ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


- До крысиной петунии мне эти розовые тортики! - кричу я. Я хочу, чтобы он смотрел на мое тело. Я в замешательстве. Я боюсь. - Я даже не знаю, что такое крысиная петуния!
- Вашей матери не нравилось, когда вы с сестрой употребляли ругательные слова. «Петуния» - это слово, которое вы произносили вместо того, чтобы говорить «задница», Мак.
- Что это за слово - «сестра», я также не знаю! - лгу я. Я ненавижу это слово.
- О, да, ты знаешь. Она была твоим миром. Ее убили. И ей необходимо, чтобы ты боролась за нее. Ей необходимо, чтобы ты вернулась. Вернись и борись, Мак. Дьявол, борись! Если б только ты боролась так же, как трахаешься, ты бы вышла из этой комнаты в тот самый день, когда я принес тебя сюда!
- Я не хочу выходить из этой комнаты! Мне нравится эта комната!
Я покажу ему борьбу. Я бросаюсь на него, пуская в ход кулаки, зубы и ногти.
Я не добиваюсь желаемого результата. Он остается таким же неприступным, как гора.
Он препятствует тому, чтобы я поранила его или себя. Мы сталкиваемся и падаем на пол. Внезапно я больше не чувствую злости.
Я растягиваюсь на нем. У меня болит в груди. Я скидываю туфли.
Я опускаю голову к углублению, где его плечо переходит в шею. Мы лежим, не двигаясь. Его руки обвивают меня, сильные, уверенные, надежные.
- Я скучаю по ней, - говорю я. - Я не знаю, как жить без нее. Внутри меня пустота, которую ничто не может заполнить.
Но помимо этой пустоты, внутри меня есть что-то еще. Что-то настолько ужасное, что я отказываюсь это осознать. Я устала. Я не хочу больше чувствовать. Ни боли, ни потери, ни неудачи. Только черный и красный. Смерть, тишина, страсть, власть. Они наполняют меня спокойствием.
- Я понимаю.
Я отодвигаюсь и смотрю на него. Его взгляд помрачнел. Мне это знакомо. Он действительно понимает.
- Тогда, почему ты давишь на меня?
- Потому что, если ты не найдешь, чем заполнить пустоту, Мак, кто-нибудь другой сделает это. И если этот кто-то заполнит ее, ты будешь принадлежать ему. Навеки. Ты уже больше никогда не станешь самой собой.
- Ты странный мужчина. Ты сбиваешь меня с толку.
- Что я слышу? - он слегка улыбается. - Я уже мужчина? Я больше не зверь?
До сих пор я называла его исключительно так. Мой любовник, мой зверь.
Но я обнаружила другое новое слово: «мужчина». Я смотрю на него. Его лицо светлеет и изменяется, и в какой-то момент он становится таким шокирующее знакомым, как будто я знала его когда-то раньше, до здесь и сейчас. Я прикасаюсь к нему, медленно изучая его надменные красивые черты. Он утыкается лицом в мою ладонь и целует ее. Я вижу образы позади него. Книги, полки, витрины со всякими безделушками.
Я задыхаюсь.
Его руки крепко сжимают мою талию, причиняя мне боль.
- Что? Что ты видела?
- Тебя. Книги. Множество книг. Ты… я… знаю тебя. Ты… - я замолкаю. Вывеска на металлическом стержне поскрипывает, раскачиваясь на ветру. Янтарные подсвечники. Камин. Дождь. Вечный дождь. Звенит колокольчик. Мне нравится этот звук. Я трясу головой. Не было ни такого места, ни такого времени. Я трясу головой еще сильнее.
Он удивляет меня. Он не подталкивает меня словами, которые мне не нравится слышать. Он не кричит на меня, не называет меня Мак и не настаивает, чтобы я говорила больше.
В действительности, когда я открываю рот, чтобы заговорить снова, он целует меня, крепко.
Он заставляет меня замолчать своим языком, проникая глубоко.
Он целует меня до тех пор, пока я не могу говорить или даже дышать, пока мне не становится безразлично, вздохну ли я когда-нибудь снова. Пока я не забываю, что еще мгновение тому назад он был не зверем, а мужчиной. Пока образы, так растревожившие меня, не исчезают, сожженные в пепел жаром нашей страсти.
Он несет меня к кровати и бросает на нее. Я чувствую гнев во всем его теле, хоть и не знаю почему.
Обнаженная, я вытягиваюсь на гладком шелке, наслаждаясь чувственностью, уверенно осознавая то, что сейчас произойдет. То, что он собирается сделать. То, что он заставит меня испытать.
Он бросает на меня взгляд.
- Видишь, как ты смотришь на меня. Проклятье. Я понимаю, почему они это делают.
- Кто делает что?
- Эльфы. Превращают женщин в При-йя.
Мне не нравятся эти слова. Они пугают меня. Я сама страсть. Он - мой мир. Я говорю ему об этом.
Он смеется, и его глаза сияют, как ночное небо, усыпанное мириадами звезд.
- Что я, Мак?
Он накрывает меня своим гладким, могучим телом, переплетает наши пальцы и отводит мои руки мне за голову.
- Ты - мой мир.
- И что ты хочешь от меня? Произнеси мое имя.
- Я хочу ощутить тебя внутри себя, Иерихон. Сейчас.
Наш секс неистовый, словно мы наказываем друг друга. Я чувствую, что что-то меняется. Во мне. В нем. В этой комнате. Мне это не нравится. Я пытаюсь остановить это своим телом, вернуть обратно. Я не смотрю на комнату, в которой мы находимся. Я не позволяю своему разуму думать о том, что за этими стенами. Я здесь, и он тоже, большую часть времени, и этого достаточно.
Позже, когда я парю как воздушный шар в том счастливом, свободном месте, похожем на сумеречное небо в преддверье сна, я слышу, как он делает глубокий вдох, словно собирается заговорить.
Он выдыхает.
Сыплет проклятия.
Снова вдыхает, но опять ничего не говорит.
Он ворчит и бьет кулаком свою подушку. Его рвет на части, этого странного мужчину, как будто он и хочет говорить, и не хочет.
Наконец, он спрашивает так, будто для него это трудно:
- Что ты надела на свой выпускной вечер, Мак?
- Розовое платье, - бормочу я в ответ. - Тиффани купила точно такое же. В корне загубила мне выпускной. Но туфли у меня были от Бетси Джонсон. А у нее от Стюарта Вайцмана. Мои туфли были лучше, - я смеюсь.
Этот звук издан кем-то, кого я не узнаю, кем-то молодым и беззаботным. Это смех женщины, которая не знает боли, никогда не знала. Как бы мне хотелось знать эту женщину!
Он прикасается к моему лицу.
Что-то иное ощущается в его прикосновении. Такое чувство, что он прощается, и на мгновение меня охватывает паника. Но мое небо грез темнеет, и сонная луна маячит на горизонте.
- Не покидай меня, - сопротивляюсь я, запутавшись в простынях.
- Я и не собираюсь, Мак
Я знаю, что я уже тогда грезила, потому что грезы - пристанище абсурда, а то, что он сказал потом, - сверхабсурдно.
- Это ты покидаешь меня, Радужная Девочка.
Глава 5
Мы снова слушаем «Tubthumping». Он кружит меня по комнате, крича во всю глотку: «Меня сбивали с ног, но я поднимался снова. Вам никогда не удастся сломить меня!».
Он танцует со мной. Мы выкрикиваем слова песни в лицо друг другу. Что-то в облике этого мужчины, этого большого, сексуального, могучего и - какая-то часть меня это точно знает - чрезвычайно опасного и непредсказуемого мужчины, пляшущего обнаженным и орущего, что он никогда не будет сломлен, совершенно выводит меня из равновесия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104