Прежде Анна думала о своей матери – в той степени, в какой вообще думала о ней, – как о бессмертной и вечно молодой, каковыми и следует быть матерям. – Ты не больна?
– У меня порой бывают боли… в боку, но они потом проходят.
– А ты не виделась с врачом? Мэри-Эстер, твердо посмотрев в глаза дочери, ответила:
– При нынешнем положении вещей это невозможно. Лия готовит мне разные снадобья, и боль проходит.
И взглядом она запретила Анне продолжать этот разговор. Потом Мэри-Эстер, слегка повысив голос, произнесла веселым тоном:
– Ты знаешь, мне странно, что ты уже сама мать. Так трудно осознавать, что твои младенцы становятся взрослыми. А он красивый, твой Криспиан?
– Пока что нет, но когда немного подрастет, станет хорошеньким. А вот Аннунсиата – настоящая красавица. Такие глаза!
– Хорошо, что у нас снова есть детишки, – воскликнула Мэри-Эстер. – Значит, жизнь продолжается, несмотря ни на что. Даже маленькая Катерина, дочка Ричарда, теперь окрепла, хотя выглядит такой хрупкой, что, кажется, ее может унести легкий ветерок. А жена Ричарда снова беременна. Да, хорошо, когда в доме дети. У меня такое ощущение, что я давным-давно держала на руках своих малюток…
Голос ее дрогнул, и на какой-то миг Анна и Руфь заметили в ее глазах полное одиночество. Она была еще не старой – ей ведь не исполнилось и сорока, хотя последние несколько лет состарили Мэри-Эстер больше, чем все предшествующее десятилетие, – и ей так хотелось любить, но всех тех, кого она любила, у нее отнимали одного за другим…
– Я буду скучать по тебе, Анна.
У Анны с языка уже готовы были слететь слова: «Поедем с нами». Но она понимала, что это нереально. Мэри-Эстер не могла оставить мужа, хотя верность ему и отдалила ее от своей семьи, от своей веры… Еще хуже было то, что, оставаясь с ним, она при этом была отгорожена и от его любви.
– А мне будет не хватать всех вас. Вот как-нибудь, когда война закончится…
Все они дружно закивали. Ну, конечно, когда война закончится…
Гетта поехала вместе с матерью спустя неделю повидаться с отъезжавшими Анной и Сэмом. Их не приняли в Морлэнде, но Эдмунд прислал письмо со своим благословением, а заодно попросил по приезде домой навестить Арабеллу и ее ребенка и оказать им необходимую помощь. После сражения на Марстонской пустоши с Лисьего Холма не пришло ни весточки, впрочем, вполне вероятно, что Арабелла попросту не могла прислать письмо, поскольку шотландцы по-прежнему оккупировали север Англии.
Эдмунд также отправил Анне в подарок деньги, «все, что смог выделить», как он написал, хотя и не уточнил, из чего именно. Это было очень похоже на него, принимая во внимание противоречивость его позиции и вообще образа мыслей: не пожелать увидеть свою дочь, но написать ей, не дать за ней никакого приданого, но прислать в подарок золото… В иные времена он, по всей вероятности, одобрил бы эту партию. Сэм был старшим сыном, а имение в Кокетдейле, хотя и небольшое и, подобно Лисьему Холму, состоящие в основном из неплодородной гористой земли, должно было полностью отойти к нему по смерти его отца. Более того – поскольку они поженились без его разрешения, Эдмунд не был обязан давать приданое, соразмерное прежнему положению Анны в обществе, отчего эта партия становилась еще выгоднее. Однако обычный порядок вещей был нарушен, и его одобрение носило двусмысленный характер.
Анну потрясла перемена, произошедшая в Гетте, и теперь она с запозданием размышляла, не было ли у нее какой-либо тайны, которую ей, Анне, следовало бы разузнать. Гетта восхищалась ребенком Анны и, заглядывая в глаза сестре с безмолвным пониманием, целовала малыша с симпатией и смущением.
– Гетта, поедем с нами:., поедем в Нортумберленд, – воскликнула Анна, подчиняясь внезапному порыву. – Ты была бы там счастлива, ведь правда, Сэм?
Но Гетта, слегка улыбнувшись, покачала головой.
– Я не могу. Отец никогда мне не позволит. А кроме того… – тут она замолчала. Кроме того, имела она в виду, ей следовало оставаться там, где ее смог бы снова найти Карл… если он еще жив. – Кроме того, я и так счастлива.
И Анна поняла: не то, совсем не то собиралась сказать Гетта, и сказанное было неправдой. Спустя некоторое время они отправились в свое долгое путешествие на север. Оглянувшись назад с гребня холма, Анна увидела мать и сестру. Они стояли рядышком, все еще наблюдая за ними, и на таком расстоянии казались похожими, хотя их и разделяли двадцать лет.
Путешествие домой оказалось трудным, порой опасным и продолжительным, поскольку Сэм не мог долго ехать верхом без отдыха и скакать быстрее легкого шага. Но даже при такой скорости при любом легком толчке или рывке его лицо белело от боли. Анна с беспокойством смотрела на мужа.
– Нам следовало бы подождать, пока твоя нога заживет, – говорила она не раз и не два, но Сэм в ответ только качал головой.
Ему очень хотелось поскорее оказаться дома, да и не было надежного места, где они могли бы задержаться.
Ехали они налегке, стараясь не привлекать внимания, в сопровождении лишь служанки Анны и слуги Сэма. На них была прочная одежда без всяких украшений, простенькие плащи, а вся их поклажа умещалась в седельных мешках. Да у супругов и в самом деле было мало имущества, поскольку Анна сбежала из дома в чем была, а Сэм потерял все свои вещи после сражения на Марстонской пустоши. Самую большую драгоценность Анна везла под своим плащом – она держала младенца так, как это иногда делают сельские женщины, с помощью перевязи из плотной материи, пропущенной вокруг спины и через плечо. Ребенка, к ужасу своей служанки, Анна кормила сама. Криспиан был очень чутким: он реагировал на голос своей матери, редко плакал, а физическая близость, которую совсем немногие из благородных дам делят со своими детьми, сделала ее любовь к нему куда глубже, чем Анна могла ожидать.
Саймондсы двигались кружным путем, уклоняясь от крупных селений, где могли бы наткнуться на мерзкие шотландские войска. Они перемещались от деревни к деревне, находя добрый прием всюду, куда бы ни попадали, ибо для жителей дальнего севера Англии гостеприимство было не просто знаком учтивости, а необходимостью, ну а раненому воину с благородными манерами и хорошенькой молодой женщине с новорожденным младенцем сочувствовал каждый. Кроме того, шотландцы были врагами для всех, и люди с радостью помогали этим путешественникам. К концу сентября они добрались до реки Тайн и сделали крюк к западу от Хексхема. Переправились супруги на другой берег чуть-чуть южнее Эмомба, поскольку города, по всей вероятности, могли представлять опасность. Потом они двинулись прямиком на север, по долине Северного Тайна, и Сэм, облегченно вздохнув, объявил:
– Вот мы и на родной земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
– У меня порой бывают боли… в боку, но они потом проходят.
– А ты не виделась с врачом? Мэри-Эстер, твердо посмотрев в глаза дочери, ответила:
– При нынешнем положении вещей это невозможно. Лия готовит мне разные снадобья, и боль проходит.
И взглядом она запретила Анне продолжать этот разговор. Потом Мэри-Эстер, слегка повысив голос, произнесла веселым тоном:
– Ты знаешь, мне странно, что ты уже сама мать. Так трудно осознавать, что твои младенцы становятся взрослыми. А он красивый, твой Криспиан?
– Пока что нет, но когда немного подрастет, станет хорошеньким. А вот Аннунсиата – настоящая красавица. Такие глаза!
– Хорошо, что у нас снова есть детишки, – воскликнула Мэри-Эстер. – Значит, жизнь продолжается, несмотря ни на что. Даже маленькая Катерина, дочка Ричарда, теперь окрепла, хотя выглядит такой хрупкой, что, кажется, ее может унести легкий ветерок. А жена Ричарда снова беременна. Да, хорошо, когда в доме дети. У меня такое ощущение, что я давным-давно держала на руках своих малюток…
Голос ее дрогнул, и на какой-то миг Анна и Руфь заметили в ее глазах полное одиночество. Она была еще не старой – ей ведь не исполнилось и сорока, хотя последние несколько лет состарили Мэри-Эстер больше, чем все предшествующее десятилетие, – и ей так хотелось любить, но всех тех, кого она любила, у нее отнимали одного за другим…
– Я буду скучать по тебе, Анна.
У Анны с языка уже готовы были слететь слова: «Поедем с нами». Но она понимала, что это нереально. Мэри-Эстер не могла оставить мужа, хотя верность ему и отдалила ее от своей семьи, от своей веры… Еще хуже было то, что, оставаясь с ним, она при этом была отгорожена и от его любви.
– А мне будет не хватать всех вас. Вот как-нибудь, когда война закончится…
Все они дружно закивали. Ну, конечно, когда война закончится…
Гетта поехала вместе с матерью спустя неделю повидаться с отъезжавшими Анной и Сэмом. Их не приняли в Морлэнде, но Эдмунд прислал письмо со своим благословением, а заодно попросил по приезде домой навестить Арабеллу и ее ребенка и оказать им необходимую помощь. После сражения на Марстонской пустоши с Лисьего Холма не пришло ни весточки, впрочем, вполне вероятно, что Арабелла попросту не могла прислать письмо, поскольку шотландцы по-прежнему оккупировали север Англии.
Эдмунд также отправил Анне в подарок деньги, «все, что смог выделить», как он написал, хотя и не уточнил, из чего именно. Это было очень похоже на него, принимая во внимание противоречивость его позиции и вообще образа мыслей: не пожелать увидеть свою дочь, но написать ей, не дать за ней никакого приданого, но прислать в подарок золото… В иные времена он, по всей вероятности, одобрил бы эту партию. Сэм был старшим сыном, а имение в Кокетдейле, хотя и небольшое и, подобно Лисьему Холму, состоящие в основном из неплодородной гористой земли, должно было полностью отойти к нему по смерти его отца. Более того – поскольку они поженились без его разрешения, Эдмунд не был обязан давать приданое, соразмерное прежнему положению Анны в обществе, отчего эта партия становилась еще выгоднее. Однако обычный порядок вещей был нарушен, и его одобрение носило двусмысленный характер.
Анну потрясла перемена, произошедшая в Гетте, и теперь она с запозданием размышляла, не было ли у нее какой-либо тайны, которую ей, Анне, следовало бы разузнать. Гетта восхищалась ребенком Анны и, заглядывая в глаза сестре с безмолвным пониманием, целовала малыша с симпатией и смущением.
– Гетта, поедем с нами:., поедем в Нортумберленд, – воскликнула Анна, подчиняясь внезапному порыву. – Ты была бы там счастлива, ведь правда, Сэм?
Но Гетта, слегка улыбнувшись, покачала головой.
– Я не могу. Отец никогда мне не позволит. А кроме того… – тут она замолчала. Кроме того, имела она в виду, ей следовало оставаться там, где ее смог бы снова найти Карл… если он еще жив. – Кроме того, я и так счастлива.
И Анна поняла: не то, совсем не то собиралась сказать Гетта, и сказанное было неправдой. Спустя некоторое время они отправились в свое долгое путешествие на север. Оглянувшись назад с гребня холма, Анна увидела мать и сестру. Они стояли рядышком, все еще наблюдая за ними, и на таком расстоянии казались похожими, хотя их и разделяли двадцать лет.
Путешествие домой оказалось трудным, порой опасным и продолжительным, поскольку Сэм не мог долго ехать верхом без отдыха и скакать быстрее легкого шага. Но даже при такой скорости при любом легком толчке или рывке его лицо белело от боли. Анна с беспокойством смотрела на мужа.
– Нам следовало бы подождать, пока твоя нога заживет, – говорила она не раз и не два, но Сэм в ответ только качал головой.
Ему очень хотелось поскорее оказаться дома, да и не было надежного места, где они могли бы задержаться.
Ехали они налегке, стараясь не привлекать внимания, в сопровождении лишь служанки Анны и слуги Сэма. На них была прочная одежда без всяких украшений, простенькие плащи, а вся их поклажа умещалась в седельных мешках. Да у супругов и в самом деле было мало имущества, поскольку Анна сбежала из дома в чем была, а Сэм потерял все свои вещи после сражения на Марстонской пустоши. Самую большую драгоценность Анна везла под своим плащом – она держала младенца так, как это иногда делают сельские женщины, с помощью перевязи из плотной материи, пропущенной вокруг спины и через плечо. Ребенка, к ужасу своей служанки, Анна кормила сама. Криспиан был очень чутким: он реагировал на голос своей матери, редко плакал, а физическая близость, которую совсем немногие из благородных дам делят со своими детьми, сделала ее любовь к нему куда глубже, чем Анна могла ожидать.
Саймондсы двигались кружным путем, уклоняясь от крупных селений, где могли бы наткнуться на мерзкие шотландские войска. Они перемещались от деревни к деревне, находя добрый прием всюду, куда бы ни попадали, ибо для жителей дальнего севера Англии гостеприимство было не просто знаком учтивости, а необходимостью, ну а раненому воину с благородными манерами и хорошенькой молодой женщине с новорожденным младенцем сочувствовал каждый. Кроме того, шотландцы были врагами для всех, и люди с радостью помогали этим путешественникам. К концу сентября они добрались до реки Тайн и сделали крюк к западу от Хексхема. Переправились супруги на другой берег чуть-чуть южнее Эмомба, поскольку города, по всей вероятности, могли представлять опасность. Потом они двинулись прямиком на север, по долине Северного Тайна, и Сэм, облегченно вздохнув, объявил:
– Вот мы и на родной земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120