– Иной раз и преувеличить не грех. – Оно, может, и не придется тебе по вкусу, но бронхам твоим подсобит. И твоей пересохшей глотке тоже.
За отсутствием мензурки, юноша отмерил щепотками травы для настоя, добавил немного опиума и бросил смесь в закипавшую воду.
– Снадобье должно некоторое время настаиваться, чтобы подействовало как следует.
Пока отвар закипал, Витус распряг Изабеллу. При этом он что-то тихонько нашептывал ей, похлопывая животное по шее. Изабелла отвечала ему, игриво прядая ушами. Потом подвел животное поближе к костерку, дал ей зерна и попить из ведерка.
Наевшись досыта, Изабелла постояла с минуту, а потом легла рядом с Эмилио, будто сообразив, что больное тело хозяина нуждается в тепле. Понемногу темнело, цикады завели свои песни, а вода в горшке начала бурлить. Витус отвязал Эмилио от ствола и положил поближе к огню. Лежавшая рядом Изабелла принялась лизать мочку уха Эмилио, что для нее было равнозначно объяснению в любви.
– Она чует, что тебе полегчало, – сказал Витус.
– Да, она у меня умная девочка, хотя отец ее был ослом, – усмехнулся Эмилио. Его природный юмор брал свое. Тем временем травяной навар настоялся и даже успел немного остыть, так что его можно было пить.
– А-а-а-а, как оно прогревает грудь изнутри! – крякнул он. – Я словно заново родился!
– Как давно у тебя кровохарканье? – спросил Витус, подкладывая в огонь сухие сучья.
– Точно не помню. Может, года с два? А может, и три, – Эмилио сделал большой глоток. – Ты прав, на вкус это пойло отвратительное!
– Тебе бы жить на юге, в сухом климате. От этого, глядишь, твоя болезнь и прошла бы, – в раздумье проговорил Витус. – Всякий знает, что в сыром воздухе носится всякая дрянь, от которой легким просто беда. Как ты смотришь на то, чтобы пожевать? У меня есть целый каплун!
– Господи, только никакой еды! – взмолился возница. Его взгляд обратился на запад, где солнце закатывалось за горы. Он был счастлив уже от того, что дышать стало полегче. Неплохая все-таки штука этот настой, который приготовил ему мальчишка.
– Как это ни смешно, – сказал он несколько погодя, – сколько мне в будущем месяце стукнет? Пятьдесят восемь или пятьдесят девять... Этого никто точно не помнит. В приходской книге рядом с моим именем есть запись о моем рождении 29 июля 1517 года. Но кто-то взял да и переправил семерку на восьмерку. И вот ведь глупость какая: а что если как раз наоборот – восьмерку переправили на семерку? Мать моя, которой положено было бы знать это, умерла во время родов, а отец вскорости после этого взял себе в жены другую, да и пропал вместе с ней неведомо куда.
– Сочувствую.
– Да не нужно никакого сочувствия! Я хотел только сказать, что уже стар и мне нет смысла менять эти места из-за какого-то кашля.
– Может, ты и прав.
– Старые деревья на новой почве не приживаются, сынок. Давай поспим немного.
Витус поднялся, чтобы принести свою палку, оставшуюся в повозке.
– Я лучше посторожу, пока ты спишь. Ты же сам говорил, что места здесь ненадежные.
– Предоставь это Изабелле. У нее слух острее, чем у нас с тобой вместе взятых, – Эмилио демонстративно повернулся на другой бок. – Спокойной ночи, Витус.
– Спокойной ночи, Эмилио.
Витус сладко зевнул и приподнялся на локтях. Тяготы дня медленно оставляли его. Он осторожно проткнул иголкой волдыри на ногах, выжал из них жидкость, а потом крепко перевязал длинными полосками мягкой ткани, кусок которой он прихватил из монастыря в самый последний момент, прикрыв ею содержимое короба.
Чуть погодя, повинуясь случайному наитию, юноша достал из короба книгу «De morbis». Может быть, есть все-таки лекарство против кровохарканья? Облокотившись о бок мула, он открыл рукописный фолиант. В самом начале его была помещена красочная иллюстрация, выполненная тонким пером и изображающая Иисуса из Назарета, который исцеляет прокаженного. А ниже следовало предисловие автора:
К благосклонному читателю сего труда.
Попытки приумножить медицинские сведения в мире Всевышнего Творца нашего столь же многообразны, сколь и песчинки на дне морском. Тем не менее все знания и способы лечения несовершенны, если записаны пером одного человека. Поэтому данный труд – один из многих. Он призван объять в себе важнейшие сведения, добытые известными врачевателями, в наиболее полном виде, чтобы стать советчиком для врача, помочь студенту, ищущему знаний, и облегчить боль страждущего.
«De morbis hominum et gradibus ad sanationem» – произведение многогранное, оно подразделяется на следующие главные части: на учение о лечебных травах как источнике излечения, учение о фармакологии и глав о раневой хирургии и родовспоможении.
Наряду с очерками о скромном опыте самого автора читатель познакомится с весьма впечатляющими результатами деятельности многоуважаемого Гусдута из Бенареса, обширнейшим знаниям которого мы обязаны множеством тончайших наблюдений, сделанных им при операциях по удалению катаракты. Однако непременно следует подчеркнуть, что его поучение о том, что для абсолютного познания требуется вскрытие оставленного душой тела, является неприемлемым для нас, благочестивых христиан.
Гиппократа из Коса, выдающегося врача античности, следует назвать наряду с Гусдутом. Ему мы обязаны тем, что медицинское искусство окончательно переросло в науку, передающую накопленные знания.
Великий Гален из Пергама, основываясь на трудах Аристотеля, довел до совершенства учение о четырех соках человеческого организма.
Подобно Галену, Диоскорид из Анагарбоса был знаменитым фармакологом. Будучи военным лекарем при императорах Клавдии и Нероне, снискал себе славу и почет, предложив собственные методы лечения рубленых и колотых ран и сочинив труд «Materia medica».
Непременно должно упомянуть здесь и Сорана Эфесского, целителя, жившего во II веке после Р. X., труд которого и сегодня служит важнейшим подспорьем для акушерок и рожениц в их тяжелейшие и ответственные часы.
Ибн Сина, великий персидский врач, в ученом мире более известный под именем Авиценна, непременно должен был быть представлен здесь с его важнейшими диагностическими выводами, которые он сумел сделать на основе анализа мочи и кала.
И наконец, наряду еще с тридцатью семью врачами, философами и астрологами, упоминать каждого из которых поименно здесь нет места, хочу все же назвать профессора Парацельса, с коим автор был близко знаком при его жизни.
Парацельсу, подлинное имя которого Теофраст Бомбаст фон Гогенхейм, мы обязаны ценнейшей методикой излечения чумы и повсеместно распространившегося сифилиса, который пришел к нам из Новой Испании. Ему же мы обязаны тем, что применение лечебных трав и минералов сегодня в центре всеобщего внимания.
Да сослужит труд сей службу свою пред Богом и людьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171
За отсутствием мензурки, юноша отмерил щепотками травы для настоя, добавил немного опиума и бросил смесь в закипавшую воду.
– Снадобье должно некоторое время настаиваться, чтобы подействовало как следует.
Пока отвар закипал, Витус распряг Изабеллу. При этом он что-то тихонько нашептывал ей, похлопывая животное по шее. Изабелла отвечала ему, игриво прядая ушами. Потом подвел животное поближе к костерку, дал ей зерна и попить из ведерка.
Наевшись досыта, Изабелла постояла с минуту, а потом легла рядом с Эмилио, будто сообразив, что больное тело хозяина нуждается в тепле. Понемногу темнело, цикады завели свои песни, а вода в горшке начала бурлить. Витус отвязал Эмилио от ствола и положил поближе к огню. Лежавшая рядом Изабелла принялась лизать мочку уха Эмилио, что для нее было равнозначно объяснению в любви.
– Она чует, что тебе полегчало, – сказал Витус.
– Да, она у меня умная девочка, хотя отец ее был ослом, – усмехнулся Эмилио. Его природный юмор брал свое. Тем временем травяной навар настоялся и даже успел немного остыть, так что его можно было пить.
– А-а-а-а, как оно прогревает грудь изнутри! – крякнул он. – Я словно заново родился!
– Как давно у тебя кровохарканье? – спросил Витус, подкладывая в огонь сухие сучья.
– Точно не помню. Может, года с два? А может, и три, – Эмилио сделал большой глоток. – Ты прав, на вкус это пойло отвратительное!
– Тебе бы жить на юге, в сухом климате. От этого, глядишь, твоя болезнь и прошла бы, – в раздумье проговорил Витус. – Всякий знает, что в сыром воздухе носится всякая дрянь, от которой легким просто беда. Как ты смотришь на то, чтобы пожевать? У меня есть целый каплун!
– Господи, только никакой еды! – взмолился возница. Его взгляд обратился на запад, где солнце закатывалось за горы. Он был счастлив уже от того, что дышать стало полегче. Неплохая все-таки штука этот настой, который приготовил ему мальчишка.
– Как это ни смешно, – сказал он несколько погодя, – сколько мне в будущем месяце стукнет? Пятьдесят восемь или пятьдесят девять... Этого никто точно не помнит. В приходской книге рядом с моим именем есть запись о моем рождении 29 июля 1517 года. Но кто-то взял да и переправил семерку на восьмерку. И вот ведь глупость какая: а что если как раз наоборот – восьмерку переправили на семерку? Мать моя, которой положено было бы знать это, умерла во время родов, а отец вскорости после этого взял себе в жены другую, да и пропал вместе с ней неведомо куда.
– Сочувствую.
– Да не нужно никакого сочувствия! Я хотел только сказать, что уже стар и мне нет смысла менять эти места из-за какого-то кашля.
– Может, ты и прав.
– Старые деревья на новой почве не приживаются, сынок. Давай поспим немного.
Витус поднялся, чтобы принести свою палку, оставшуюся в повозке.
– Я лучше посторожу, пока ты спишь. Ты же сам говорил, что места здесь ненадежные.
– Предоставь это Изабелле. У нее слух острее, чем у нас с тобой вместе взятых, – Эмилио демонстративно повернулся на другой бок. – Спокойной ночи, Витус.
– Спокойной ночи, Эмилио.
Витус сладко зевнул и приподнялся на локтях. Тяготы дня медленно оставляли его. Он осторожно проткнул иголкой волдыри на ногах, выжал из них жидкость, а потом крепко перевязал длинными полосками мягкой ткани, кусок которой он прихватил из монастыря в самый последний момент, прикрыв ею содержимое короба.
Чуть погодя, повинуясь случайному наитию, юноша достал из короба книгу «De morbis». Может быть, есть все-таки лекарство против кровохарканья? Облокотившись о бок мула, он открыл рукописный фолиант. В самом начале его была помещена красочная иллюстрация, выполненная тонким пером и изображающая Иисуса из Назарета, который исцеляет прокаженного. А ниже следовало предисловие автора:
К благосклонному читателю сего труда.
Попытки приумножить медицинские сведения в мире Всевышнего Творца нашего столь же многообразны, сколь и песчинки на дне морском. Тем не менее все знания и способы лечения несовершенны, если записаны пером одного человека. Поэтому данный труд – один из многих. Он призван объять в себе важнейшие сведения, добытые известными врачевателями, в наиболее полном виде, чтобы стать советчиком для врача, помочь студенту, ищущему знаний, и облегчить боль страждущего.
«De morbis hominum et gradibus ad sanationem» – произведение многогранное, оно подразделяется на следующие главные части: на учение о лечебных травах как источнике излечения, учение о фармакологии и глав о раневой хирургии и родовспоможении.
Наряду с очерками о скромном опыте самого автора читатель познакомится с весьма впечатляющими результатами деятельности многоуважаемого Гусдута из Бенареса, обширнейшим знаниям которого мы обязаны множеством тончайших наблюдений, сделанных им при операциях по удалению катаракты. Однако непременно следует подчеркнуть, что его поучение о том, что для абсолютного познания требуется вскрытие оставленного душой тела, является неприемлемым для нас, благочестивых христиан.
Гиппократа из Коса, выдающегося врача античности, следует назвать наряду с Гусдутом. Ему мы обязаны тем, что медицинское искусство окончательно переросло в науку, передающую накопленные знания.
Великий Гален из Пергама, основываясь на трудах Аристотеля, довел до совершенства учение о четырех соках человеческого организма.
Подобно Галену, Диоскорид из Анагарбоса был знаменитым фармакологом. Будучи военным лекарем при императорах Клавдии и Нероне, снискал себе славу и почет, предложив собственные методы лечения рубленых и колотых ран и сочинив труд «Materia medica».
Непременно должно упомянуть здесь и Сорана Эфесского, целителя, жившего во II веке после Р. X., труд которого и сегодня служит важнейшим подспорьем для акушерок и рожениц в их тяжелейшие и ответственные часы.
Ибн Сина, великий персидский врач, в ученом мире более известный под именем Авиценна, непременно должен был быть представлен здесь с его важнейшими диагностическими выводами, которые он сумел сделать на основе анализа мочи и кала.
И наконец, наряду еще с тридцатью семью врачами, философами и астрологами, упоминать каждого из которых поименно здесь нет места, хочу все же назвать профессора Парацельса, с коим автор был близко знаком при его жизни.
Парацельсу, подлинное имя которого Теофраст Бомбаст фон Гогенхейм, мы обязаны ценнейшей методикой излечения чумы и повсеместно распространившегося сифилиса, который пришел к нам из Новой Испании. Ему же мы обязаны тем, что применение лечебных трав и минералов сегодня в центре всеобщего внимания.
Да сослужит труд сей службу свою пред Богом и людьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171