— Только придумал заголовок, — не стал преувеличивать своих заслуг Флетч.
— Понятно.
Официант подал счет Флетчу.
— Вы становитесь нашим постоянным клиентом, сэр. Но счет взяла Синди.
— За нас платит фирма. — Она вновь рассмеялась.
— Откушали, можно сказать, за счет заведения.
— Синди, мы собирались расписаться на обрыве, над океаном. Я тебе говорила? В субботу обещают хорошую погоду.
Синди расплатилась наличными.
— Ты помнишь, что сегодня мы обедаем с мамой? — спросила Флетча Барбара.
— Сегодня на обед у меня будет моя голова на тарелке, — мрачно ответствовал Флетч.
— Синди, за углом есть магазин спортивных товаров. В витрине выставлен отличный горнолыжный костюм. Ты понимаешь, для нашего медового месяца. Пойдем со мной, посмотришь, как я в нем выгляжу.
— С удовольствием. — Синди оставила официанту щедрые чаевые.
Обе женщины встали из-за стола. Флетч остался сидеть в глубоком раздумье.
— До свидания, Флетч, — попрощалась с ним Барбара. Флетч не ответил.
— До встречи, Флетч! — весело воскликнула Синди.
— Увидимся на твоей свадьбе! В субботу!
Глава 24
— Добрый день! Добрый день! — Флетч громко постучал о косяк открытой двери. Из бунгало доносился шум телевизора, прерываемый детским плачем, детскими воплями и треском какой-то механической игрушки.
— Добрый день! — выкрикнул Флетч.
Крыльцо являло собой кладбище сломанных игрушек. Самокат с согнутой стойкой, трехколесный велосипед без двух задних колес, раздавленная пластмассовая кукла, плита, угодившая под топор дровосека.
Женский голос в телевизоре произнес: «Если ты расскажешь Эду все, что тебе известно обо мне, Мэри, будешь гореть в аду жарким пламенем».
На кухне женщина крикнула: «Прекрати этот вой, Ронни, а не то я тебе как следует всыплю».
— Спокойно, спокойно, Нэнси, — мужской голос. — Надо же докормить ребенка. Дети должны есть. Иначе откуда у них возьмутся силы.
Бунгало ассистента профессора Томаса Фарлайфа находилось в восьми кварталах от университетского городка. В ряду соседских домов, не так уж давно выкрашенных, с пожухлой травой на лужайках, дом Фарлайфов выделялся серыми потеками на стенах, разбитым окном да бесколесным, ржавым, когда-то желтым «фольксвагеном», застывшим как памятник перед домом на вытоптанной лужайке, на которой не осталось ни травинки.
По пути к дому Фарлайфов Флетч включил радио. Из выпуска новостей он почерпнул дополнительную информацию. К сообщению о признании Чайлдерса, об этом ему сказала Барбара, добавилась любопытная подробность: выслушав упомянутое признание, полиция тут же освободила Чайлдерса.
Флетч встал на порог и закричал что есть мочи: «Эй! Добрый день!»
Из кухни появилась женщина.
— Кто вы?
— Флетч.
— Кто? Я вас не знаю. Заходите.
Флетч вошел в холл-коридорчик.
— Вы студент?
— Я из «Ньюс трибюн».
— Том на кухне. Не знаю, проверил ли он вашу работу. — Она повела Флетча на кухню. — Так вы говорите, ваша фамилия Тербун?
В доме пахло мокрыми ползунками, подгоревшей едой, сбежавшим молоком и пылью.
— Я из газеты.
На кухне гремел телевизор, по полу ползал приводимый в движение батарейкой игрушечный танк, здесь же, компанию кипам белья, мусорным ведрам и книгам составляли пятеро детей, все моложе семи лет. Двое в ползунках, трое в трусиках. Каждый, похоже, этим утром выкупался в воде, в которой чуть раньше вымыли посуду.
Низкорослый, лысый мужчина кормил ребенка, сидящего на высоком стульчике. Он коротко глянул на Флетча. Глаза у него были удивительные, светло-светло синие. Цвет глаз передался четверым детям, но не того оттенка.
— …перевозка партии разрывных пуль… — донеслось из телевизора.
Женщина выключила телевизор, и теперь на кухне грохотал лишь танк, преодолевающий препятствия на полу, с криками дрались двое детей на полу да вопил ребенок поменьше, посаженный на драную подушку у стены.
— Ронни, — обратилась женщина к вопящему мальчишке, — перестань орать, а не то получишь по зубам. Угроза действия не возымела: вопли продолжались.
— У вас есть машина? — спросила женщина Флетча.
— Да. Вы — Нэнси Фарлайф?
— Он приехал к тебе? — полюбопытствовал мужчина.
— Да нет, ему нужен ты, Том. Насчет какой-то работы.
— Я приехал к вам обоим, Нэнси. Я из газеты.
— А-а-а, — протянула она. — Насчет убийства отца. — На ней была широкая, землистого цвета юбка и зеленая, в грязных пятнах, блуза. Белые, не знающие загара руки и ноги, обвислый живот, волосы, висевшие слипшимися прядями. — Сказать мне вам нечего, но нужно кое-куда съездить.
— Я вас отвезу.
— Наша машина сломалась, — пояснил, не отходя от стола, мужчина. — Разбилась. Kaput. Порушилась.
— Мне следовало съездить вчера.
— Да, да, — покивал мужчина. — Принести Бобби благую весть.
— Присядьте, — Нэнси сбросила со стула на пол стопку газет и телефонный справочник. — Я только переоденусь. — Она оглядела свою одежду. — Том, стоит мне переодеваться?
Ребенок на подушке перестал плакать. На его лице появилось решительное выражение.
— Будь всегда в одном и том же, дорогая.
Решительный ребенок поднялся с подушки. Пересек кухню. Схватил танк и вышвырнул его в окно.
Теперь трое детей орали и дрались друг с другом. Наиболее эффективным средством борьбы они полагали вырывание волос. При удачном результате крики становились пронзительнее.
— Я только переоденусь, — решила Нэнси.
Флетч выглянул в окно кухни. Во дворе танк атаковал сломанную детскую коляску.
— Чух, чух, чух, чух! — пыхтел Том Фарлайф. — А теперь паровозик подходит к тоннелю. Открываем тоннель! — Ребенок открыл рот, Том отправил в него ложку пюре. — Отлично. Чух, чух, чух, чух. — За первой ложкой последовала вторая. Миска уже практически опустела.
— Социальная защита! — процитировал Флетч. — Тротуары города! Дорога без жалости! Ограбленные старушки!
— Ага! — Ребенок доел пюре, и Том вытер ему рот заскорузлой тряпкой. — Вы знакомы с моими стихами.
— Вы называете их поэзией насилия?
— Именно так! — Том вытащил ребенка из высокого стульчика и осторожно опустил на пол.
Подошел к самому младшему из детей, лежащему в пластмассовой колыбельке у самой плиты. Принес его вместе с колыбелькой, поставил ее на стол.
— Ваши стихи не такие, как у всех.
— Да, не такие. — Том пытался открутить крышку бутылочки с молочной смесью. — Почему бы вам не назвать их прекрасными?
Он передал бутылочку Флетчу, тот справился с крышкой и вернул бутылочку Тому.
— Подходит ли к ним эпитет «прекрасные»? — спросил Флетч.
— Почему нет? — Том закрепил на бутылочке соску. — Чух, чух, чух. — Младенец открыл рот. Том вставил в него соску. — В насилии есть красота. Она привлекает людей.
Держа бутылочку у рта младенца, Том посмотрел на пол, где возились и дрались уже четверо его детей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51