее у людей одно, как сердце у х’манка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138