– Знаете, полковник, мне кажется, что будет больше пользы для дела, если мы оставим профессора и Софью Алексеевну тет-а-тет. Наверное, вы правы, когда говорили о «затыкающемся начальнике». Аналогия не совсем верна, но рациональное зерно в ней есть. То есть дело не во мне, что я заткнулся, а в том, что профессор чувствует приоритет своего доклада пред моей личностью в ущерб некой этической норме... Вот, завернул!
– Завернули-то вы знатно, мне и то не все понятно! – быстро нашелся полковник. – Во мне пропал просто Крылов какой-то... То ли Иван Андреевич, то ли Серега...
Они синхронно, словно два сработавшихся карманника, встали и приняли позы для ретирады. Последнее, что расслышала Софья Алексеева из их странной пикировки, был вопрос Волкова:
– А вы знаете, в чем камень преткновения баснописца с борзописцем?
– Баснописец пишет борзо, а борзописец – серьезнее, чем басни, не пишет?
– Ну, тут вы не совсем правы, тут мы имеем скорее...
Царица плохо расслышала окончание фраз, понять ничего из них и вовсе не смогла, поэтому отвернулась к окну и принялась нервно обмахиваться веером. У Ростислава веера не было, но потребность в свежем воздухе он все же испытывал, поэтому осторожно обогнул Софью и тоже подошел к окну. Вцепившись в сделанную на американский (поездной) манер фрамугу, опустил ее и с наслаждением подставил лицо соленому бризу.
Софья тоже е наслаждением вдохнула ветер с моря и ее ноздри затрепетали.
– Парадиз! – прошептала она. – Отчего нам нравится горький этот запах, профессор? Отчего сие? Ведь сама природа повелевает любить сладкое? Но люди добавляют в пищу соль, перец, горчицу, хрен... Вы вот что объясните мне, профессор... А об аде и рае мы после поговорим...
Ростислав вспомнил о глупой философско-буддистской книжице, которую перелистывал как-то, еще учась в университете.
– Счастье не в обладании целью, а в пути к ней! – восторженно произнес он популизованный постулат.
– Какая глубокая мысль! – восхитилась царица, задумавшись буквально на полминуты. – Кто это сказал, Аристотель?
– Дайсетцу Судзуки, – устремил Ростислав свой мечтательный взгляд вниз на нее, – крупнейший истолкователь дзэн-буддизма.
Затем он вспомнил, что сей толкователь толковал дзэн в двадцатом веке и растерянно замолчал. Поняв его молчание, как приглашение ко второму вопросу, она спросила:
– А что такое, этот дзэн-буддизм? – Профессор снова вспомнил университетский «бестселлер». – И отчего среди физиков столько философов?
– Дзэн – это умение налить два стакана водки из пустой четвертинки! – с чувством произнес он,
– Что за глупость? – поморщилась Софья. – Как можно налить два полных стакана из четвертинки, да еще пустой! Ваш дзэн – это, очевидно, искусство переливать из пустого в порожнее, не так ли, профессор?
Каманин улыбнулся. Все-таки царица – не простая дурочка из каменного века. С ней можно поговорить о «жизни, смерти и мировой политике». Но не будем.
– А как вы считаете, Софья Алексеевна, не глупость ли торговать в церквях гвоздями, которыми был якобы распят Иисус? – Царевна насторожилась.
– Что за ересь, при чем тут ваше «якобы»?
– Успокойтесь, Государыня, никакой ереси, сплошная арифметика. На скольких гвоздях был распят Иисус?
– На четырех. При чем тут это?
– А сколько гвоздей уже продано, за семь веков? Сколько храмов демонстрируют палец Иоганна Крестителя? Знаете, у нас была забавная история... Вам знакомо понятие кунсткамеры?
– Нечто сродни паноптикуму?
Ростислав кивнул.
– История такова. Идут люди по кунсткамере, а толмач им демонстрирует два черепа, большой и маленький. Маленький – череп Архимеда в детстве, а большой – череп того же парня, только взрослого.
Царица рассмеялась. Добро рассмеялась.
– А вы, забавны, мой министр. Я правильно сказала, мой?
– Ваш! – поклонился ей Каманин малым поклоном.
«Твой!» – зарычал в нем зверь, пожирая глазами стоящую перед ним женщину. Софья аж задохнулась.
– Не находите ли, что время для объяснений? – сказала она вовсе не то, что собиралась. Нет, она сказала то, что нужно, но тон...
И объяснения прозвучали. Не совсем те, что она ожидала, но и не совсем те, которых жаждал Хранитель. И что удивительно – в результате этих объяснений почти все стало ей ясным: и структура триады, и теория параллельных миров, и помыслы неожиданных друзей, и боязнь собственных чувств – но самое страшное, чувств, которые предки давным-давно назвали взаимностью.
Глава 22. Земля. 2003.
Командировка (начало)
Микроавтобус системы «Форд» мчался по проспекту Мира. На водительском месте расположился один из Ревенантов третьего уровня по имени Герасим и уверенной рукой маневрировал в нескончаемом потоке. Рядом с ним сидели Ростислав Каманин и Софья Алексеевна. В салоне разместились Иннокентий, Волков-старший, Волков-младший, Анжела и Олег Локтев. Олег читал «Унесенные ветром», а Андрей Константинович развивал мысль о том, что метеорологи даже и книги читают соответственные, а уж из музыки кроме «Урагана» «Агаты Кристи» и Ванессы Мэй, пиликающей на скрипке «Storm», не слушают вовсе ничего.
Анжела упрекала мужа, что, приобретя оргтехнику в Минске, они одним выстрелом бы справились с табуном зайцев: навещали давно не виданных родственников; деньги, уплаченные за электронику, осели бы в Белоруссии; заодно можно было оценить уровень жизни земляков и эффективность президентских реформ.
Сэр Волков угрюмо слушал ее возражения, а затем показал супруге украдкой кулак. Вспомнив о субординации, Анжела послушно умолкла. Главная здесь была не она. И вояж на Землю служил не только для утоления потребительских целей. Главная цель была – показать царице Софье ее столицу во всей азиатско-европейской красе.
– Мой Бог! – ужасалась Софья, сидевшая посредине кабины, между Ростиславом и рычагом переключения передач. – Как на такую высоту люди поднимаются. Пешком, как в вашем Неверхаусе?
Каманин снисходительно посматривал на царицу, восторженно по сторонам (он сам не был в Москве с одна тысяча тридцать восьмого года), улыбаясь чему-то своему.
– Может, мимо Лубянки проедем? – спросил он Герасима. Тот ушами показал на Волкова. Полковник неодобрительно покачал головой.
Софья млела от восторга. Такой большой город, так много народу, так все красиво!
– Шармант, – проблеяла из салона Анжела, – грандиозно!
– Что такое «шармант»? – спросила негромко царица у Ростислава, но вопрос все же достиг чутких ушей полковника.
– Французский антоним к немецкому слову «шайзе», – очень вежливо сказал он и почтительно прибавил: – Государыня.
Софья принялась переваривать это точное объяснение. В ее время грамматику только пытались разбивать на подгруппы, Сименон Полоцкий наверняка догадывался насчет морфологии и всего прочего, но свои догадки держал при себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92