.. Весь он пересыпается ровно за три минуты. И за это самое время тебе придется сделать вот что. Ты заберешься с фальшборта на буртик, затем по вантам до марса, – капитан показал рукой наблюдательный пост на мачте, который находился на высоте сорока футов над их головами. – Затем прокричишь: «Да здравствует капитан!», взберешься выше, до верхней реи, перейдешь на другую сторону и спустишься оттуда по вантам левого борта.
– Но, капитан, при всем ува...
– Снова сделаешь остановку на марсе и еще раз прокричишь: «Да здравствует капитан!»
– Капитан, простите, не смогу...
А на верхней палубе собиралось все больше народа, и все прислушивались к происходящему. О таких событиях на судне всем становится известно в один момент. Каким образом, никто объяснить не в силах! «Как и при наказании плетьми, – с отвращением подумал Фернандес. – Разве что во время наказания все стоят, выстроившись в шеренги, а сейчас глазеют, кто откуда хочет, как на ярмарке».
– Боцман да Сильва! – зычно позвал он. – Позаботьтесь о том, чтобы все эти зеваки, которым не к чему приложить руки, построились в колонну по трое! Да поживее!
– Да, штурман! – да Сильва, второй боцман на «Каргаде», прорычал пару слов, и через несколько секунд на верхней палубе воцарился полный порядок. Дон Альфонсо, до сих пор молча наблюдавший за этими событиями, сглотнул слюну. Как старшему вахтенному офицеру, это ему, собственно, следовало озаботиться наведением порядка, но он как-то отвлекся. Он вообще не был исправным служакой, требующим неукоснительного исполнения всех писаных и неписаных правил корабельной службы. Это объяснялось прежде всего тем, что офицерский патент достался ему не за особые заслуги, а благодаря происхождению.
– Вот теперь все выглядит куда лучше! – воскликнул он, чтобы обратить на себя внимание.
– Ладно уж, дон Альфонсо, – Нагейра был немного обескуражен, что его прерывают, – сначала этот Фернандес, а потом еще и дон Альфонсо. В этом тоже угадывается недостаточное уважение к нему, что в штатной ситуации повлекло бы за собой дисциплинарные взыскания, но не теперь. О, история с седым куда интереснее!..
Нагейра вернулся к поперечному релингу, стараясь сохранить невозмутимый вид. Его глаза искали и нашли старика.
– Чтобы ты чувствовал, что стараешься не зря, обещаю тебе бочонок шерри, если ты все выполнишь в условленное время. А если не справишься, завтра утром попробуешь моих плетей. И ты, и этот белобрысый весельчак.
– Капитан! – к Нагейре подошел Фернандес. Он говорил очень тихо, чтобы никто, кроме капитана, слышать его не мог. – Хочу обратить ваше внимание на то, что на это не способны даже самые ловкие из наших матросов.
Нагейра, по горло сытый прекословием, побагровел. Подумал, не пригрозить ли и Фернандесу плетьми, но, увы, еще никто не обходился в море без штурмана.
– Не могу припомнить, чтобы я интересовался вашим мнением, – процедил сквозь зубы Нагейра.
– Извините, капитан, – Фернандес отвернулся. Ему с трудом удалось скрыть чувство отвращения к этому живодеру. И в сотый раз штурман проклял Адмиралтейство, которое отклонило его прошение о переводе на другой корабль.
– Раз, два, три – пошел! – капитан перевернул песочные часы и поставил их на релинг, чтобы их могли видеть все, а Клаас, тяжело дыша, начал взбираться по вантам. Десятки пар глаз следили, как он, напоминая жука, довольно быстро карабкался по вантам.
Взгляд Витуса метался туда-сюда – со спины Клааса на песочные часы. Когда почти половина песка уже просыпалась, Клаас, задыхаясь, достиг марса, подтянулся, встал и прокричал:
– Да здравствует капитан!
А потом полез выше. На высоте верхней реи песок просыпался на три четверти. Теперь уже каждому стало ясно, что седой с задачей не справится. Витус опять перевел взгляд на Нагейру и его офицеров. Первый офицер стоял надутый и чем-то недовольный, зато штурман был явно обеспокоен тем, что происходило у него на глазах.
Движения Клааса сделались менее уверенными, толпа на палубе ощущала, какой страх им овладел, когда он перебрался на ванты бакборта и начал спуск.
Магистр толкнул Витуса локтем в бок:
– Вниз ему нужно спуститься куда быстрее, чем он поднимался, – прошептал он. – Может быть, у него все-таки получится...
– Будем надеяться.
И тут Клаас оступился. Его левая нога не попала на толстый просмоленный трос и повисла в воздухе. А правая соскользнула...
– Ааааах! – тень, отчаянно махавшая руками и перебиравшая ногами, полетела вниз и рухнула на палубу рядом с релингом у левого борта. Звук был похож на глухой удар в литавры.
Кое-кто из стоявших на палубе перекрестился. Фернандес крикнул с верхней палубы:
– Если кто может – помогите, остальным разойтись, да поживее! Не на что тут больше глазеть!
Нагейра недовольно скривился: седой испортил ему все представление. Его интерес к происходящему сразу угас. До раненых, больных и мертвецов капитану дела нет. Он сунул песочные часы в карман и погладил себя по животу. Судьба словно на что-то намекала ему, потому что во время подъема Клааса у него опять расшалилась печень. Нет, он не суеверен. Надо просто убраться отсюда и поскорее выпить бокал-другой мадеры.
И Нагейра поспешил удалиться.
Витус уже сидел на корточках возле потерпевшего. Клаас лежал на спине, руки раскинуты, левая нога неестественно вывернута. Он хрипел. Лицо с закрытыми глазами налилось кровью. Витус пощупал пульс – он был еще учащенный, так что сделать заключение было трудно.
– Ты меня слышишь?
Седой не отвечал. Но по крайней мере он был еще жив.
Витус снова позвал:
– Клаас?
– Мы пришли тебе помочь, – к нему приблизились несколько матросов. – Унести его?
– Нет, сначала я посмотрю, нет ли у него каких внутренних повреждений. Магистр, помоги перевернуть его, не то он задохнется при западении языка.
Матросы отошли и остановились чуть поодаль.
Друзья осторожно положили Клааса на бок. Тот застонал, Витус осмотрел полость рта – нет ли крови, затем – ноздри и уши. Кровотечения не было. Для начала и то хорошо.
Слава Богу, легкие и мозг как будто особых повреждений не получили, сердце тоже стало биться спокойнее. Витус проверил способность каждой конечности потерпевшего двигаться, поочередно сгибая и разгибая их. Наряду с сильнейшими гематомами и ссадинами на теле он установил, что у Клааса перелом левой ноги, – сложный ли, сейчас выяснится.
– Можете вы мне сказать, выживет он или нет? – неожиданно для них рядом оказался Фернандес.
Уверенное поведение Витуса произвело на него определенное впечатление, и он обошелся без унизительного «тыканья». Витус вежливо ответил:
– Насколько я могу судить, внутренних повреждений у него нет. Скоро он придет в сознание.
– Вы врач или фельдшер?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171
– Но, капитан, при всем ува...
– Снова сделаешь остановку на марсе и еще раз прокричишь: «Да здравствует капитан!»
– Капитан, простите, не смогу...
А на верхней палубе собиралось все больше народа, и все прислушивались к происходящему. О таких событиях на судне всем становится известно в один момент. Каким образом, никто объяснить не в силах! «Как и при наказании плетьми, – с отвращением подумал Фернандес. – Разве что во время наказания все стоят, выстроившись в шеренги, а сейчас глазеют, кто откуда хочет, как на ярмарке».
– Боцман да Сильва! – зычно позвал он. – Позаботьтесь о том, чтобы все эти зеваки, которым не к чему приложить руки, построились в колонну по трое! Да поживее!
– Да, штурман! – да Сильва, второй боцман на «Каргаде», прорычал пару слов, и через несколько секунд на верхней палубе воцарился полный порядок. Дон Альфонсо, до сих пор молча наблюдавший за этими событиями, сглотнул слюну. Как старшему вахтенному офицеру, это ему, собственно, следовало озаботиться наведением порядка, но он как-то отвлекся. Он вообще не был исправным служакой, требующим неукоснительного исполнения всех писаных и неписаных правил корабельной службы. Это объяснялось прежде всего тем, что офицерский патент достался ему не за особые заслуги, а благодаря происхождению.
– Вот теперь все выглядит куда лучше! – воскликнул он, чтобы обратить на себя внимание.
– Ладно уж, дон Альфонсо, – Нагейра был немного обескуражен, что его прерывают, – сначала этот Фернандес, а потом еще и дон Альфонсо. В этом тоже угадывается недостаточное уважение к нему, что в штатной ситуации повлекло бы за собой дисциплинарные взыскания, но не теперь. О, история с седым куда интереснее!..
Нагейра вернулся к поперечному релингу, стараясь сохранить невозмутимый вид. Его глаза искали и нашли старика.
– Чтобы ты чувствовал, что стараешься не зря, обещаю тебе бочонок шерри, если ты все выполнишь в условленное время. А если не справишься, завтра утром попробуешь моих плетей. И ты, и этот белобрысый весельчак.
– Капитан! – к Нагейре подошел Фернандес. Он говорил очень тихо, чтобы никто, кроме капитана, слышать его не мог. – Хочу обратить ваше внимание на то, что на это не способны даже самые ловкие из наших матросов.
Нагейра, по горло сытый прекословием, побагровел. Подумал, не пригрозить ли и Фернандесу плетьми, но, увы, еще никто не обходился в море без штурмана.
– Не могу припомнить, чтобы я интересовался вашим мнением, – процедил сквозь зубы Нагейра.
– Извините, капитан, – Фернандес отвернулся. Ему с трудом удалось скрыть чувство отвращения к этому живодеру. И в сотый раз штурман проклял Адмиралтейство, которое отклонило его прошение о переводе на другой корабль.
– Раз, два, три – пошел! – капитан перевернул песочные часы и поставил их на релинг, чтобы их могли видеть все, а Клаас, тяжело дыша, начал взбираться по вантам. Десятки пар глаз следили, как он, напоминая жука, довольно быстро карабкался по вантам.
Взгляд Витуса метался туда-сюда – со спины Клааса на песочные часы. Когда почти половина песка уже просыпалась, Клаас, задыхаясь, достиг марса, подтянулся, встал и прокричал:
– Да здравствует капитан!
А потом полез выше. На высоте верхней реи песок просыпался на три четверти. Теперь уже каждому стало ясно, что седой с задачей не справится. Витус опять перевел взгляд на Нагейру и его офицеров. Первый офицер стоял надутый и чем-то недовольный, зато штурман был явно обеспокоен тем, что происходило у него на глазах.
Движения Клааса сделались менее уверенными, толпа на палубе ощущала, какой страх им овладел, когда он перебрался на ванты бакборта и начал спуск.
Магистр толкнул Витуса локтем в бок:
– Вниз ему нужно спуститься куда быстрее, чем он поднимался, – прошептал он. – Может быть, у него все-таки получится...
– Будем надеяться.
И тут Клаас оступился. Его левая нога не попала на толстый просмоленный трос и повисла в воздухе. А правая соскользнула...
– Ааааах! – тень, отчаянно махавшая руками и перебиравшая ногами, полетела вниз и рухнула на палубу рядом с релингом у левого борта. Звук был похож на глухой удар в литавры.
Кое-кто из стоявших на палубе перекрестился. Фернандес крикнул с верхней палубы:
– Если кто может – помогите, остальным разойтись, да поживее! Не на что тут больше глазеть!
Нагейра недовольно скривился: седой испортил ему все представление. Его интерес к происходящему сразу угас. До раненых, больных и мертвецов капитану дела нет. Он сунул песочные часы в карман и погладил себя по животу. Судьба словно на что-то намекала ему, потому что во время подъема Клааса у него опять расшалилась печень. Нет, он не суеверен. Надо просто убраться отсюда и поскорее выпить бокал-другой мадеры.
И Нагейра поспешил удалиться.
Витус уже сидел на корточках возле потерпевшего. Клаас лежал на спине, руки раскинуты, левая нога неестественно вывернута. Он хрипел. Лицо с закрытыми глазами налилось кровью. Витус пощупал пульс – он был еще учащенный, так что сделать заключение было трудно.
– Ты меня слышишь?
Седой не отвечал. Но по крайней мере он был еще жив.
Витус снова позвал:
– Клаас?
– Мы пришли тебе помочь, – к нему приблизились несколько матросов. – Унести его?
– Нет, сначала я посмотрю, нет ли у него каких внутренних повреждений. Магистр, помоги перевернуть его, не то он задохнется при западении языка.
Матросы отошли и остановились чуть поодаль.
Друзья осторожно положили Клааса на бок. Тот застонал, Витус осмотрел полость рта – нет ли крови, затем – ноздри и уши. Кровотечения не было. Для начала и то хорошо.
Слава Богу, легкие и мозг как будто особых повреждений не получили, сердце тоже стало биться спокойнее. Витус проверил способность каждой конечности потерпевшего двигаться, поочередно сгибая и разгибая их. Наряду с сильнейшими гематомами и ссадинами на теле он установил, что у Клааса перелом левой ноги, – сложный ли, сейчас выяснится.
– Можете вы мне сказать, выживет он или нет? – неожиданно для них рядом оказался Фернандес.
Уверенное поведение Витуса произвело на него определенное впечатление, и он обошелся без унизительного «тыканья». Витус вежливо ответил:
– Насколько я могу судить, внутренних повреждений у него нет. Скоро он придет в сознание.
– Вы врач или фельдшер?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171