Пока он совершал дерзкие переходы и сражался, они красовались при дворе, плели свои паучьи сети и награждали друг друга новыми титулами.
Близкие друзья принца, разумеется, не могли не видеть переживаний Руперта, и это плохо отражалось на их боевом духе. Они больше не верили, что война были их войной, и уже начинали не на шутку сомневаться в ее победоносном завершении. Однако преданность и честь гнали их все дальше и дальше, уже не таких веселых, как прежде, зато более угрюмых, но столь же непреклонных.
Двадцатого марта они появились неподалеку от Ньюарка, и в двенадцати милях от его стен сделали короткую остановку для отдыха. Руперт созвал своих офицеров.
– Мы здесь отдохнем, – объявил он. – Накормите лошадей и проследите, что едят солдаты. Еда должна быть только холодной. Нам необходимо захватить мятежников врасплох, а в этой темноте они углядят любые костры, которые мы разожжем на многие мили вокруг. Луна должна взойти чуть-чуть раньше двух ночи. Мы двинемся вперед и сомкнёмся на севере, окружив их. Денни, у тебя найдется хороший, спокойный, надежный солдат? Я хочу попробовать доставить послание Хендерсону. Если нам удастся сделать так, чтобы он ударил изнутри, как только мы атакуем неприятеля, это облегчило бы нашу задачу.
– Я найду вам кого-нибудь, сэр, – ответил Даниел, сдержанно кивая. – Только, сэр, по-моему, это опасно. Здешние края так кишат мятежниками, как дворовая собака – блохами. Представьте, что этого человека схватят, – тогда наши планы станут им известны.
– Отличная мысль, – сказал Руперт. – Мы составим послание таким языком, который Хендерсон поймет, а неприятель – нет. Разыщи своего человека и приведи его ко мне. А вы, остальные, присматривайте за своими солдатами. Я совершу обход, как только покончу с этим делом.
Офицеры вернулись к своим отрядам. Все солдаты уже спешились, и теперь, ослабив подпруги лошадей, доставали их торбы для зерна. Лошадей поставили в круг небольшими группами, головами внутрь, так что один человек мог без хлопот удерживать их, и седоки делали это по очереди. Остальные тем временем доставали свой хлеб, сыр и сушеное мясо, устраиваясь поблизости на сырой траве. При такой организации привала в случае внезапного приказа о выступлении солдаты могли, затянув подпруги, взлететь в седла в кратчайшее время и с наименьшим замешательством.
Проследив за своими людьми и проверив, все ли в порядке с Обероном, Кит отыскал себе тихое местечко на небольшом пригорке, около кустов, где земля была посуше, и растянулся там на отдых, опершись на локти. Зимой он получил довольно серьезную рану в бедро, которая до сих пор давала о себе знать после долгого напряжения и ныла в сырую погоду. Вот и теперь нога его болела, и Кит ожидал приближения дождя. Еда была при нем, но есть он не мог. У него ныло сердце, и почти бессознательно он вытащил с груди последнее письмо, которое получил от Хиро. Кит не стал разворачивать его, ибо уже успел выучить послание наизусть. Он просто держал его, поглаживая пальцами. Для Кита оно было своего рода талисманом, как бы нелепо это не выглядело.
Спустя минуту к нему подошел Даниел, чтобы составить компанию вместе с еще одним членом братства наемников, французом Мортеном, имя которого обычно произносили на английский лад – Мортон. Они присели на корточки рядом с Китом в дружелюбном молчании и вытащили свою еду.
– Ну что ж, – начал Даниел спустя некоторое время, – дело сделано: я отправил туда молодого Хокстона. Бог даст, наш лихой весельчак справится с заданием.
Мортон яростно сгрыз сухарь острыми маленькими зубами, а потом, подмигнув Киту, спросил:
– Ну что, приятель, нет аппетита? А не заболел ли ты?
Кит отмахнулся от вопроса, как кошка отстраняется от непрошеной ласки.
– Мне не хочется есть.
– Он предпочитает поедать свое сердце, – беззлобно произнес Даниел, кивнув головой в сторону письма в руке Кита, и добавил, почти читая его мысли: – Это письмо от жены. Он считает его талисманом, а если мятежники схватят его, то уж наверняка повесят как идолопоклонника, как и меня, вне всяких сомнений, повесили бы вот за это.
И он с усилием вытянул наружу свой золотой крест из-под воротника рубахи. Кит поднял на него взгляд и медленно сказал:
– Я дал ей как-то раз одну вещицу, чернильный орешек в форме заячьей головы. Она не расстается с ним, говорит, что это – ее талисман, что он будет хранить ее. – Кит не понимал, зачем рассказывает им это… может быть, потому, что просто хотелось поговорить о ней. – Заяц у нас считается фамильным символом, – рассеянно закончил он.
– Ну конечно, Кит, – проговорил Мортон, почесав свою темную бородку. – Я видел его на плащах твоих людей. Бегущий заяц, верно? Такой белый, скачущий… А с ней все в порядке, с твоей женой? – кивнул он на письмо.
– Это старое письмо, – ответил Кит. – В нем она пишет, что все хорошо и с ней, и с ребенком.
– Ах, еще и ребенок, – сочувственно покивал Мортон.
– Сын. В августе ему будет четыре.
Да, этот хрупкий, болезненный мальчик подрос, пережил в младенчестве ужасные опасности и достиг почти четырехлетнего возраста. А теперь им там предстоит встретиться с новыми опасностями: ведь шотландцы медленно, но верно приближались к Йорку. И его сына может унести болезнь, на его дом могут напасть не знающие пощады солдаты-варвары, а он вот здесь, далеко-далеко от них, не в силах помочь им… И ради чего?
Даниел, пережевывая жесткое как подошва сушеное мясо, взглянул на него и хрипло сказал:
– Тебе не следовало бы идти на войну, друг мой Кит, вот в чем беда.
– Но как же я мог не пойти? – просто ответил Кит, и все замолчали, понимая, что он, как и они, связан долгом чести более сильными узами, чем усердие в деле и даже их профессиональный долг.
Чтобы разрядить обстановку, Даниел, выплюнув неподдающееся мясо, свирепо проговорил:
– Клянусь Святой Девой Марией, этот зверь при жизни никогда не был христианином – иначе теперь он не стал бы пытаться сломать зубы честному католику. Господи, Мария и Иосиф, чего бы я только сейчас не отдал за лакомое фрикасе из цыпленка!
В два часа взошла луна, выплыв над стремительными весенними тучами, и в промежутках между дождем она показала им дорогу. План состоял в том, чтобы застигнуть неприятеля врасплох. Когда они, дав круг, вышли к северу от города, причина этого маневра стала ясна: там был горный кряж, который скрыл бы их приближение от осаждавшей город армии до самого последнего момента. И ветер тоже был на их стороне, он дул прямо на них со стороны неприятеля.
– Бог мой, как же смердят эти пуритане! – в своем привычном стиле воскликнул Даниел.
Около девяти часов утра они добрались до этого горного кряжа и как только поднялись на его вершину, рука Руперта взлетела вверх, заиграли трубы, и кавалерия обрушилась на изумленных мятежников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
Близкие друзья принца, разумеется, не могли не видеть переживаний Руперта, и это плохо отражалось на их боевом духе. Они больше не верили, что война были их войной, и уже начинали не на шутку сомневаться в ее победоносном завершении. Однако преданность и честь гнали их все дальше и дальше, уже не таких веселых, как прежде, зато более угрюмых, но столь же непреклонных.
Двадцатого марта они появились неподалеку от Ньюарка, и в двенадцати милях от его стен сделали короткую остановку для отдыха. Руперт созвал своих офицеров.
– Мы здесь отдохнем, – объявил он. – Накормите лошадей и проследите, что едят солдаты. Еда должна быть только холодной. Нам необходимо захватить мятежников врасплох, а в этой темноте они углядят любые костры, которые мы разожжем на многие мили вокруг. Луна должна взойти чуть-чуть раньше двух ночи. Мы двинемся вперед и сомкнёмся на севере, окружив их. Денни, у тебя найдется хороший, спокойный, надежный солдат? Я хочу попробовать доставить послание Хендерсону. Если нам удастся сделать так, чтобы он ударил изнутри, как только мы атакуем неприятеля, это облегчило бы нашу задачу.
– Я найду вам кого-нибудь, сэр, – ответил Даниел, сдержанно кивая. – Только, сэр, по-моему, это опасно. Здешние края так кишат мятежниками, как дворовая собака – блохами. Представьте, что этого человека схватят, – тогда наши планы станут им известны.
– Отличная мысль, – сказал Руперт. – Мы составим послание таким языком, который Хендерсон поймет, а неприятель – нет. Разыщи своего человека и приведи его ко мне. А вы, остальные, присматривайте за своими солдатами. Я совершу обход, как только покончу с этим делом.
Офицеры вернулись к своим отрядам. Все солдаты уже спешились, и теперь, ослабив подпруги лошадей, доставали их торбы для зерна. Лошадей поставили в круг небольшими группами, головами внутрь, так что один человек мог без хлопот удерживать их, и седоки делали это по очереди. Остальные тем временем доставали свой хлеб, сыр и сушеное мясо, устраиваясь поблизости на сырой траве. При такой организации привала в случае внезапного приказа о выступлении солдаты могли, затянув подпруги, взлететь в седла в кратчайшее время и с наименьшим замешательством.
Проследив за своими людьми и проверив, все ли в порядке с Обероном, Кит отыскал себе тихое местечко на небольшом пригорке, около кустов, где земля была посуше, и растянулся там на отдых, опершись на локти. Зимой он получил довольно серьезную рану в бедро, которая до сих пор давала о себе знать после долгого напряжения и ныла в сырую погоду. Вот и теперь нога его болела, и Кит ожидал приближения дождя. Еда была при нем, но есть он не мог. У него ныло сердце, и почти бессознательно он вытащил с груди последнее письмо, которое получил от Хиро. Кит не стал разворачивать его, ибо уже успел выучить послание наизусть. Он просто держал его, поглаживая пальцами. Для Кита оно было своего рода талисманом, как бы нелепо это не выглядело.
Спустя минуту к нему подошел Даниел, чтобы составить компанию вместе с еще одним членом братства наемников, французом Мортеном, имя которого обычно произносили на английский лад – Мортон. Они присели на корточки рядом с Китом в дружелюбном молчании и вытащили свою еду.
– Ну что ж, – начал Даниел спустя некоторое время, – дело сделано: я отправил туда молодого Хокстона. Бог даст, наш лихой весельчак справится с заданием.
Мортон яростно сгрыз сухарь острыми маленькими зубами, а потом, подмигнув Киту, спросил:
– Ну что, приятель, нет аппетита? А не заболел ли ты?
Кит отмахнулся от вопроса, как кошка отстраняется от непрошеной ласки.
– Мне не хочется есть.
– Он предпочитает поедать свое сердце, – беззлобно произнес Даниел, кивнув головой в сторону письма в руке Кита, и добавил, почти читая его мысли: – Это письмо от жены. Он считает его талисманом, а если мятежники схватят его, то уж наверняка повесят как идолопоклонника, как и меня, вне всяких сомнений, повесили бы вот за это.
И он с усилием вытянул наружу свой золотой крест из-под воротника рубахи. Кит поднял на него взгляд и медленно сказал:
– Я дал ей как-то раз одну вещицу, чернильный орешек в форме заячьей головы. Она не расстается с ним, говорит, что это – ее талисман, что он будет хранить ее. – Кит не понимал, зачем рассказывает им это… может быть, потому, что просто хотелось поговорить о ней. – Заяц у нас считается фамильным символом, – рассеянно закончил он.
– Ну конечно, Кит, – проговорил Мортон, почесав свою темную бородку. – Я видел его на плащах твоих людей. Бегущий заяц, верно? Такой белый, скачущий… А с ней все в порядке, с твоей женой? – кивнул он на письмо.
– Это старое письмо, – ответил Кит. – В нем она пишет, что все хорошо и с ней, и с ребенком.
– Ах, еще и ребенок, – сочувственно покивал Мортон.
– Сын. В августе ему будет четыре.
Да, этот хрупкий, болезненный мальчик подрос, пережил в младенчестве ужасные опасности и достиг почти четырехлетнего возраста. А теперь им там предстоит встретиться с новыми опасностями: ведь шотландцы медленно, но верно приближались к Йорку. И его сына может унести болезнь, на его дом могут напасть не знающие пощады солдаты-варвары, а он вот здесь, далеко-далеко от них, не в силах помочь им… И ради чего?
Даниел, пережевывая жесткое как подошва сушеное мясо, взглянул на него и хрипло сказал:
– Тебе не следовало бы идти на войну, друг мой Кит, вот в чем беда.
– Но как же я мог не пойти? – просто ответил Кит, и все замолчали, понимая, что он, как и они, связан долгом чести более сильными узами, чем усердие в деле и даже их профессиональный долг.
Чтобы разрядить обстановку, Даниел, выплюнув неподдающееся мясо, свирепо проговорил:
– Клянусь Святой Девой Марией, этот зверь при жизни никогда не был христианином – иначе теперь он не стал бы пытаться сломать зубы честному католику. Господи, Мария и Иосиф, чего бы я только сейчас не отдал за лакомое фрикасе из цыпленка!
В два часа взошла луна, выплыв над стремительными весенними тучами, и в промежутках между дождем она показала им дорогу. План состоял в том, чтобы застигнуть неприятеля врасплох. Когда они, дав круг, вышли к северу от города, причина этого маневра стала ясна: там был горный кряж, который скрыл бы их приближение от осаждавшей город армии до самого последнего момента. И ветер тоже был на их стороне, он дул прямо на них со стороны неприятеля.
– Бог мой, как же смердят эти пуритане! – в своем привычном стиле воскликнул Даниел.
Около девяти часов утра они добрались до этого горного кряжа и как только поднялись на его вершину, рука Руперта взлетела вверх, заиграли трубы, и кавалерия обрушилась на изумленных мятежников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120