Однако надо было приступать к тому, ради чего все и затевалось.
- Прости… - прошептала я. - Мне так жаль, так жаль…
Тут по щеке отца скатилась одинокая слезинка, и это подкосило меня окончательно. Я разрыдалась в голос, а он привлек меня к себе и поцеловал в макушку, как делал всегда в момент моих величайших побед и поражений.
- Тебе не о чем сожалеть, моя хорошая, - сказал он куда-то в мои невозможные морковные волосы.
- Джонатан!
Голос у мамы был встревоженный, и она безуспешно пыталась заглянуть через плечо отца. Тот разжал руки и слегка отступил, предоставляя ей свободный обзор.
Мне показалось, что мы смотрели друг на друга очень долго. Оно и понятно: восемь долгих лет и совсем иная прическа могут изменить кого угодно до неузнаваемости, даже в глазах близких. Затем мамины брови взлетели вверх. В поисках подтверждения она посмотрела на отца, и когда тот кивнул, замерла, комкая передник.
Вынув из сумки первое издание «Анны Карениной» (Боне сделал для меня такую грандиозную скидку, что я до сих пор с трудом верила), я протянула книгу маме:
- Вот, это тебе.
Она перестала комкать передник, бережно взяла книгу и стояла, поглаживая обложку, как бы в нерешительности, меж тем как я старалась не думать ни о чем, сосредоточившись на дыхательном процессе. Только удостоверившись, что нового потока слез не будет, я отважилась посмотреть на маму.
- Я все поняла. Честное слово, все! - Теперь я старалась сконцентрироваться на многократно отрепетированной речи. - Долгое время мне не удавалось понять, но теперь все иначе. Джорджа больше нет, его давным-давно нет в моей жизни. Я все еще живу в Теннеси, но своей собственной жизнью, которая мне по душе. А приехала я, чтобы сказать вам, что глубоко сожалею.
Мама отошла к столику для шляп, осторожно положила на него книгу и вернулась. Лицо у нее было очень спокойное, даже когда она обняла меня и привлекла к себе невыразимо материнским жестом.
- Мы тебя любим, Ванда. Надеюсь, ты и это понимаешь.
- Да, конечно. Я знала это всегда…
Неправда, я не знала этого всегда, а если честно, поняла только теперь, услышав из уст мамы.
Потом мы прошли в дом. Меня усадили в гостиной в любимое кресло, мама ушла за стаканами и льдом, а папа стал откупоривать бутылку.
- У тебя, как я вижу, развился вкус в отношении спиртного. Помнишь, я говорил, что нет ничего лучше хорошего виски, а ты брезгливо морщилась?
- Многое изменилось, папа.
- Да уж, - усмехнулся он. - Но этот цвет волос тебе к лицу.
Вошла мама со стаканами, папа их наполнил, и лед окрасился в янтарный цвет. Происходящее - каждый момент его - было исполнено безмятежности. Только когда мы уже сидели со стаканами в руках, я заметила, что у мамы красные глаза - она потихоньку от нас плакала на кухне. Ни я, ни отец ничего не сказали по этому поводу; я только подумала, что и сама охотнее занималась бы этим в укромном уголке, а не на людях, как в последнее время.
- Так как же ты живешь? - спросила мама.
- Хорошо. Я разведена. Одинока, как перст. Подруга приютила меня в комнате над гаражом.
Родители обменялись взглядами, и я отругала себя за то, что снова проверяю их на прочность. Что делать, привычка - вторая натура.
- Не расстраивайтесь, - сказал я с улыбкой, - все не так страшно. У меня теперь свое дело. И приятель есть. Адвокат.
- Правда? - обрадовался отец.
- Чистейшая, - заверила я, не вдаваясь в подробности.
Строго говоря, у нас с Уолтером сейчас был сложный период, что-то вроде пробной разлуки - ну и что? Нельзя же рваться сразу ко всем целям. Разумная очередность прежде всего.
- Ну и как он? - допытывался отец.
- Хороший человек. Немного похож на тебя.
- Тогда, значит, очень хороший, - усмехнулся он.
- Что верно, то верно, - признала я с невольной улыбкой. - И вообще, другого мне не надо.
Среди ночи я проснулась в своей прежней постели, в прежней комнате, которая за восемь лет не изменилась ни на йоту. Уселась, глядя на потускневшие, кое-где загнувшиеся постеры восьмидесятых, слыша тот же до чертиков надоевший фрагмент музыки.
Ну как же без него!
А ведь я надеялась, что паломничество домой (так сказать, возвращение блудной дочери под родимый кров) и в этом столкнет дело с мертвой точки, и когда отношения с родителями будут улажены, проклятый отрывок перестанет меня преследовать. Увы, я опять напоролась на то, о чем говорят «принимать желаемое за действительное».
Спустив ноги с кровати, я привычным движением нашарила старые шлепанцы. Засмеялась - это ж надо, даже такие обноски, и те на прежнем месте!
Выглянув на лестницу, я увидела в гостиной яркие сполохи телевизионного экрана. Для меня не было неожиданностью, что отец сидел перед ним, поглощенный извечной рождественской «Филадельфией». Все вернулось на круги свои.
- Эй! - окликнула я.
- Разбудил тебя? - Он виновато развел руками. - Дистанционное управление барахлит, а вставать, чтобы убавить звук, было лень.
- Они по-прежнему дают на праздники «Филадельфийскую историю»? Без тебя я ее ни разу не смотрела.
- Я, можно сказать, тоже. Между прочим, это кассета. Я ею обзавелся сразу после твоего отъезда, но вот смотреть все было как-то не под настроение.
- Тогда, может, перемотаешь на начало и посмотрим вместе? Особенно если у вас припасено мороженое.
- Отличная идея.
Прошлепав на кухню, я сунула нос в холодильник и обнаружила здоровенную упаковку «Баскии Роббинс».
- Ты тоже очень хороший человек, мамуля, - с чувством прошептала я, взяла коробку и две ложки побольше и направилась в гостиную…
И остолбенела на пороге.
Музыка! Та, что месяцами изводила меня своими звуками. Моя несуществующая музыка!
Основная музыкальная тема из «Филадельфии».
- Боже правый!
- В чем дело? - с тревогой осведомился отец, взглянув на меня. - Что-то не так?
- Все очень даже так, - заверила я его в безмерном облегчении и плюхнулась на диван рядом с ним. - Все прекрасно, папа.
И я зачерпнула полную ложку мороженого, решив ни в чем себе не отказывать.
- Ты не помнишь, когда у нас появилась эта традиция? Я имею в виду, смотреть на Рождество «Филадельфию»?
- Точно не скажу. - Отец задумчиво облизал сладкую ложку. - По-моему, ты была тогда еще ребенком.
- Вот как?
Краем глаза я видела, что он за мной наблюдает, однако некоторое время прошло в молчании.
- У тебя действительно все в порядке? - наконец не выдержал он.
Я только улыбнулась, придвинувшись поближе к отцу, как делала в детстве в поисках уюта. Он обнял меня за плечо, тоже как тогда, и я полностью и окончательно ощутила себя дома.
Дома и под родительским крылом.
Самое интересное, что именно в этот миг мне впервые стало ясно, чего я хочу от жизни и кто мне для этого нужен.
- Музыка к этому фильму… ты не находишь ее странной, папа? Я хочу сказать, что это ведь не классический стиль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
- Прости… - прошептала я. - Мне так жаль, так жаль…
Тут по щеке отца скатилась одинокая слезинка, и это подкосило меня окончательно. Я разрыдалась в голос, а он привлек меня к себе и поцеловал в макушку, как делал всегда в момент моих величайших побед и поражений.
- Тебе не о чем сожалеть, моя хорошая, - сказал он куда-то в мои невозможные морковные волосы.
- Джонатан!
Голос у мамы был встревоженный, и она безуспешно пыталась заглянуть через плечо отца. Тот разжал руки и слегка отступил, предоставляя ей свободный обзор.
Мне показалось, что мы смотрели друг на друга очень долго. Оно и понятно: восемь долгих лет и совсем иная прическа могут изменить кого угодно до неузнаваемости, даже в глазах близких. Затем мамины брови взлетели вверх. В поисках подтверждения она посмотрела на отца, и когда тот кивнул, замерла, комкая передник.
Вынув из сумки первое издание «Анны Карениной» (Боне сделал для меня такую грандиозную скидку, что я до сих пор с трудом верила), я протянула книгу маме:
- Вот, это тебе.
Она перестала комкать передник, бережно взяла книгу и стояла, поглаживая обложку, как бы в нерешительности, меж тем как я старалась не думать ни о чем, сосредоточившись на дыхательном процессе. Только удостоверившись, что нового потока слез не будет, я отважилась посмотреть на маму.
- Я все поняла. Честное слово, все! - Теперь я старалась сконцентрироваться на многократно отрепетированной речи. - Долгое время мне не удавалось понять, но теперь все иначе. Джорджа больше нет, его давным-давно нет в моей жизни. Я все еще живу в Теннеси, но своей собственной жизнью, которая мне по душе. А приехала я, чтобы сказать вам, что глубоко сожалею.
Мама отошла к столику для шляп, осторожно положила на него книгу и вернулась. Лицо у нее было очень спокойное, даже когда она обняла меня и привлекла к себе невыразимо материнским жестом.
- Мы тебя любим, Ванда. Надеюсь, ты и это понимаешь.
- Да, конечно. Я знала это всегда…
Неправда, я не знала этого всегда, а если честно, поняла только теперь, услышав из уст мамы.
Потом мы прошли в дом. Меня усадили в гостиной в любимое кресло, мама ушла за стаканами и льдом, а папа стал откупоривать бутылку.
- У тебя, как я вижу, развился вкус в отношении спиртного. Помнишь, я говорил, что нет ничего лучше хорошего виски, а ты брезгливо морщилась?
- Многое изменилось, папа.
- Да уж, - усмехнулся он. - Но этот цвет волос тебе к лицу.
Вошла мама со стаканами, папа их наполнил, и лед окрасился в янтарный цвет. Происходящее - каждый момент его - было исполнено безмятежности. Только когда мы уже сидели со стаканами в руках, я заметила, что у мамы красные глаза - она потихоньку от нас плакала на кухне. Ни я, ни отец ничего не сказали по этому поводу; я только подумала, что и сама охотнее занималась бы этим в укромном уголке, а не на людях, как в последнее время.
- Так как же ты живешь? - спросила мама.
- Хорошо. Я разведена. Одинока, как перст. Подруга приютила меня в комнате над гаражом.
Родители обменялись взглядами, и я отругала себя за то, что снова проверяю их на прочность. Что делать, привычка - вторая натура.
- Не расстраивайтесь, - сказал я с улыбкой, - все не так страшно. У меня теперь свое дело. И приятель есть. Адвокат.
- Правда? - обрадовался отец.
- Чистейшая, - заверила я, не вдаваясь в подробности.
Строго говоря, у нас с Уолтером сейчас был сложный период, что-то вроде пробной разлуки - ну и что? Нельзя же рваться сразу ко всем целям. Разумная очередность прежде всего.
- Ну и как он? - допытывался отец.
- Хороший человек. Немного похож на тебя.
- Тогда, значит, очень хороший, - усмехнулся он.
- Что верно, то верно, - признала я с невольной улыбкой. - И вообще, другого мне не надо.
Среди ночи я проснулась в своей прежней постели, в прежней комнате, которая за восемь лет не изменилась ни на йоту. Уселась, глядя на потускневшие, кое-где загнувшиеся постеры восьмидесятых, слыша тот же до чертиков надоевший фрагмент музыки.
Ну как же без него!
А ведь я надеялась, что паломничество домой (так сказать, возвращение блудной дочери под родимый кров) и в этом столкнет дело с мертвой точки, и когда отношения с родителями будут улажены, проклятый отрывок перестанет меня преследовать. Увы, я опять напоролась на то, о чем говорят «принимать желаемое за действительное».
Спустив ноги с кровати, я привычным движением нашарила старые шлепанцы. Засмеялась - это ж надо, даже такие обноски, и те на прежнем месте!
Выглянув на лестницу, я увидела в гостиной яркие сполохи телевизионного экрана. Для меня не было неожиданностью, что отец сидел перед ним, поглощенный извечной рождественской «Филадельфией». Все вернулось на круги свои.
- Эй! - окликнула я.
- Разбудил тебя? - Он виновато развел руками. - Дистанционное управление барахлит, а вставать, чтобы убавить звук, было лень.
- Они по-прежнему дают на праздники «Филадельфийскую историю»? Без тебя я ее ни разу не смотрела.
- Я, можно сказать, тоже. Между прочим, это кассета. Я ею обзавелся сразу после твоего отъезда, но вот смотреть все было как-то не под настроение.
- Тогда, может, перемотаешь на начало и посмотрим вместе? Особенно если у вас припасено мороженое.
- Отличная идея.
Прошлепав на кухню, я сунула нос в холодильник и обнаружила здоровенную упаковку «Баскии Роббинс».
- Ты тоже очень хороший человек, мамуля, - с чувством прошептала я, взяла коробку и две ложки побольше и направилась в гостиную…
И остолбенела на пороге.
Музыка! Та, что месяцами изводила меня своими звуками. Моя несуществующая музыка!
Основная музыкальная тема из «Филадельфии».
- Боже правый!
- В чем дело? - с тревогой осведомился отец, взглянув на меня. - Что-то не так?
- Все очень даже так, - заверила я его в безмерном облегчении и плюхнулась на диван рядом с ним. - Все прекрасно, папа.
И я зачерпнула полную ложку мороженого, решив ни в чем себе не отказывать.
- Ты не помнишь, когда у нас появилась эта традиция? Я имею в виду, смотреть на Рождество «Филадельфию»?
- Точно не скажу. - Отец задумчиво облизал сладкую ложку. - По-моему, ты была тогда еще ребенком.
- Вот как?
Краем глаза я видела, что он за мной наблюдает, однако некоторое время прошло в молчании.
- У тебя действительно все в порядке? - наконец не выдержал он.
Я только улыбнулась, придвинувшись поближе к отцу, как делала в детстве в поисках уюта. Он обнял меня за плечо, тоже как тогда, и я полностью и окончательно ощутила себя дома.
Дома и под родительским крылом.
Самое интересное, что именно в этот миг мне впервые стало ясно, чего я хочу от жизни и кто мне для этого нужен.
- Музыка к этому фильму… ты не находишь ее странной, папа? Я хочу сказать, что это ведь не классический стиль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62