Она уже начинала понимать, как трудно будет прокормить их всех зимой. Маловероятно, что в этом году им удастся посадить хоть какие-нибудь полевые культуры, и потому Нелл твердо решила, что по крайней мере у них должно быть немного овощей. Вдвоем с Феб они расчистили небольшой участок позади дома, вспахали его ручным плугом. Работали женщины медленно: Феб из-за того, что была хрупкой и болезненной, а Нелл – потому, что беременность сделала ее крупной и неповоротливой. Но, тем не менее, они осилили это, посадив семена разных овощей, привезенных из Англии.
– Они должны хорошо приняться, – сказала Нелл Феб, когда обе женщины шли вдоль грядок, сгибаясь пополам, чтобы с каждым наклоном посадить по одному драгоценному семечку. – Земля здесь нетронутая, значит, она будет на редкость плодородной, да и климат тут теплый и влажный. Думаю, пройдет не так уж много времени, и нам будет чем похвастаться перед остальными.
– Деревья, похоже, тоже приживаются, мадам, – заметила Феб.
Нелл на минутку выпрямилась, чтобы дать отдых болевшей спине, и посмотрела через расчищенный клочок земли туда, где маленькие саженцы, перестав уныло увядать, уже давали молодые побеги. Это было самое первое, о чем позаботилась Нелл сразу же после приезда, когда отправилась вместе с остальными осматривать участок для их будущего дома. Деревья посадили раньше, чем возвели дом: пара яблонь, одна – для еды, другая – для приготовления сидра, груша, особый сорт абрикоса, выведенный Морлэндами, и, наконец, как маленький штрих откровенной роскоши – розовый куст. Он уже зазеленел и непременно должен был покрыться белыми цветами, поскольку это была белая Йоркская роза, еще до окончания лета. По мнению Нелл, это служило хорошим предзнаменованием.
Когда Амброзу понадобилось зарегистрировать свою новую плантацию, супруги некоторое время обсуждали, под каким названием ее следует записать, и именно вид вот этого розового куста в конце концов навел Нелл на мысль:
– Амброз, а почему бы нам не назвать ее простой Йорком?
На том они и порешили.
Задача накормить всех, хотя еще и не превратилась в сложную проблему, времени отнимала порядочно. Запас зерна у них был небольшим, а овощи Нелл еще не подоспели, поэтому им приходилось питаться главным образом мясом и ягодами: ежевикой, земляникой, а также сладкими маленькими дикими сливами. Все это в изобилии произрастало на окрестных полях. В реке водилась рыба, большие, с непривычным вкусом устрицы, совсем не похожие на английских устриц, крабы и великое множество уток, а в лесах – олени и дикие индейки. У них также были яйца от собственных кур, молоко от молочной козы, которую Нелл по совету миссис Колберт привезла с собой из Сент-Мэри, а еще жило целое семейство свиней, нагуливавших жир на сочной траве.
Нелл и Феб собирали куриные яйца и снимали фрукты. Вскоре они научились ловить крабов с помощью кусочка испорченного мяса, нанизанного на бечевку, а Нелл преуспела в стрельбе по белкам и голубям. Порой ей даже удавалось подстрелить и индейку, но вот утку – ни разу. Однако все это отнимало массу времени, более серьезная охота скорее была делом мужчин. Даже если бы Нелл и смогла незаметно подкрасться к оленю и застрелить его, ей все равно не удалось бы после этого дотащить убитого зверя домой. Поэтому она настойчиво убеждала Амброза пойти на охоту, в глубине души надеясь, что, если удастся уговорить его, то это даст мужу хотя бы временную передышку в работе. Несмотря на то, что Амброз никогда не жаловался и стойко переносил трудности, он, конечно, не привык к этому, подобно Роберту, Уиллу и даже Пену. Вместе с Амброзом отправился Джон Хогг, и день, проведенный в безмятежном выслеживании оленя в лесной прохладе, принес им обоим благодатный отдых.
Суровые условия неумолимо собирали свою дань. У нескольких человек периодически начиналась легкая лихорадка, которую Нелл лечила настоем ромашки и сассафраса, правда, без особого успеха. Привычными также стали кишечные колики. Лекарством от них служили листья ежевики, а против запоров применялся настой ревеня на патоке. Джозия ухитрился сильно поранить ногу топором, что вывело его из строя на несколько дней, да и после рана никак не заживала. Она становилась все хуже, и Джозия был просто в ужасе, опасаясь гангрены. Нелл терпеливо лечила его, заново вскрывая и прижигая рану, когда предательский жар и краснота показывали, что воспаление пошло по новому кругу. Она испробовала все, что только могло прийти ей в голову, а Джозия молча терпел, лицо его пожелтело, приобретя цвет сыра, и лоснилось от пота. Он следил своими невероятно расширившимися глазами за Нелл со смесью ужаса и надежды, что терзало ей сердце. И в конце концов, исчерпав все известные ей средства, Нелл попробовала старинное снадобье, о котором рассказывала ей Мэри-Эстер, – паутину и заплесневевший хлеб. Добыть последний было невозможно, поскольку хлеба у них было слишком мало, чтобы он успевал заплесневеть, а вот с паутиной дело было куда легче, хотя Нелл потребовалось некоторое время и терпение, чтобы собрать ее. В Джозию это лечение вселило больше мрачных предчувствий, чем любое другое, которое она испытывала на нем, однако, вскоре рана стала заживать, а спустя неделю и совсем затянулась.
Но не успел Джозия вернуться обратно на поля, как лихорадка свалила с ног Феб. Раньше у нее уже несколько раз бывала легкая лихорадка, а потом проходила. Но на этот раз лихорадка оказалась настолько сильной, что девочка, похоже, сгорала, словно клочок бумаги, упавший в огонь. Нелл не отходила от нее, и в итоге пришлось отозвать с полей Рейчел, чтобы та помогала ей по хозяйству. В считанные дни девочка иссохла так, что от нее, можно сказать, ничего не осталось.
– Она умирает, – негромко сказала Рейчел утром третьего дня после начала лихорадки.
Нелл в этот момент осторожно протирала лоб Феб куском влажной ткани. Она с болью подняла глаза на Рейчел, хотя и понимала, что та права. Кости черепа девочки, казалось, вылезали наружу, сквозь тонкую кожу. Из-под губ проступали очертания зубов, нос заострился, щеки и лоб вздулись, но были при этом как бы пустотелыми, словно все ее тело заранее репетировало окончательную перемену.
– Как бы я хотела, чтобы у нас здесь был священник, – прошептала Нелл. – Я не могу перенести, что она уходит из жизни вдали от дома, да еще без последнего причастия.
– Бедное дитя, не следовало бы хозяину отправлять ее сюда.
– Он ведь не знал, какой здесь окажется жизнь, – вступилась Нелл за Эдмунда, хотя и без особого на то основания. Своих собственных опасений она пока еще не доверяла никому, но теперь высказала вслух: – Ему не следовало посылать никого из нас. Как мы сумеем пережить зиму, Рейчел?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
– Они должны хорошо приняться, – сказала Нелл Феб, когда обе женщины шли вдоль грядок, сгибаясь пополам, чтобы с каждым наклоном посадить по одному драгоценному семечку. – Земля здесь нетронутая, значит, она будет на редкость плодородной, да и климат тут теплый и влажный. Думаю, пройдет не так уж много времени, и нам будет чем похвастаться перед остальными.
– Деревья, похоже, тоже приживаются, мадам, – заметила Феб.
Нелл на минутку выпрямилась, чтобы дать отдых болевшей спине, и посмотрела через расчищенный клочок земли туда, где маленькие саженцы, перестав уныло увядать, уже давали молодые побеги. Это было самое первое, о чем позаботилась Нелл сразу же после приезда, когда отправилась вместе с остальными осматривать участок для их будущего дома. Деревья посадили раньше, чем возвели дом: пара яблонь, одна – для еды, другая – для приготовления сидра, груша, особый сорт абрикоса, выведенный Морлэндами, и, наконец, как маленький штрих откровенной роскоши – розовый куст. Он уже зазеленел и непременно должен был покрыться белыми цветами, поскольку это была белая Йоркская роза, еще до окончания лета. По мнению Нелл, это служило хорошим предзнаменованием.
Когда Амброзу понадобилось зарегистрировать свою новую плантацию, супруги некоторое время обсуждали, под каким названием ее следует записать, и именно вид вот этого розового куста в конце концов навел Нелл на мысль:
– Амброз, а почему бы нам не назвать ее простой Йорком?
На том они и порешили.
Задача накормить всех, хотя еще и не превратилась в сложную проблему, времени отнимала порядочно. Запас зерна у них был небольшим, а овощи Нелл еще не подоспели, поэтому им приходилось питаться главным образом мясом и ягодами: ежевикой, земляникой, а также сладкими маленькими дикими сливами. Все это в изобилии произрастало на окрестных полях. В реке водилась рыба, большие, с непривычным вкусом устрицы, совсем не похожие на английских устриц, крабы и великое множество уток, а в лесах – олени и дикие индейки. У них также были яйца от собственных кур, молоко от молочной козы, которую Нелл по совету миссис Колберт привезла с собой из Сент-Мэри, а еще жило целое семейство свиней, нагуливавших жир на сочной траве.
Нелл и Феб собирали куриные яйца и снимали фрукты. Вскоре они научились ловить крабов с помощью кусочка испорченного мяса, нанизанного на бечевку, а Нелл преуспела в стрельбе по белкам и голубям. Порой ей даже удавалось подстрелить и индейку, но вот утку – ни разу. Однако все это отнимало массу времени, более серьезная охота скорее была делом мужчин. Даже если бы Нелл и смогла незаметно подкрасться к оленю и застрелить его, ей все равно не удалось бы после этого дотащить убитого зверя домой. Поэтому она настойчиво убеждала Амброза пойти на охоту, в глубине души надеясь, что, если удастся уговорить его, то это даст мужу хотя бы временную передышку в работе. Несмотря на то, что Амброз никогда не жаловался и стойко переносил трудности, он, конечно, не привык к этому, подобно Роберту, Уиллу и даже Пену. Вместе с Амброзом отправился Джон Хогг, и день, проведенный в безмятежном выслеживании оленя в лесной прохладе, принес им обоим благодатный отдых.
Суровые условия неумолимо собирали свою дань. У нескольких человек периодически начиналась легкая лихорадка, которую Нелл лечила настоем ромашки и сассафраса, правда, без особого успеха. Привычными также стали кишечные колики. Лекарством от них служили листья ежевики, а против запоров применялся настой ревеня на патоке. Джозия ухитрился сильно поранить ногу топором, что вывело его из строя на несколько дней, да и после рана никак не заживала. Она становилась все хуже, и Джозия был просто в ужасе, опасаясь гангрены. Нелл терпеливо лечила его, заново вскрывая и прижигая рану, когда предательский жар и краснота показывали, что воспаление пошло по новому кругу. Она испробовала все, что только могло прийти ей в голову, а Джозия молча терпел, лицо его пожелтело, приобретя цвет сыра, и лоснилось от пота. Он следил своими невероятно расширившимися глазами за Нелл со смесью ужаса и надежды, что терзало ей сердце. И в конце концов, исчерпав все известные ей средства, Нелл попробовала старинное снадобье, о котором рассказывала ей Мэри-Эстер, – паутину и заплесневевший хлеб. Добыть последний было невозможно, поскольку хлеба у них было слишком мало, чтобы он успевал заплесневеть, а вот с паутиной дело было куда легче, хотя Нелл потребовалось некоторое время и терпение, чтобы собрать ее. В Джозию это лечение вселило больше мрачных предчувствий, чем любое другое, которое она испытывала на нем, однако, вскоре рана стала заживать, а спустя неделю и совсем затянулась.
Но не успел Джозия вернуться обратно на поля, как лихорадка свалила с ног Феб. Раньше у нее уже несколько раз бывала легкая лихорадка, а потом проходила. Но на этот раз лихорадка оказалась настолько сильной, что девочка, похоже, сгорала, словно клочок бумаги, упавший в огонь. Нелл не отходила от нее, и в итоге пришлось отозвать с полей Рейчел, чтобы та помогала ей по хозяйству. В считанные дни девочка иссохла так, что от нее, можно сказать, ничего не осталось.
– Она умирает, – негромко сказала Рейчел утром третьего дня после начала лихорадки.
Нелл в этот момент осторожно протирала лоб Феб куском влажной ткани. Она с болью подняла глаза на Рейчел, хотя и понимала, что та права. Кости черепа девочки, казалось, вылезали наружу, сквозь тонкую кожу. Из-под губ проступали очертания зубов, нос заострился, щеки и лоб вздулись, но были при этом как бы пустотелыми, словно все ее тело заранее репетировало окончательную перемену.
– Как бы я хотела, чтобы у нас здесь был священник, – прошептала Нелл. – Я не могу перенести, что она уходит из жизни вдали от дома, да еще без последнего причастия.
– Бедное дитя, не следовало бы хозяину отправлять ее сюда.
– Он ведь не знал, какой здесь окажется жизнь, – вступилась Нелл за Эдмунда, хотя и без особого на то основания. Своих собственных опасений она пока еще не доверяла никому, но теперь высказала вслух: – Ему не следовало посылать никого из нас. Как мы сумеем пережить зиму, Рейчел?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120