Еще больше кровавой резни. Он рассмеялся.
Я потянулась к тому темному зеркальному озеру в моей голове, что было центром силы ши-видящей. Я не стала призывать то, что покоилось в его глубинах. Я просто взяла у него немного силы. И, чем бы оно ни было, оно с охотой предложило мне ее, накачивая силой мускулы моего разума.
Я разрывала экран за экраном, пока их больше не осталось, и тогда я рухнула на колени в мягкий песок в…
Пустыне.
Вокруг сумрак.
Я держу на руках ребенка.
Я вглядываюсь в ночь.
Я не буду смотреть вниз.
Не могу столкнуться с тем, что увижу в его глазах.
И не могу не посмотреть.
Мой взгляд нехотя, но с жадностью скользит вниз.
Ребенок смотрит на меня с безграничным доверием.
Его глаза говорят: «Я знаю, ты не позволишь мне умереть».
Его глаза говорят: «Я знаю, ты заставишь боль отступить».
Его глаза говорили: «Я доверяю тебе, люблю, обожаю. Ты безупречен. Ты всегда будешь оберегать меня от опасности. Ты мой мир».
Но я не уберег его.
И я не могу заставить его боль отступить.
От горечи мой рот наполняется желчью. Я отворачиваюсь, и меня рвет. До этого момента я ничего не смыслил в жизни.
Я всегда преследовал только собственную выгоду. Корыстный до мозга костей.
Если ребенок умрет, больше ничего не будет иметь значения, потому что часть меня умрет вместе с ним. До сего момента я и не подозревал об этой частице самого себя. Не знал, что она существует. Не знал, что она имеет значение.
Вот так ирония, найти ее и в тот же момент потерять.
Я держу его.
Я качаю его.
Он плачет.
Его слезы стекают на мои руки и обжигают кожу.
Я, не отрываясь, смотрю в эти полные доверия глаза.
Я вижу там его. Его вчера. Его сегодня. Его завтра, которое никогда не наступит.
Я вижу его боль, и это разрывает меня на куски.
Я вижу его абсолютную любовь, и мне стыдно от этого.
Я вижу свет, этот прекрасный совершенный свет, который является жизнью.
Он улыбается мне. В своих глазах он дарит мне всю свою любовь.
Свет начинает угасать.
Нет! Я кричу. Ты не умрешь! Ты не оставишь меня!
Я смотрю в его глаза и, кажется, что проходит тысяча дней.
Я вижу его. Я держу его. Он здесь.
Его больше нет.
Есть такой предсмертный, переходный миг. От жизни к смерти. От полного к пустому. Вот он здесь, а потом его нет. Слишком быстро. Вернись, - хочется закричать тебе, вернись. Мне только нужна еще одна минута. Только еще одна улыбка. Только еще один шанс все исправить. Но его уже нет. Его больше нет. Куда он отправился? Что происходит с жизнью, когда она оставляет нас? Уходит ли она куда-то, или она, черт бы все побрал, просто исчезает?
Я пытаюсь плакать, но ничего не выходит.
Что-то грохочет глубоко в груди.
Я не узнаю этот звук.
Отныне я не тот, кем был прежде.
Я смотрю на остальных.
Мы все стали другими.
Образы прекратились. Я вновь оказалась в книжном магазине. Меня колотила дрожь. Горе было открытой раной в моей груди. Сердце обливалось кровью из-за ребенка, которого я только что потеряла, из-за Алины, из-за всех людей, которые погибли в этой войне, которую мы не смогли предотвратить.
Я дернулась и посмотрела на него. Если он думал, что таким образом он отплатит мне за мое вмешательство, то он ошибся.
С меня будто содрали кожу. Я была не в себе. Если он прикоснется ко мне прямо сейчас, я буду с ним нежной. Если он будет нежен со мной, то я сама прикоснусь к нему.
Его лицо было бесстрастным, глаза - безжизненно черными, руки были сжаты в кулаки с обеих сторон его тела.
- Бэрронс, я…
- Спокойной ночи, мисс Лейн.
Глава 26
- А нельзя ли было взять что-нибудь побыстроходнее? - пожаловалась я, пока мы объезжали брошенные машины и уворачивались от МЭВов и поэтому ползли со скоростью улитки.
Бэрронс одарил меня взглядом.
- Все Охотники сегодня были заняты.
- Ну, прибавь что ли газу? - проворчала я.
- И оказаться в одном из МЭВов? Они перемещаются, если вы не заметили.
Я заметила, и это казалось мне ужасно несправедливым. Находясь на одном месте, они были предсказуемыми, но последние два, которые мы встретили на нашем пути в деревенскую ирландскую глушь, не были привязаны к одному месту, они парили в нескольких футах над землей, и их могло отнести ветром в любую сторону. Было достаточно сложно уворачиваться от неподвижных МЭВов. А ускользать от неустойчивых было все равно, что «танцевать» так, как бывает, когда, столкнувшись с кем-то на улице, вы одновременно пытаетесь уступить друг другу дорогу и поэтому делаете шаг в одну и ту же сторону. Вот только в этом случае МЭВы хотели, чтобы ты с ними потанцевал. Чтобы ты попал к ним руки. Хотели проглотить тебя.
- У нас ушло сорок минут на то, чтобы увернуться от последнего.
Проблема была в том, что из них было непросто выбраться обратно. Как только ты оказался внутри, МЭВ начинал хитро видоизменяться, скрывая место входа. И приходилось долго искать выход.
- Убедил, - уступила я.
Мне было скучно, не сиделось на месте, и я просто не могла дождаться, когда мы доберемся до домика старушки. И вот мы громыхали по дороге, казалось, навечно застряв в нашем Хаммере Альфа.
Я осмотрелась в салоне Хаммера и увидела СD плеер на заднем сидении. Мне стало интересно, что Бэрронс слушает, когда один. Я нажала на кнопку воспроизведения. Rob Zombie проревел:
- Ад их не любит. И дьявол отвергает, дьявол отвергает…
Он стукнул кулаком по плееру.
Я подняла брови.
- Можно ли быть еще более банальным, Бэрронс?
- «Банальный» - просто еще одно слово, означающее, что нечто слишком раздуто СМИ, и поэтому обыкновенные люди (под обыкновенными я имею в виду вас, мисс Лейн) потеряли полноту ощущений, и чаще всего это вредит им самим, поскольку они стали неспособными увидеть опасность, глядя прямо в глазах дикого животного или в дуло заряженного пистолета.
- Я не обыкновенная, и ты это знаешь, - я бы никогда не признала, что в его словах была большая доля правды. Зеркальные нейроны творят с нами занятные вещи: заставляют нас мысленно переживать то, что мы видим, и мы реагируем независимо от того, сами ли мы совершаем какое-то действие, или просто наблюдаем за действиями кого-то другого, и так, понемногу, мы становимся все безразличнее к происходящему. Так что кому нужны СМИ, чтобы стать менее чувствительным? Какой стану я через пару месяцев такой вот жизни? Безразличной ко всему. - О, посмотри на себя. Весь такой хитроумный и крутой.
- Хитроумный? Вы думаете, я такой мисс Лейн?
- Кем был тот ребенок?
Какое-то время он хранил молчание, а потом сказал:
- Вы задаете глупые вопросы. Что я чувствовал?
- Горе.
- Какое значение имеет что-то столь тривиальное, как имя ребенка или его роль в моем существовании?
- Может, это поможет мне понять тебя.
- Он умер. Я чувствовал горе. Конец истории.
- Но ведь все не так просто, правда, Бэрронс?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104