Я не стану рассказывать вам о том, чего я тогда навидалась, деточка, а не то вас по ночам будут мучить кошмары. Я только вот что вам скажу: никто и никогда не в силах распознать, что может взбрести на ум индейцу. Если вы увидите его достаточно близко от себя, чтобы выстрелить, то сразу стреляйте. И не медлите, не трудитесь задавать ему вопросы. Нелл была потрясена, но от замечаний удержалась. Не в ее нраве было судить поступки других. Но рассказ миссис Колберт врезался ей в память, и Морлэнд казался ей теперь бесконечно далеким, словно его и вовсе не было.
Эдмунд отнюдь не испытывал восторга, когда в начале 1643 года в Йорк вернулся Фрэнсис в компании шестерых мужчин с Лисьего Холма, поскольку он стал офицером личного полка герцога Ньюкасла, набранного в приграничных районах, людей которого любовно называли «барашками» Ньюкасла из-за их форменных камзолов, сшитых из белой неокрашенной шерстяной пряжи. Когда Фрэнсис заявился в Морлэнд, Эдмунд принял его холодно. Но сам Фрэнсис поначалу и не заметил этого, поскольку его отец всегда был сдержан в проявлении чувств, а Фрэнсис со своим легким нравом считал привязанность и одобрение со стороны родителя вещами, не требующими наглядных подтверждений.
И к тому же все остальные члены семейства встретили Фрэнсиса весьма тепло. Анна повисла у него на руке, глядя на него с восхищением. Он всегда был ее любимцем, поскольку ближе всех остальных был к ней по возрасту и уделял ей внимание в ту пору, когда прочие мальчишки игнорировали ее, считая досадной помехой. Гетта и Мэри-Эстер устроились рядом с Фрэнсисом со своей работой – в военное время беспрестанное шитье, казалось, еще больше, чем когда-либо, стало уделом женщин – и расспрашивали его с весьма лестным интересом. А Ральф и Эдуард внимательно изучали его саблю и пистолет, флягу для воды и шпоры, молча сражаясь за табуретом Фрэнсиса за право первым примерить его шляпу.
Когда Эдмунд получил возможность спокойно поговорить с сыном, он холодно произнес:
– Я отправил тебя в Лисий Холм, чтобы ты защищал его. Если бы я желал видеть тебя здесь, в Йорке, я бы вовсе не стал отсылать тебя из дома.
Фрэнсис обаятельно улыбнулся. Внешне он очень был похож на Кита, только с более мягкими чертами лица, да и по всему истинный Морлэнд: темные волосы, синие глаза, которые слегка косили из-за высоких скул, придавая ему до странного кошачий облик.
– Разумеется, сэр, – почтительно ответил он. – Но когда милорд Ньюкасл явился вербовать новобранцев, а кое-кто из людей заявил ему вот это же самое, что, мол, они нужны дома, чтобы защищать собственные стены, он им и говорит: «Защищать от кого?» А когда они ему ответили, что от врага, он сказал: «Да вы что, ребята, ведь самое лучшее место бить врага – это поле битвы, а единственный путь попасть на битву – это вступить в армию». Так что, конечно, после этого нам пришлось пойти.
– Пришлось? – переспросил Эдмунд. Фрэнсис, не заметив тона его голоса, продолжал:
– Он прав, разумеется: случается так, что человек должен идти навстречу опасности, а не сидеть дома и дожидаться ее. Даже Арабелла в конце концов поняла это.
– Она очень расстроилась, узнав, что ты уходишь? – спросила Мэри-Эстер.
– Фрэнсис женился на своей кузине Арабелле Морлэнд всего несколько месяцев назад.
– Поначалу, конечно, но спустя некоторое время она привыкла к моему отсутствию, поскольку, видишь ли, почувствовала себя хозяйкой. А кроме того, счастливая судьба помогла нам поднять ей настроение: я вот все приберегаю эту новость, Отец, мадам, Арабелла ждет ребенка!
– О, Фрэнсис, вот уж действительно превосходная новость! Но как же для нее печально, что тебе придется быть вдалеке от дома, – заметила Мэри-Эстер.
– Да, – беззаботно ответил Фрэнсис, – но к тому времени, как родится младенец, я надеюсь вернуться. Эта война не может продлиться дольше. К сбору урожая с ней будет покончено.
Эдмунд встал.
– Сомневаюсь, что даже твое присутствие в армии ускорит завершение войны к этому сроку, – гневно произнес он. – Я крайне возмущен тем, что ты добровольно идешь сражаться. Твое место дома, в имении, которое я доверил тебе. Если бы я знал, сколь низко ты ценишь этот дар, я бы распорядился им более осмотрительно.
Фрэнсис в изумлении уставился на отца.
– Сэр, – запротестовал он, – вы просто не понимаете…
– Я отлично все понимаю. Я отправил тебя в Лисий Холм, потому что ему угрожала опасность, и я считал твое присутствие там необходимым для его защиты. А ты бросил его на попечение беременной женщины и нескольких слуг! Следовательно, я вынужден считать, что либо ты сомневаешься в правильности моего суждения, либо тебе совершенно безразличен мой дар.
Фрэнсис побагровел от гнева и страдания.
– Нет, сэр, ни то и ни другое, – страстно ответил он. – Я полагал, что войдя в лета, я вправе иметь собственное мнение о том, в чем более всего состоит мой долг.
– И ты еще смеешь говорить мне о долге?! Да разве ты не знаешь, что первый долг сына – повиноваться своему отцу? Все, чем ты владеешь, ты получил из моих рук! А может быть, ты замыслил проложить себе в этом мире иной путь, поскольку ты так крепко полагаешься на свое суждение и так мало – на мое?
Фрэнсис уже готов был выпалить не менее резкий и гневный ответ, но тут его внимание отвлекли какое-то неожиданное движение и возглас. Гетта вонзила иголку себе в палец и вскочила на ноги, держа руку далеко на отлете, чтобы не закапать кровью свое шитье. Со стороны это выглядело ничтожнейшей случайностью, но когда Фрэнсис взглянул на нее, она перехватила его взор и с мольбой в глазах покачала головой. Никто не заметил этого жеста, кроме него, и потому Фрэнсис, прикусив губу, лишь пробормотал негромко:
– Нет, сэр. Эдмунд отвернулся.
– Я еще поговорю, с тобой попозже. Не возвращайся в Йорк, пока не повидаешься со мной… возможно, у меня будут кое-какие поручения для тебя в городе.
С этим он и оставил их. После недолгого молчания Мэри-Эстер мягко сказала:
– Фрэнсис, ты поступил нехорошо.
– Он обвинил меня в неблагодарности, – сердито пробурчал Фрэнсис.
Мэри-Эстер покачала головой.
– А в чем ты едва не обвинил его? В измене? Я же видела, что эти слова уже трепетали у тебя на губах. И если бы Гетта тебя не остановила, ты бы высказал ему свои взгляды на долг мужчины перед его королем, – она посмотрела на Гетту, сосавшую палец. – Бедный мой ягненочек… больно?
– Не очень, – отозвалась Гетта.
Анна, толком не понимавшая, что происходит, вскочила и зашагала туда-сюда по комнате.
– По-моему, отец больно уж зло говорил с бедным Фрэнком. Будь я мужчиной, я бы тоже вступила в королевскую армию… И к тому же Фрэнк, по-моему, выглядит просто замечательно со своими офицерскими нашивками, – она снова кинулась к брату и с нежностью повисла у него на шее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
Эдмунд отнюдь не испытывал восторга, когда в начале 1643 года в Йорк вернулся Фрэнсис в компании шестерых мужчин с Лисьего Холма, поскольку он стал офицером личного полка герцога Ньюкасла, набранного в приграничных районах, людей которого любовно называли «барашками» Ньюкасла из-за их форменных камзолов, сшитых из белой неокрашенной шерстяной пряжи. Когда Фрэнсис заявился в Морлэнд, Эдмунд принял его холодно. Но сам Фрэнсис поначалу и не заметил этого, поскольку его отец всегда был сдержан в проявлении чувств, а Фрэнсис со своим легким нравом считал привязанность и одобрение со стороны родителя вещами, не требующими наглядных подтверждений.
И к тому же все остальные члены семейства встретили Фрэнсиса весьма тепло. Анна повисла у него на руке, глядя на него с восхищением. Он всегда был ее любимцем, поскольку ближе всех остальных был к ней по возрасту и уделял ей внимание в ту пору, когда прочие мальчишки игнорировали ее, считая досадной помехой. Гетта и Мэри-Эстер устроились рядом с Фрэнсисом со своей работой – в военное время беспрестанное шитье, казалось, еще больше, чем когда-либо, стало уделом женщин – и расспрашивали его с весьма лестным интересом. А Ральф и Эдуард внимательно изучали его саблю и пистолет, флягу для воды и шпоры, молча сражаясь за табуретом Фрэнсиса за право первым примерить его шляпу.
Когда Эдмунд получил возможность спокойно поговорить с сыном, он холодно произнес:
– Я отправил тебя в Лисий Холм, чтобы ты защищал его. Если бы я желал видеть тебя здесь, в Йорке, я бы вовсе не стал отсылать тебя из дома.
Фрэнсис обаятельно улыбнулся. Внешне он очень был похож на Кита, только с более мягкими чертами лица, да и по всему истинный Морлэнд: темные волосы, синие глаза, которые слегка косили из-за высоких скул, придавая ему до странного кошачий облик.
– Разумеется, сэр, – почтительно ответил он. – Но когда милорд Ньюкасл явился вербовать новобранцев, а кое-кто из людей заявил ему вот это же самое, что, мол, они нужны дома, чтобы защищать собственные стены, он им и говорит: «Защищать от кого?» А когда они ему ответили, что от врага, он сказал: «Да вы что, ребята, ведь самое лучшее место бить врага – это поле битвы, а единственный путь попасть на битву – это вступить в армию». Так что, конечно, после этого нам пришлось пойти.
– Пришлось? – переспросил Эдмунд. Фрэнсис, не заметив тона его голоса, продолжал:
– Он прав, разумеется: случается так, что человек должен идти навстречу опасности, а не сидеть дома и дожидаться ее. Даже Арабелла в конце концов поняла это.
– Она очень расстроилась, узнав, что ты уходишь? – спросила Мэри-Эстер.
– Фрэнсис женился на своей кузине Арабелле Морлэнд всего несколько месяцев назад.
– Поначалу, конечно, но спустя некоторое время она привыкла к моему отсутствию, поскольку, видишь ли, почувствовала себя хозяйкой. А кроме того, счастливая судьба помогла нам поднять ей настроение: я вот все приберегаю эту новость, Отец, мадам, Арабелла ждет ребенка!
– О, Фрэнсис, вот уж действительно превосходная новость! Но как же для нее печально, что тебе придется быть вдалеке от дома, – заметила Мэри-Эстер.
– Да, – беззаботно ответил Фрэнсис, – но к тому времени, как родится младенец, я надеюсь вернуться. Эта война не может продлиться дольше. К сбору урожая с ней будет покончено.
Эдмунд встал.
– Сомневаюсь, что даже твое присутствие в армии ускорит завершение войны к этому сроку, – гневно произнес он. – Я крайне возмущен тем, что ты добровольно идешь сражаться. Твое место дома, в имении, которое я доверил тебе. Если бы я знал, сколь низко ты ценишь этот дар, я бы распорядился им более осмотрительно.
Фрэнсис в изумлении уставился на отца.
– Сэр, – запротестовал он, – вы просто не понимаете…
– Я отлично все понимаю. Я отправил тебя в Лисий Холм, потому что ему угрожала опасность, и я считал твое присутствие там необходимым для его защиты. А ты бросил его на попечение беременной женщины и нескольких слуг! Следовательно, я вынужден считать, что либо ты сомневаешься в правильности моего суждения, либо тебе совершенно безразличен мой дар.
Фрэнсис побагровел от гнева и страдания.
– Нет, сэр, ни то и ни другое, – страстно ответил он. – Я полагал, что войдя в лета, я вправе иметь собственное мнение о том, в чем более всего состоит мой долг.
– И ты еще смеешь говорить мне о долге?! Да разве ты не знаешь, что первый долг сына – повиноваться своему отцу? Все, чем ты владеешь, ты получил из моих рук! А может быть, ты замыслил проложить себе в этом мире иной путь, поскольку ты так крепко полагаешься на свое суждение и так мало – на мое?
Фрэнсис уже готов был выпалить не менее резкий и гневный ответ, но тут его внимание отвлекли какое-то неожиданное движение и возглас. Гетта вонзила иголку себе в палец и вскочила на ноги, держа руку далеко на отлете, чтобы не закапать кровью свое шитье. Со стороны это выглядело ничтожнейшей случайностью, но когда Фрэнсис взглянул на нее, она перехватила его взор и с мольбой в глазах покачала головой. Никто не заметил этого жеста, кроме него, и потому Фрэнсис, прикусив губу, лишь пробормотал негромко:
– Нет, сэр. Эдмунд отвернулся.
– Я еще поговорю, с тобой попозже. Не возвращайся в Йорк, пока не повидаешься со мной… возможно, у меня будут кое-какие поручения для тебя в городе.
С этим он и оставил их. После недолгого молчания Мэри-Эстер мягко сказала:
– Фрэнсис, ты поступил нехорошо.
– Он обвинил меня в неблагодарности, – сердито пробурчал Фрэнсис.
Мэри-Эстер покачала головой.
– А в чем ты едва не обвинил его? В измене? Я же видела, что эти слова уже трепетали у тебя на губах. И если бы Гетта тебя не остановила, ты бы высказал ему свои взгляды на долг мужчины перед его королем, – она посмотрела на Гетту, сосавшую палец. – Бедный мой ягненочек… больно?
– Не очень, – отозвалась Гетта.
Анна, толком не понимавшая, что происходит, вскочила и зашагала туда-сюда по комнате.
– По-моему, отец больно уж зло говорил с бедным Фрэнком. Будь я мужчиной, я бы тоже вступила в королевскую армию… И к тому же Фрэнк, по-моему, выглядит просто замечательно со своими офицерскими нашивками, – она снова кинулась к брату и с нежностью повисла у него на шее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120