Он хотел посоветоваться, как лучше объявить о своем намерении пожертвовать пять миллионов долларов художественному музею. Музей, кстати, не горел желанием брать эти деньги, потому что ваш отец выставил жесткое условие — тратить их исключительно на произведения современного религиозного искусства.
На лице Роберта отразился интерес.
— Более того, — добавил Флетч, — ваш отец сказал куратору музея, что собирается передать остаток своего состояния монастырю, в который хочет уйти монахом.
Брови Роберта взмыли вверх, он уставился на Флетча.
Потом губы превратились в тонкую полоску, глаза закрылись. Сцепив руки, Роберт наклонил голову.
Нэнси и Флетч переглянулись.
— Вы сердитесь? — спросил Флетч.
— Этот человек, — процедил Роберт сквозь зубы.
— Может, он искал путь к вам? Своему сыну.
Теперь уже глаза Нэнси вылезли из орбит.
— Этот человек, — повторил Роберт.
— Вы верите тому, что я вам сказал?
Роберт долго молчал, пытаясь совладать с нервами.
— Невозможно, — наконец выдавил он из себя. — Нэнси писала мне, что мой отец, избавившись от матери, заточив ее в психушку, взял новую жену.
— Жасмин, — вставила Нэнси.
Глаза Роберта открылись. Мученическое выражение ушло с его лица.
— Полагаю, она не умерла?
— Нет, — ответила Нэнси.
— Нельзя развестись с женой, чтобы уйти в монастырь, — отчеканил Роберт.
— Однако, — вырвалось у Флетча.
— Значит, это ложь. Как и вся жизнь отца. Даже будь он свободен, требуются месяцы, если не годы, наставлений и размышлений, открывающих путь к Богу.
Флетч разглядывал каменную плиту между ногами.
— Он собирался пожертвовать монастырю более миллиона долларов.
Роберт посмотрел на Флетча, но ничего не сказал.
— Роберт, вы должны верить в искупление грехов, — обратился к нему Флетч. — Неужели вы и представить себе не можете, что ваш отец способен так круто изменить свою жизнь в шестьдесят, шестьдесят один год?
— Мой отец, — слова давались Роберту с трудом. — Мой отец потратил жизнь ради того, чтобы обойти закон. Самым коротким путем. А в рай коротких путей нет. Нельзя обойти законы божьи.
Нэнси хохотнула.
— Роберт, неужели ты не можешь простить?
Роберт повернулся к сестре.
— А ты можешь?
— Нет. Нельзя простить того, что он сделал с матерью.
— Конечно, никому не доступна воля Божья, — продолжал Роберт. — Возможно, этот человек умер, прощенный Им. Но я в этом искренне сомневаюсь.
По выражению лица Роберта Флетч понял, что тот не хотел бы оказаться в компании отца ни в монастыре, ни в раю.
— Что он сделал с матерью, — повторил Роберт. — Что он сделал со всеми нами.
— А что он сделал? — спросил Флетч. Глаза Роберта мрачно вспыхнули. Таким же огнем горели они у людей, населяющих полотна Эль Греко.
— Он научил нас тому, чему нельзя учить ни детей, ни общество: если складно лгать, можно остаться безнаказанным, даже сотворив зло. И вы думаете, что человек с такими жизненными принципами может прийти к Богу? — По телу Роберта пробежала дрожь. — Всю сознательную жизнь я провел, стараясь отделиться от этого мерзкого принципа. Он может уничтожить общество. И погубить душу. — Роберт попытался улыбнуться Флетчу. — Неужели вы верите, что такой человек способен на искреннее раскаяние?
Флетч почувствовал, что ответа от него не ждут.
— То, что он сделал с нами, непростительно, потому что он развратил нас сверх всякой меры.
Флетч встал. А Роберт продолжал говорить, глядя на свои мозолистые руки.
— И неважно, кто убил его. Нас всех убивает наша жизнь, наш образ жизни. Разумеется, он умер насильственной смертью. Но он сам постоянно поощрял насилие. Мы все жертвы самих себя. — Встала и Нэнси. — Важно лишь одно: умер ли он, прощенный Господом. Хотя я в это не верю и убежден, что он будет ввергнут в геенну огненную, обреченный на вечные муки. Но мы этого никогда не узнаем. Такой была его жизнь и такой же стала его смерть, все осталось сокрыто между его Создателем и им самим.
— Пусть меня привело сюда трагическое известие, я рада, что повидала тебя, Роберт. — Нэнси одернула юбку.
Роберт не поднялся со скамьи, не ответил.
— Ну, хорошо, постарайся обрести душевный покой. — Она двинулась по дорожке. Флетч последовал за ней.
Выйдя из комнаты для гостей, Флетч повернулся к Нэнси.
— Пожалуйста, подождите меня. Пересек холл и вошел в маленькую приемную, заставленную шкафами с какими-то папками. Из нее через открытую дверь попал в богато обставленный кабинет, где за внушительных размеров столом сидел аббат. Услышав шаги Флетча, аббат оторвался от чтения какого-то документа и поднял голову.
— Извините за непрошеный визит.
Аббат молча ждал продолжения.
— Отец Роберта, Дональд Хайбек, не просто умер, его убили. — Лицо аббата осталось бесстрастным. — Нам важно знать, приезжал ли к вам Дональд Хайбек, говорил ли с вами?
Аббат задумался, стоит ли ради Флетча отрываться от мыслей о вечном, но все-таки ответил.
— Да, недавно Дональд Хайбек приезжал ко мне. Да, мы с ним говорили.
— Один раз или больше?
Аббат смотрел на открытую дверь за спиной Флетча.
— Приехав к вам, встречался он также и с Робертом?
— Насколько мне известно, Роберт не знает, что его отец приезжал сюда.
— Роберт был здесь в понедельник утром?
— В понедельник утром? Полагаю, что да.
— Могу я узнать, о чем вы говорили с Дональдом Хайбеком?
— Нет.
— Вас могут вызвать в суд для дачи показаний.
— Мой адрес у вас есть. Вы всегда найдете меня в монастыре.
Нэнси ждала Флетча в машине.
— Хочется выпить пива, — сказала она, как только Флетч завел двигатель. — От этой святости у меня сохнет в горле.
Глава 27
— Бутик Сесилии. Говорит Сесилия. Вы решили заказать галифе?
— Добрый день, — поздоровался Флетч. — Сегодня утром я хотел заказать одну пару для моей жены. Но у вас на складе не оказалось нужной расцветки.
— Не может быть!
— Специальный заказ. Зелено-белые галифе с черными полосами. Вертикальными на бедрах и горизонтальными на коленях.
— Таких у нас действительно нет.
— Естественно. Я понимаю. У вас маленький магазин. Не можете же вы держать на складе галифе всех мыслимых и немыслимых расцветок.
— Мы стараемся, — заверила его Сесилия.
— Я говорил с продавщицей, ее зовут Барбара, и обещал позвонить днем, чтобы сообщить точный размер, который носит моя жена.
— Должно быть, с Барбарой Ролтон.
— Вас не затруднит подозвать ее к телефону?
— Одну минуту.
— Слушаю? — раздалось в трубке чуть позже.
— Привет, дорогая.
— Флетч? Как тебе удалось добраться до меня?
— Я солгал. Думаю, невелик грех. Я себя прощу. Если люди настолько испорчены, что хотят слышать ложь, нельзя отказать им во лжи.
— Где ты?
— В единственном баре Томасито.
— Томасито? И что ты там делаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
На лице Роберта отразился интерес.
— Более того, — добавил Флетч, — ваш отец сказал куратору музея, что собирается передать остаток своего состояния монастырю, в который хочет уйти монахом.
Брови Роберта взмыли вверх, он уставился на Флетча.
Потом губы превратились в тонкую полоску, глаза закрылись. Сцепив руки, Роберт наклонил голову.
Нэнси и Флетч переглянулись.
— Вы сердитесь? — спросил Флетч.
— Этот человек, — процедил Роберт сквозь зубы.
— Может, он искал путь к вам? Своему сыну.
Теперь уже глаза Нэнси вылезли из орбит.
— Этот человек, — повторил Роберт.
— Вы верите тому, что я вам сказал?
Роберт долго молчал, пытаясь совладать с нервами.
— Невозможно, — наконец выдавил он из себя. — Нэнси писала мне, что мой отец, избавившись от матери, заточив ее в психушку, взял новую жену.
— Жасмин, — вставила Нэнси.
Глаза Роберта открылись. Мученическое выражение ушло с его лица.
— Полагаю, она не умерла?
— Нет, — ответила Нэнси.
— Нельзя развестись с женой, чтобы уйти в монастырь, — отчеканил Роберт.
— Однако, — вырвалось у Флетча.
— Значит, это ложь. Как и вся жизнь отца. Даже будь он свободен, требуются месяцы, если не годы, наставлений и размышлений, открывающих путь к Богу.
Флетч разглядывал каменную плиту между ногами.
— Он собирался пожертвовать монастырю более миллиона долларов.
Роберт посмотрел на Флетча, но ничего не сказал.
— Роберт, вы должны верить в искупление грехов, — обратился к нему Флетч. — Неужели вы и представить себе не можете, что ваш отец способен так круто изменить свою жизнь в шестьдесят, шестьдесят один год?
— Мой отец, — слова давались Роберту с трудом. — Мой отец потратил жизнь ради того, чтобы обойти закон. Самым коротким путем. А в рай коротких путей нет. Нельзя обойти законы божьи.
Нэнси хохотнула.
— Роберт, неужели ты не можешь простить?
Роберт повернулся к сестре.
— А ты можешь?
— Нет. Нельзя простить того, что он сделал с матерью.
— Конечно, никому не доступна воля Божья, — продолжал Роберт. — Возможно, этот человек умер, прощенный Им. Но я в этом искренне сомневаюсь.
По выражению лица Роберта Флетч понял, что тот не хотел бы оказаться в компании отца ни в монастыре, ни в раю.
— Что он сделал с матерью, — повторил Роберт. — Что он сделал со всеми нами.
— А что он сделал? — спросил Флетч. Глаза Роберта мрачно вспыхнули. Таким же огнем горели они у людей, населяющих полотна Эль Греко.
— Он научил нас тому, чему нельзя учить ни детей, ни общество: если складно лгать, можно остаться безнаказанным, даже сотворив зло. И вы думаете, что человек с такими жизненными принципами может прийти к Богу? — По телу Роберта пробежала дрожь. — Всю сознательную жизнь я провел, стараясь отделиться от этого мерзкого принципа. Он может уничтожить общество. И погубить душу. — Роберт попытался улыбнуться Флетчу. — Неужели вы верите, что такой человек способен на искреннее раскаяние?
Флетч почувствовал, что ответа от него не ждут.
— То, что он сделал с нами, непростительно, потому что он развратил нас сверх всякой меры.
Флетч встал. А Роберт продолжал говорить, глядя на свои мозолистые руки.
— И неважно, кто убил его. Нас всех убивает наша жизнь, наш образ жизни. Разумеется, он умер насильственной смертью. Но он сам постоянно поощрял насилие. Мы все жертвы самих себя. — Встала и Нэнси. — Важно лишь одно: умер ли он, прощенный Господом. Хотя я в это не верю и убежден, что он будет ввергнут в геенну огненную, обреченный на вечные муки. Но мы этого никогда не узнаем. Такой была его жизнь и такой же стала его смерть, все осталось сокрыто между его Создателем и им самим.
— Пусть меня привело сюда трагическое известие, я рада, что повидала тебя, Роберт. — Нэнси одернула юбку.
Роберт не поднялся со скамьи, не ответил.
— Ну, хорошо, постарайся обрести душевный покой. — Она двинулась по дорожке. Флетч последовал за ней.
Выйдя из комнаты для гостей, Флетч повернулся к Нэнси.
— Пожалуйста, подождите меня. Пересек холл и вошел в маленькую приемную, заставленную шкафами с какими-то папками. Из нее через открытую дверь попал в богато обставленный кабинет, где за внушительных размеров столом сидел аббат. Услышав шаги Флетча, аббат оторвался от чтения какого-то документа и поднял голову.
— Извините за непрошеный визит.
Аббат молча ждал продолжения.
— Отец Роберта, Дональд Хайбек, не просто умер, его убили. — Лицо аббата осталось бесстрастным. — Нам важно знать, приезжал ли к вам Дональд Хайбек, говорил ли с вами?
Аббат задумался, стоит ли ради Флетча отрываться от мыслей о вечном, но все-таки ответил.
— Да, недавно Дональд Хайбек приезжал ко мне. Да, мы с ним говорили.
— Один раз или больше?
Аббат смотрел на открытую дверь за спиной Флетча.
— Приехав к вам, встречался он также и с Робертом?
— Насколько мне известно, Роберт не знает, что его отец приезжал сюда.
— Роберт был здесь в понедельник утром?
— В понедельник утром? Полагаю, что да.
— Могу я узнать, о чем вы говорили с Дональдом Хайбеком?
— Нет.
— Вас могут вызвать в суд для дачи показаний.
— Мой адрес у вас есть. Вы всегда найдете меня в монастыре.
Нэнси ждала Флетча в машине.
— Хочется выпить пива, — сказала она, как только Флетч завел двигатель. — От этой святости у меня сохнет в горле.
Глава 27
— Бутик Сесилии. Говорит Сесилия. Вы решили заказать галифе?
— Добрый день, — поздоровался Флетч. — Сегодня утром я хотел заказать одну пару для моей жены. Но у вас на складе не оказалось нужной расцветки.
— Не может быть!
— Специальный заказ. Зелено-белые галифе с черными полосами. Вертикальными на бедрах и горизонтальными на коленях.
— Таких у нас действительно нет.
— Естественно. Я понимаю. У вас маленький магазин. Не можете же вы держать на складе галифе всех мыслимых и немыслимых расцветок.
— Мы стараемся, — заверила его Сесилия.
— Я говорил с продавщицей, ее зовут Барбара, и обещал позвонить днем, чтобы сообщить точный размер, который носит моя жена.
— Должно быть, с Барбарой Ролтон.
— Вас не затруднит подозвать ее к телефону?
— Одну минуту.
— Слушаю? — раздалось в трубке чуть позже.
— Привет, дорогая.
— Флетч? Как тебе удалось добраться до меня?
— Я солгал. Думаю, невелик грех. Я себя прощу. Если люди настолько испорчены, что хотят слышать ложь, нельзя отказать им во лжи.
— Где ты?
— В единственном баре Томасито.
— Томасито? И что ты там делаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51