Основой будущей авиации должны были стать магнитопланы – изобретение КБ имени Локтева и Серегина. Действующие модели их уже преодолели звуковой барьер и могли поднимать на борт до десяти тонн полезного груза.
Флот делился на береговую охрану и ударно-оборонные военно-морские силы. Береговую охрану несли глиссера, а все остальное выполняли новейшие трехмачтовые клипера – парусно-пароходные суда, вооруженные десятком пушек да оснащенные паротурбинными пятисотсильными двигателями, позволявшими им развивать скорость до восемнадцати узлов. Подполковник очнулся от размышлений, когда «Бетрель» притормозила у врат Неверхауса – официальной резиденции Хранителя на этой планете. Кстати, местные жители называли свою планету Унтерзонне, что в переводе на человеческий означало «Находящаяся под Солнцем».
Однажды, года три назад, он имел честь видеть Хранителя на церемонии подписания Амстердаунской унии – союзного договора десяти государств – первых членов пан-Европы. Год спустя к ним присоединилась левославная Ржечь – единственное левославное государство в составе Союза (Левые славили Господа соответствующей рукой). Тогда Хранитель едва ли перекинулся десятком фраз с главами государств-членов, а нынче сам прислал приглашение подполковнику Волкову с просьбой о встрече в его замке.
Бойцы притихли и с благоговейным трепетом рассматривали огромное здание на скале, верхние этажи которого терялись где-то в облаках. Сложенное из серого камня, здание Неверхауса подавляло своими размерами и имело чуть ли не стотысячелетнюю историю. Сколько в нем насчитывалось этажей – не ведал ни старший мажордом, ни главный камердинер, ни сам Хранитель.
К автомобилю подошел старший мажордом и, приветливо пожелав гостям доброго вечера, пригласил входить. Механик водитель сдал назад и поставил «Бетрель» под навес. Сэр будущий рыцарь Шура Лютиков сидел тихо, как мышь, в грузовом отсеке автомобиля и уже не помысливал о созерцании роскошных окрестностей замка.
К главному входу в замок вела лестница, ни в чем не уступающая в смысле грандиозности знаменитой своей Потемкинской сестре, а длиною, пожалуй, ее и превосходившая. По бокам ее на каждой площадке стояли фигуры сфинксов (если их можно так назвать) с телом жабы и человеческими мордами. Морды, по прихоти Хранителя, были разные: известные личности из подконтрольных ему миров, политические деятели, диктаторы, маньяки, спортсмены и прочие индивидуальности. На семнадцатой площадке Андрей с удивлением узнал в морде очередного урода Адольфа Гитлера, а напротив – его закадычного друга Бенито Муссолини.
Втихаря показав дуче кулак, посол поспешил за мажордомом, но на предпоследней площадке остановился, узрев в лике очередного сфинкса знакомые черты отца.
– Вот, блин! – чертыхнулся он. Дворецкий обернулся. Понимающе промолчав, он через некоторое время двинулся дальше, жестом призвав Волкова проследовать за ним.
У парадного входа их поджидал Хранитель собственной персоной – верзила двух с половиной метрового роста, а в плечах подобный статуе Свободы. Волков, уже однажды видевший его, все равно ощутил какое-то неудобство, а уж о спутниках его и говорить не приходилось.
– Ага! – воскликнул великан густым басом. – Добрались наконец! А где мой добрый друг Густаво?
– На полпути между сансарой и нирваной, – пожал плечами Андрей, – добрый вечер, Хранитель.
– Для вас он и вправду добрый, а вот для Густаво и его свиты не слишком, – мягко пожурил Хранитель посла, – ну, да ладно! Все же не из гранатометов их покоцали.
Хранитель объяснялся на современном русском языке с непринужденным изяществом интеллигентного ханыги. Андрею даже показалось, будто он заявился в гости к товарищу Мухину, командно-матерный язык которого был изрядно разбавлен словарем имени Ожегова. Хранитель, словно подслушав мысли подполковника, ухмыльнулся.
– Ну что, ребятушки! Сначала в баньку, а потом за стол. Дела вершить будем завтра.
Глава 8. Земля. 1988.
МАТЕМА
Словно стремительный торнадо, маленький бородатый человечек с оригинальной проплешиной ворвался в поточку и, старательно начертив на доске мбфемб , с видом победителя глянул вверх на аудиторию.
– Ну и что эта фигня значит? – озабоченно спросила у Ростислава соседка.
– «Математика» на греческом, – ответил парень, озабоченно глядя на преподавателя. С таким нетрадиционным началом занятий по математическому анализу он сталкивался впервые, хотя сам провел их немало.
– Ты что, знаешь греческий? – удивилась соседка.
Ростислав знал древнегреческий, но на всякий случай осторожно ответил:
– Тут и знать нечего. Ты ведь знаешь буквы греческого алфавита. Читай, просто произнося первый звук: мю, альфа, тау, эпсилон, мю, альфа. Получается «матема». Ясно?
– Меня зовут Инга, – представилась собеседница, – можно, я с тобой буду сидеть?
Разговор этот происходил первого сентября одна тысяча девятьсот ажно восемьдесят восьмого года в двести семьдесят четвертой аудитории физфака БГУ, куда Ростислав Каманин поступил после досрочного окончания школы. Поговорив с отцом, профессором кафедры ядерной физики того же университета, парень подал документы в приемную комиссию.
Стесняясь своего гренадерского роста, он явился на экзамен пораньше. Группа медалистов сдавала отдельно, в конце длиннющего коридора на третьем этаже. Там уже находилось человек десять мандражирующих абитуриентов. Своим появлением Ростислав произвел, мягко говоря, фурор. Первым к нему подошел плечистый прыщавый парень и отрекомендовался:
– Анатолий. Ну у тебя, блин, и рост! Два метра есть?
– Ростислав! – отрекомендовался парень. – Два ноль три.
– Ни фига себе! – присвистнула одна из девчонок. – А если тебя какая девчонка поцеловать захочет? Лесенку приставлять, что ли?
– Мал я еще, чтобы целоваться! – смущенно пояснил Ростик, а профессор внутри его радостно потер руки. – Мне всего четырнадцать.
– Так ты вундеркинд? – не отставала девочка.
– Акселерат, – поправил ее Анатолий, – мы первую пятерку набираем. Не желаешь присоединиться?
Экзамен он сдал до смешного легко. Решил задачу на плотность электрического тока, а затем побеседовал с приятелем отца на предмет теории относительности. Получив в свой актив «отлично», он вышел в коридор и флегматично брякнул:
– Следующий!
– Ну как? – бросились к нему все.
– Hochst erfolgreich, Herren! – Поднял он вверх пять пальцев и хмуро подумал: «Всю жизнь мечтал быть студентом БГУ».
Дома он обрадовал Машу и сестренок-близняшек (его старик специализировался исключительно на близнецах), которым шел уже десятый год. Отличающийся склонностью к более или менее русским именам, Алексей назвал их Светланой и Галиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Флот делился на береговую охрану и ударно-оборонные военно-морские силы. Береговую охрану несли глиссера, а все остальное выполняли новейшие трехмачтовые клипера – парусно-пароходные суда, вооруженные десятком пушек да оснащенные паротурбинными пятисотсильными двигателями, позволявшими им развивать скорость до восемнадцати узлов. Подполковник очнулся от размышлений, когда «Бетрель» притормозила у врат Неверхауса – официальной резиденции Хранителя на этой планете. Кстати, местные жители называли свою планету Унтерзонне, что в переводе на человеческий означало «Находящаяся под Солнцем».
Однажды, года три назад, он имел честь видеть Хранителя на церемонии подписания Амстердаунской унии – союзного договора десяти государств – первых членов пан-Европы. Год спустя к ним присоединилась левославная Ржечь – единственное левославное государство в составе Союза (Левые славили Господа соответствующей рукой). Тогда Хранитель едва ли перекинулся десятком фраз с главами государств-членов, а нынче сам прислал приглашение подполковнику Волкову с просьбой о встрече в его замке.
Бойцы притихли и с благоговейным трепетом рассматривали огромное здание на скале, верхние этажи которого терялись где-то в облаках. Сложенное из серого камня, здание Неверхауса подавляло своими размерами и имело чуть ли не стотысячелетнюю историю. Сколько в нем насчитывалось этажей – не ведал ни старший мажордом, ни главный камердинер, ни сам Хранитель.
К автомобилю подошел старший мажордом и, приветливо пожелав гостям доброго вечера, пригласил входить. Механик водитель сдал назад и поставил «Бетрель» под навес. Сэр будущий рыцарь Шура Лютиков сидел тихо, как мышь, в грузовом отсеке автомобиля и уже не помысливал о созерцании роскошных окрестностей замка.
К главному входу в замок вела лестница, ни в чем не уступающая в смысле грандиозности знаменитой своей Потемкинской сестре, а длиною, пожалуй, ее и превосходившая. По бокам ее на каждой площадке стояли фигуры сфинксов (если их можно так назвать) с телом жабы и человеческими мордами. Морды, по прихоти Хранителя, были разные: известные личности из подконтрольных ему миров, политические деятели, диктаторы, маньяки, спортсмены и прочие индивидуальности. На семнадцатой площадке Андрей с удивлением узнал в морде очередного урода Адольфа Гитлера, а напротив – его закадычного друга Бенито Муссолини.
Втихаря показав дуче кулак, посол поспешил за мажордомом, но на предпоследней площадке остановился, узрев в лике очередного сфинкса знакомые черты отца.
– Вот, блин! – чертыхнулся он. Дворецкий обернулся. Понимающе промолчав, он через некоторое время двинулся дальше, жестом призвав Волкова проследовать за ним.
У парадного входа их поджидал Хранитель собственной персоной – верзила двух с половиной метрового роста, а в плечах подобный статуе Свободы. Волков, уже однажды видевший его, все равно ощутил какое-то неудобство, а уж о спутниках его и говорить не приходилось.
– Ага! – воскликнул великан густым басом. – Добрались наконец! А где мой добрый друг Густаво?
– На полпути между сансарой и нирваной, – пожал плечами Андрей, – добрый вечер, Хранитель.
– Для вас он и вправду добрый, а вот для Густаво и его свиты не слишком, – мягко пожурил Хранитель посла, – ну, да ладно! Все же не из гранатометов их покоцали.
Хранитель объяснялся на современном русском языке с непринужденным изяществом интеллигентного ханыги. Андрею даже показалось, будто он заявился в гости к товарищу Мухину, командно-матерный язык которого был изрядно разбавлен словарем имени Ожегова. Хранитель, словно подслушав мысли подполковника, ухмыльнулся.
– Ну что, ребятушки! Сначала в баньку, а потом за стол. Дела вершить будем завтра.
Глава 8. Земля. 1988.
МАТЕМА
Словно стремительный торнадо, маленький бородатый человечек с оригинальной проплешиной ворвался в поточку и, старательно начертив на доске мбфемб , с видом победителя глянул вверх на аудиторию.
– Ну и что эта фигня значит? – озабоченно спросила у Ростислава соседка.
– «Математика» на греческом, – ответил парень, озабоченно глядя на преподавателя. С таким нетрадиционным началом занятий по математическому анализу он сталкивался впервые, хотя сам провел их немало.
– Ты что, знаешь греческий? – удивилась соседка.
Ростислав знал древнегреческий, но на всякий случай осторожно ответил:
– Тут и знать нечего. Ты ведь знаешь буквы греческого алфавита. Читай, просто произнося первый звук: мю, альфа, тау, эпсилон, мю, альфа. Получается «матема». Ясно?
– Меня зовут Инга, – представилась собеседница, – можно, я с тобой буду сидеть?
Разговор этот происходил первого сентября одна тысяча девятьсот ажно восемьдесят восьмого года в двести семьдесят четвертой аудитории физфака БГУ, куда Ростислав Каманин поступил после досрочного окончания школы. Поговорив с отцом, профессором кафедры ядерной физики того же университета, парень подал документы в приемную комиссию.
Стесняясь своего гренадерского роста, он явился на экзамен пораньше. Группа медалистов сдавала отдельно, в конце длиннющего коридора на третьем этаже. Там уже находилось человек десять мандражирующих абитуриентов. Своим появлением Ростислав произвел, мягко говоря, фурор. Первым к нему подошел плечистый прыщавый парень и отрекомендовался:
– Анатолий. Ну у тебя, блин, и рост! Два метра есть?
– Ростислав! – отрекомендовался парень. – Два ноль три.
– Ни фига себе! – присвистнула одна из девчонок. – А если тебя какая девчонка поцеловать захочет? Лесенку приставлять, что ли?
– Мал я еще, чтобы целоваться! – смущенно пояснил Ростик, а профессор внутри его радостно потер руки. – Мне всего четырнадцать.
– Так ты вундеркинд? – не отставала девочка.
– Акселерат, – поправил ее Анатолий, – мы первую пятерку набираем. Не желаешь присоединиться?
Экзамен он сдал до смешного легко. Решил задачу на плотность электрического тока, а затем побеседовал с приятелем отца на предмет теории относительности. Получив в свой актив «отлично», он вышел в коридор и флегматично брякнул:
– Следующий!
– Ну как? – бросились к нему все.
– Hochst erfolgreich, Herren! – Поднял он вверх пять пальцев и хмуро подумал: «Всю жизнь мечтал быть студентом БГУ».
Дома он обрадовал Машу и сестренок-близняшек (его старик специализировался исключительно на близнецах), которым шел уже десятый год. Отличающийся склонностью к более или менее русским именам, Алексей назвал их Светланой и Галиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92