– с вызовом произнесла Руфь.
Она, кажется, наконец-то заметила нападение на себя сзади и, повернувшись, так сильно отпихнула от себя Анну, что та, отлетев, врезалась в Нериссу и едва не сбила ее с ног.
– Как не стыдно, Руфь, так грубо поступать с маленькими! – рассердилась Лия. – А еще такая большая девочка!
– Все в порядке, нянюшка, – торопливо сказала Мэри-Эстер, видя, что Руфь собирается с силами для отпора. – Мэри-Элеонора, ты ушиблась? Подойди сюда, дай мне взглянуть.
– Она ударила меня по руке… посмотри, – прорыдала Мэри-Элеонора.
– Ну, цыпленочек, рука даже не покраснела. Много шума из ничего. А теперь перестань плакать. Алиса, за что ты ее ударила?
Алиса выпятила губы.
– Она пришла и испортила нам всю игру. Я играла с Анной, а она явилась и все испортила. Не хочу, чтобы она играла с нами!
– Да она и сама не желает играть с тобой! – мигом закричала Руфь. – Мы и приезжать сюда даже не хотели, так что можешь и не думать.
– Тогда почему бы вам снова не убраться к себе? – выпалила в ответ Алиса.
Тут уж Лия так рассердилась, что вырвала у малютки цветок, а та после мгновенного изумления закрыла глазки и пронзительно закричала, протягивая ручонки к матери.
– Дай-ка мне ее сюда, нянюшка, – сказала Мэри-Эстер. Она забрала Генриетту и прижала ее горячее влажное личико к себе. – Итак, девочки, я больше не желаю слышать об этой ссоре, да еще в Господень день! Вы все должны любить друг друга, жить друг с другом в мире и согласии. Алиса, ты скверная девчонка, раз ведешь себя так нелюбезно со своими кузинами. Все здесь им рады, и они будут жить у нас столько, сколько сами пожелают Тебе, Руфь, тоже не подобает такое поведение, даже если Алиса и в самом деле ударила твою сестру. Ты уже взрослая, чтобы бить маленьких. Если у тебя есть какая-нибудь жалоба – обратись с ней ко мне. А теперь пошли, посмотрим, как там идут дела на стрельбище. Скоро обед, и я не желаю видеть за столом надутые лица, так что давайте покончим с этим сейчас же.
Не выпуская из рук Генриетту, Мэри-Эстер погнала всю эту компанию прочь из розового сада, в сторону большой прогулочной тропы. Амброз, с улыбкой следовавший за ними, думал о том; как же это его маленькой девочке удастся справляться с таким большим хозяйством и с многочисленной семьей. Да, для него она по-прежнему оставалась маленькой девочкой. Ему казалось, что он и глазом-то не успел моргнуть с тех пор, как перевязывал ее собственные детские порезы и ушибы, учил ее, как полагается завивать и заплетать свои темные волосики… «Что ж, я был ей неплохой матерью, – подумал он, незаметно улыбаясь, – только я никогда бы не смог управлять таким вот огромным хозяйством».
Лето 1631 года снова принесло в Йорк бубонную чуму. Будучи весьма красивым городом, Йорк, тем не менее, был также зловонным и нездоровым. С тех пор, как шестьдесят лет назад чума как языком слизала целое семейство Баттсов, в городе случалось еще много эпидемий. Нынешнюю прозвали Черной смертью. Она приползла украдкой от вялой, полустоячей реки, от кишевших крысами причалов, обрушившись на битком набитые людьми грязные жилища со всеми своими безобразными и ничем не исцелимыми горестями. Как только стало ясно, что нынешняя вспышка эпидемии весьма серьезна, у всех городских ворот были выставлены стражники, чтобы задерживать и входящих и выходящих людей, но было уже слишком поздно – остановить чуму не могло ничто. Она растекалась по дорогам, по пути поражая жилища, пройдя по Цветущей улице, ворвалась в больницу Святого Эдуарда. Приостановившись на минутку у «Зайца и вереска», чума прихватила с собой Уилли Морлэнда, старшего и безмерно любимого сына Уилла Морлэнда. Пройдясь вдоль Холгейтской дороги до Раффорда, где чума унесла двадцать несчастных, она проскользнула никем не замеченной в Морлэнд.
– Мадам, мне не нравится, как выглядит мисс Алиса, – заметила в тот вечер Лия. – Не сходить ли вам посмотреть?
Мэри-Эстер мгновенно вскочила с места.
– Но почему, Лия, что с ней?
– Я не пойму, мадам. Может быть, она сегодня слишком долго пробыла на солнце. – Лия старалась избегать пристального взгляда Мэри-Эстер. – Или, быть может…
– Только не произноси этого слова, – быстро сказала Мэри-Эстер, перекрестившись. – Я иду. Сегодня действительно жарковато…
Алиса обычно спала в перестроенном флигеле для детей, в одной комнате с Анной и Генриеттой. А приставленная к ним служанка, Беатриса, спала там же, на низенькой, выдвигающейся на ночь кровати. Сейчас Беатриса стояла у постели, от волнения ломая себе руки. Именно она и обратила внимание Лии на состояние мисс Алисы, и теперь Беатриса опасалась, что независимо от того, больна ли мисс Алиса или здорова, ей самой вполне может не поздоровиться. Мэри-Эстер, подойдя к изголовью кровати, наклонилась и положила руку на лоб Алисы. От прохладного прикосновения к своей горячей коже девочка зашевелилась. За ней спокойно спали Анна и Генриетта. Анна неуклюже раскинула свои худые руки и ноги, а пухленькая Гетта свернулась улиткой. Сердце Мэри-Эстер дрогнуло: они были такими беззащитными, такими одинокими во сне, что злобная болезнь могла легко подобраться к ним.
Алиса беспокойно ворочалась и что-то бормотала. Мэри-Эстер осторожно стянула с нее одеяло и расшнуровала ее ночную сорочку. Однако ни на ее шее, ни между набухающих грудок не было видно никаких коварных пятнышек.
– Утром мы пошлем за врачом, – проговорила Мэри-Эстер, – если, конечно, девочке не станет лучше. У нее в самом деле жар, но это, возможно, просто из-за того, что она перегрелась на солнце Беатриса, если она проснется, позови меня.
– Хорошо, мадам, – нервно присела в реверансе служанка.
Но утром Алисе лучше не стало. Ее рвало, лихорадило, она жаловалась на головные боли, болезненно отводила глаза от света. Когда явился врач и осмотрел ее, лицо его помрачнело. Он подозвал Мэри-Эстер к изголовью кровати и молча указал ей на небольшое красноватое вздутие в паху девочки Холодный ужас сковал сердце Мэри-Эстер, и она лишилась дара речи. Переведя взгляд с врача на Лию, она увидела пот на губах служанки и мертвенную белизну ее лица. «О, Боже милостивый, – взмолилась она про себя, – только не это, только не это!»
– Она будет жить? – наконец проговорила Мэри-Эстер.
Врач покачал головой.
– Мадам, я не могу дать вам никакой надежды. Лишь немногие жертвы чумы выживают. Но мы, конечно, сделаем все, что можем, и всегда остаются надежда и молитва. Вы должны переселить отсюда остальных детей, и в эту комнату вообще никто не должен заходить, кроме того лица, которому поручено ухаживать за девочкой. И ничего нельзя выносить из этой комнаты – будь то одежда или какой-нибудь кубок, – пока над этим не сотворят обряд очищения. Я оставлю вам на этот счет указания, а еще дам рецепт одного лекарства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
Она, кажется, наконец-то заметила нападение на себя сзади и, повернувшись, так сильно отпихнула от себя Анну, что та, отлетев, врезалась в Нериссу и едва не сбила ее с ног.
– Как не стыдно, Руфь, так грубо поступать с маленькими! – рассердилась Лия. – А еще такая большая девочка!
– Все в порядке, нянюшка, – торопливо сказала Мэри-Эстер, видя, что Руфь собирается с силами для отпора. – Мэри-Элеонора, ты ушиблась? Подойди сюда, дай мне взглянуть.
– Она ударила меня по руке… посмотри, – прорыдала Мэри-Элеонора.
– Ну, цыпленочек, рука даже не покраснела. Много шума из ничего. А теперь перестань плакать. Алиса, за что ты ее ударила?
Алиса выпятила губы.
– Она пришла и испортила нам всю игру. Я играла с Анной, а она явилась и все испортила. Не хочу, чтобы она играла с нами!
– Да она и сама не желает играть с тобой! – мигом закричала Руфь. – Мы и приезжать сюда даже не хотели, так что можешь и не думать.
– Тогда почему бы вам снова не убраться к себе? – выпалила в ответ Алиса.
Тут уж Лия так рассердилась, что вырвала у малютки цветок, а та после мгновенного изумления закрыла глазки и пронзительно закричала, протягивая ручонки к матери.
– Дай-ка мне ее сюда, нянюшка, – сказала Мэри-Эстер. Она забрала Генриетту и прижала ее горячее влажное личико к себе. – Итак, девочки, я больше не желаю слышать об этой ссоре, да еще в Господень день! Вы все должны любить друг друга, жить друг с другом в мире и согласии. Алиса, ты скверная девчонка, раз ведешь себя так нелюбезно со своими кузинами. Все здесь им рады, и они будут жить у нас столько, сколько сами пожелают Тебе, Руфь, тоже не подобает такое поведение, даже если Алиса и в самом деле ударила твою сестру. Ты уже взрослая, чтобы бить маленьких. Если у тебя есть какая-нибудь жалоба – обратись с ней ко мне. А теперь пошли, посмотрим, как там идут дела на стрельбище. Скоро обед, и я не желаю видеть за столом надутые лица, так что давайте покончим с этим сейчас же.
Не выпуская из рук Генриетту, Мэри-Эстер погнала всю эту компанию прочь из розового сада, в сторону большой прогулочной тропы. Амброз, с улыбкой следовавший за ними, думал о том; как же это его маленькой девочке удастся справляться с таким большим хозяйством и с многочисленной семьей. Да, для него она по-прежнему оставалась маленькой девочкой. Ему казалось, что он и глазом-то не успел моргнуть с тех пор, как перевязывал ее собственные детские порезы и ушибы, учил ее, как полагается завивать и заплетать свои темные волосики… «Что ж, я был ей неплохой матерью, – подумал он, незаметно улыбаясь, – только я никогда бы не смог управлять таким вот огромным хозяйством».
Лето 1631 года снова принесло в Йорк бубонную чуму. Будучи весьма красивым городом, Йорк, тем не менее, был также зловонным и нездоровым. С тех пор, как шестьдесят лет назад чума как языком слизала целое семейство Баттсов, в городе случалось еще много эпидемий. Нынешнюю прозвали Черной смертью. Она приползла украдкой от вялой, полустоячей реки, от кишевших крысами причалов, обрушившись на битком набитые людьми грязные жилища со всеми своими безобразными и ничем не исцелимыми горестями. Как только стало ясно, что нынешняя вспышка эпидемии весьма серьезна, у всех городских ворот были выставлены стражники, чтобы задерживать и входящих и выходящих людей, но было уже слишком поздно – остановить чуму не могло ничто. Она растекалась по дорогам, по пути поражая жилища, пройдя по Цветущей улице, ворвалась в больницу Святого Эдуарда. Приостановившись на минутку у «Зайца и вереска», чума прихватила с собой Уилли Морлэнда, старшего и безмерно любимого сына Уилла Морлэнда. Пройдясь вдоль Холгейтской дороги до Раффорда, где чума унесла двадцать несчастных, она проскользнула никем не замеченной в Морлэнд.
– Мадам, мне не нравится, как выглядит мисс Алиса, – заметила в тот вечер Лия. – Не сходить ли вам посмотреть?
Мэри-Эстер мгновенно вскочила с места.
– Но почему, Лия, что с ней?
– Я не пойму, мадам. Может быть, она сегодня слишком долго пробыла на солнце. – Лия старалась избегать пристального взгляда Мэри-Эстер. – Или, быть может…
– Только не произноси этого слова, – быстро сказала Мэри-Эстер, перекрестившись. – Я иду. Сегодня действительно жарковато…
Алиса обычно спала в перестроенном флигеле для детей, в одной комнате с Анной и Генриеттой. А приставленная к ним служанка, Беатриса, спала там же, на низенькой, выдвигающейся на ночь кровати. Сейчас Беатриса стояла у постели, от волнения ломая себе руки. Именно она и обратила внимание Лии на состояние мисс Алисы, и теперь Беатриса опасалась, что независимо от того, больна ли мисс Алиса или здорова, ей самой вполне может не поздоровиться. Мэри-Эстер, подойдя к изголовью кровати, наклонилась и положила руку на лоб Алисы. От прохладного прикосновения к своей горячей коже девочка зашевелилась. За ней спокойно спали Анна и Генриетта. Анна неуклюже раскинула свои худые руки и ноги, а пухленькая Гетта свернулась улиткой. Сердце Мэри-Эстер дрогнуло: они были такими беззащитными, такими одинокими во сне, что злобная болезнь могла легко подобраться к ним.
Алиса беспокойно ворочалась и что-то бормотала. Мэри-Эстер осторожно стянула с нее одеяло и расшнуровала ее ночную сорочку. Однако ни на ее шее, ни между набухающих грудок не было видно никаких коварных пятнышек.
– Утром мы пошлем за врачом, – проговорила Мэри-Эстер, – если, конечно, девочке не станет лучше. У нее в самом деле жар, но это, возможно, просто из-за того, что она перегрелась на солнце Беатриса, если она проснется, позови меня.
– Хорошо, мадам, – нервно присела в реверансе служанка.
Но утром Алисе лучше не стало. Ее рвало, лихорадило, она жаловалась на головные боли, болезненно отводила глаза от света. Когда явился врач и осмотрел ее, лицо его помрачнело. Он подозвал Мэри-Эстер к изголовью кровати и молча указал ей на небольшое красноватое вздутие в паху девочки Холодный ужас сковал сердце Мэри-Эстер, и она лишилась дара речи. Переведя взгляд с врача на Лию, она увидела пот на губах служанки и мертвенную белизну ее лица. «О, Боже милостивый, – взмолилась она про себя, – только не это, только не это!»
– Она будет жить? – наконец проговорила Мэри-Эстер.
Врач покачал головой.
– Мадам, я не могу дать вам никакой надежды. Лишь немногие жертвы чумы выживают. Но мы, конечно, сделаем все, что можем, и всегда остаются надежда и молитва. Вы должны переселить отсюда остальных детей, и в эту комнату вообще никто не должен заходить, кроме того лица, которому поручено ухаживать за девочкой. И ничего нельзя выносить из этой комнаты – будь то одежда или какой-нибудь кубок, – пока над этим не сотворят обряд очищения. Я оставлю вам на этот счет указания, а еще дам рецепт одного лекарства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120