И изменилась ничуть не больше, чем комната. Вот что значит умереть молодой. Странно подумать, но однажды, совсем скоро, я стану старше ее. Когда мне было шесть лет, именно я напоминала ей надеть шарф в непогоду. Даже грозилась пришить к ее перчаткам резиночку и продернуть в рукава, если она потеряет еще одну пару.
– Ну же, деточка, поди скорей, обними маму! – На ней одеяние из полупрозрачного муслина, напоминающее балетную пачку. Ну конечно – она же стоит у балетного станка! Папа соорудил эту штуковину специально для нее, но станок вечно перекособочивался. Я послала маме воздушный поцелуй. Она сделала "ласточку" и неуверенно покачнулась на пуанте.
– Сто лет от тебя весточки не имела. – Она снова пошатнулась и согнула колено.
– С тобой не так легко связаться. – Я присела на краешек стула, заваленного бумагами. – Мам, нам надо поговорить.
– Всегда пожалуйста, моя малышка. – Она плавно повела правой рукой. – Так мило, что ты пришла. Твой отец вечно занят, даже и не вспомнит про меня. А люди по глупости считают, будто я стала смертельно скучной, с тех пор как убралась.
– Мама!
– А я даже мертвая живее многих из тех, кого знаю…
– Бога ради! – Я прижала ладони к вискам. – Ты совсем не изменилась! Все только о себе да о себе…
Мама закончила разминку, убрала руку с перекладины и прижала к своей изысканно тщедушной груди.
– Детка, у тебя проблемы с твоим красавчиком мужем?
Я шмыгнула носом.
– Наши отношения трещат по швам, мама, и я пришла к тебе, чтобы упрекнуть. Вырастила бы ты меня красивой, обаятельной и умной, Бен ни за что не переметнулся бы к другой женщине.
Она приподняла левую бровь и одновременно правую ногу, но я не дала ей и рта раскрыть.
– Какие оправдания ты найдешь тому, что произвела на свет дитя, которое в восемь лет весило больше, чем ты в тридцать? Где было твое чувство ответственности, когда ты наградила меня папашей, который свято верует, что человеку не нужно вещей больше, чем уместится в его чемодане? Говоришь, у него нет для тебя времени, да? А как насчет меня? Я-то вроде еще жива.
– Элли, деточка. – Она снова взялась за перекладину. – Столько обид! Должно быть, я была слишком занята и ничего не замечала.
– Слишком занята, чтобы вообще быть матерью! Я сама себе заворачивала рождественские подарки!
– И что плохого? Мы с папой хотели, чтобы ты сполна посмаковала это удовольствие.
– С шести лет я сама себе устраивала дни рождения.
– Мы хотели, чтобы ты стала самостоятельной.
– Благодарю покорно. Вот, значит, почему ты отправила меня одну в Мерлин-корт! Я ведь и в глаза не видела своего двоюродного дедушки! Так вот что я тебе скажу, мамочка: эти переживания оставили неизгладимый след в моей душе. И крушение моего брака – следствие того. И не говори, что, если бы не дядя Мерлин, я бы никогда не познакомилась с Беном. Сейчас это по меньшей мере неуместно. И кстати, ты ведь даже не заметила, что я жду ребенка, верно? Не заметила?
– Элли, – мама стояла не шевелясь, только ее балетная пачка взволнованно колыхалась, – ты можешь написать книгу о моих грехах.
– Почему бы нет! – Я встала и тщательно разгладила рукава своей блузки. – Другие же так поступают. Как еще поддержать себя матери-одиночке?
– Бедняжка ты моя. – Голос ее тихим шелестом овеял меня.
* * *
Какое же облегчение – проснуться и обнаружить, что сон не попортил моей памяти. Я помнила каждое мучительное мгновение вчерашнего предательства. Слава богу, я женщина гордая: когда Валисия Икс обмолвилась обо мне как ни о чем не подозревающей жене, я выключила чудо-шкафчик и метнулась обратно в спальню. А когда минут через пять-десять туда же пришел Бен, я притворилась мертвой. О, как ужасен был этот его поцелуй Иуды, как вероломны его руки, поглаживающие мои волосы, какая мука – слышать его бормотание: "Спи спокойно, моя любовь".
И вот в окно проникли солнечные лучи, позолотили стены. На часах девять утра. Повернувшись на другой бок, я обнаружила, что мужнина половина кровати пуста. Должно быть, Бен услышал, как я разговариваю во сне, и понял, что его жизнь в опасности. Моя же собственная жизнь неясно и мрачно вырисовывалась предо мной, неодолимая, словно гора грязного белья, которое нужно перестирать. Никто не приносит мне цветы, никто не говорит, как замечательно я выгляжу, никто не утюжит за меня… Ах скотина! Почему он не мог сделать мою жизнь невыносимой, чтобы легче было от него уйти?
Неужели нет таких луж, в которые он мог бы сесть? У окна стоял наш багаж, благополучно доставленный из лодочного ангара. Откуда, скажете, я знаю, что это дело рук Бена, а не Пипса? Очень просто. Предатель оставил мне записку на туалетном столике. Я быстро прочла ее, а затем изорвала в конфетти. Он, видите ли, надеется, что я хорошо проведу день. И он меня, видите ли, целует! Ха-ха-ха! Наверное, уже подозревает, что его интрижка с этой женщиной сгорит и истлеет в пламени страсти? А меня, значит, решил придержать возле себя – вроде как грелку на тот случай, если отключат центральное отопление? Нет, этому мужчине надо уготовить жестокую расплату!
Выглянув из окна на окружающие остров мутные воды, я подумала, не помереть ли мне – от какого-нибудь редкого речного грибка, усугубленного мужниным пренебрежением. Пускай тогда терзается угрызениями совести. Нет! Нельзя увлекаться такими фантазиями. Ничто не должно нарушать размеренного ритма моих страданий. Надо подумать о ребенке. И сказать по правде, чувствовала я себя до отвращения бодро. Что не оставляло мне иного выбора, как принять ванну и одеться, приготовившись к пылкому роману с первой же попавшейся мужской особью. Впрочем, я не слишком обнадеживалась, ибо юбка моя упорно не желала застегиваться, и, не сделав и двух шагов, я услышала треск ткани. Ну и славненько! Сексуальный разрез от колена до бедра очень даже гармонирует с моим новым имиджем. Я перестала рвать на себе волосы и распустила их по плечам.
У лестницы судьба вручила мне мистера Брауна. На его красивом лице блуждали самые разные эмоции. И все безрадостные.
– Доброе утро, – сказала я, старательно хлопая ресницами.
– Да, но доброе ли оно? – Ссутулившись, он сделал вялую попытку вспомнить мое имя.
– Элли Хаскелл, – пришла я на помощь. – Жена одного из кандидатов.
– Да-да, вы не та, что француженка, не та, что в рыжих штанах, а та, что беременная. Скажите, у вас еще не вот здесь, – он ткнул кулаком себя под подбородок, – эта компания безбожников и колдунов?
Вынырнув из глубин своей печали, я попыталась облегчить его горе.
– Ну что вы, мистер Браун, Общество Кулинаров вовсе не связано с магией.
– Мы ведь толком не знаем, что они из себя представляют, верно? А француженка сказала мне, когда я пытался пропихнуть в себя завтрак, что опоздавшая кандидатка – ведьма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
– Ну же, деточка, поди скорей, обними маму! – На ней одеяние из полупрозрачного муслина, напоминающее балетную пачку. Ну конечно – она же стоит у балетного станка! Папа соорудил эту штуковину специально для нее, но станок вечно перекособочивался. Я послала маме воздушный поцелуй. Она сделала "ласточку" и неуверенно покачнулась на пуанте.
– Сто лет от тебя весточки не имела. – Она снова пошатнулась и согнула колено.
– С тобой не так легко связаться. – Я присела на краешек стула, заваленного бумагами. – Мам, нам надо поговорить.
– Всегда пожалуйста, моя малышка. – Она плавно повела правой рукой. – Так мило, что ты пришла. Твой отец вечно занят, даже и не вспомнит про меня. А люди по глупости считают, будто я стала смертельно скучной, с тех пор как убралась.
– Мама!
– А я даже мертвая живее многих из тех, кого знаю…
– Бога ради! – Я прижала ладони к вискам. – Ты совсем не изменилась! Все только о себе да о себе…
Мама закончила разминку, убрала руку с перекладины и прижала к своей изысканно тщедушной груди.
– Детка, у тебя проблемы с твоим красавчиком мужем?
Я шмыгнула носом.
– Наши отношения трещат по швам, мама, и я пришла к тебе, чтобы упрекнуть. Вырастила бы ты меня красивой, обаятельной и умной, Бен ни за что не переметнулся бы к другой женщине.
Она приподняла левую бровь и одновременно правую ногу, но я не дала ей и рта раскрыть.
– Какие оправдания ты найдешь тому, что произвела на свет дитя, которое в восемь лет весило больше, чем ты в тридцать? Где было твое чувство ответственности, когда ты наградила меня папашей, который свято верует, что человеку не нужно вещей больше, чем уместится в его чемодане? Говоришь, у него нет для тебя времени, да? А как насчет меня? Я-то вроде еще жива.
– Элли, деточка. – Она снова взялась за перекладину. – Столько обид! Должно быть, я была слишком занята и ничего не замечала.
– Слишком занята, чтобы вообще быть матерью! Я сама себе заворачивала рождественские подарки!
– И что плохого? Мы с папой хотели, чтобы ты сполна посмаковала это удовольствие.
– С шести лет я сама себе устраивала дни рождения.
– Мы хотели, чтобы ты стала самостоятельной.
– Благодарю покорно. Вот, значит, почему ты отправила меня одну в Мерлин-корт! Я ведь и в глаза не видела своего двоюродного дедушки! Так вот что я тебе скажу, мамочка: эти переживания оставили неизгладимый след в моей душе. И крушение моего брака – следствие того. И не говори, что, если бы не дядя Мерлин, я бы никогда не познакомилась с Беном. Сейчас это по меньшей мере неуместно. И кстати, ты ведь даже не заметила, что я жду ребенка, верно? Не заметила?
– Элли, – мама стояла не шевелясь, только ее балетная пачка взволнованно колыхалась, – ты можешь написать книгу о моих грехах.
– Почему бы нет! – Я встала и тщательно разгладила рукава своей блузки. – Другие же так поступают. Как еще поддержать себя матери-одиночке?
– Бедняжка ты моя. – Голос ее тихим шелестом овеял меня.
* * *
Какое же облегчение – проснуться и обнаружить, что сон не попортил моей памяти. Я помнила каждое мучительное мгновение вчерашнего предательства. Слава богу, я женщина гордая: когда Валисия Икс обмолвилась обо мне как ни о чем не подозревающей жене, я выключила чудо-шкафчик и метнулась обратно в спальню. А когда минут через пять-десять туда же пришел Бен, я притворилась мертвой. О, как ужасен был этот его поцелуй Иуды, как вероломны его руки, поглаживающие мои волосы, какая мука – слышать его бормотание: "Спи спокойно, моя любовь".
И вот в окно проникли солнечные лучи, позолотили стены. На часах девять утра. Повернувшись на другой бок, я обнаружила, что мужнина половина кровати пуста. Должно быть, Бен услышал, как я разговариваю во сне, и понял, что его жизнь в опасности. Моя же собственная жизнь неясно и мрачно вырисовывалась предо мной, неодолимая, словно гора грязного белья, которое нужно перестирать. Никто не приносит мне цветы, никто не говорит, как замечательно я выгляжу, никто не утюжит за меня… Ах скотина! Почему он не мог сделать мою жизнь невыносимой, чтобы легче было от него уйти?
Неужели нет таких луж, в которые он мог бы сесть? У окна стоял наш багаж, благополучно доставленный из лодочного ангара. Откуда, скажете, я знаю, что это дело рук Бена, а не Пипса? Очень просто. Предатель оставил мне записку на туалетном столике. Я быстро прочла ее, а затем изорвала в конфетти. Он, видите ли, надеется, что я хорошо проведу день. И он меня, видите ли, целует! Ха-ха-ха! Наверное, уже подозревает, что его интрижка с этой женщиной сгорит и истлеет в пламени страсти? А меня, значит, решил придержать возле себя – вроде как грелку на тот случай, если отключат центральное отопление? Нет, этому мужчине надо уготовить жестокую расплату!
Выглянув из окна на окружающие остров мутные воды, я подумала, не помереть ли мне – от какого-нибудь редкого речного грибка, усугубленного мужниным пренебрежением. Пускай тогда терзается угрызениями совести. Нет! Нельзя увлекаться такими фантазиями. Ничто не должно нарушать размеренного ритма моих страданий. Надо подумать о ребенке. И сказать по правде, чувствовала я себя до отвращения бодро. Что не оставляло мне иного выбора, как принять ванну и одеться, приготовившись к пылкому роману с первой же попавшейся мужской особью. Впрочем, я не слишком обнадеживалась, ибо юбка моя упорно не желала застегиваться, и, не сделав и двух шагов, я услышала треск ткани. Ну и славненько! Сексуальный разрез от колена до бедра очень даже гармонирует с моим новым имиджем. Я перестала рвать на себе волосы и распустила их по плечам.
У лестницы судьба вручила мне мистера Брауна. На его красивом лице блуждали самые разные эмоции. И все безрадостные.
– Доброе утро, – сказала я, старательно хлопая ресницами.
– Да, но доброе ли оно? – Ссутулившись, он сделал вялую попытку вспомнить мое имя.
– Элли Хаскелл, – пришла я на помощь. – Жена одного из кандидатов.
– Да-да, вы не та, что француженка, не та, что в рыжих штанах, а та, что беременная. Скажите, у вас еще не вот здесь, – он ткнул кулаком себя под подбородок, – эта компания безбожников и колдунов?
Вынырнув из глубин своей печали, я попыталась облегчить его горе.
– Ну что вы, мистер Браун, Общество Кулинаров вовсе не связано с магией.
– Мы ведь толком не знаем, что они из себя представляют, верно? А француженка сказала мне, когда я пытался пропихнуть в себя завтрак, что опоздавшая кандидатка – ведьма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84