ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Когда вышел в свет мой роман «Подземный меридиан» и на него напала «Литературная газета», а затем и сам глава идеологического ведомства, будущий главный разрушитель нашего государства Яковлев, он не побоялся такого грозного чиновника и на пленуме Союза писателей сказал обо мне: «Вломился в литературу, разломав заборы».
Визит Панны, её участие и щедрость пролились на меня успокоительным дождём: держал в руках путёвку и думал: зачем она мне? Там, в редакции, работают мои друзья, а я куда-то бежать?.. Ну, ладно, я на время спрячусь, а Надежда? Её, беременную, куда-то вызовут, станут допрашивать… Да нет же! Никуда я не поеду.
Время подходило к обеду, я вышел на шоссе, остановил такси, поехал в округ. Зашёл к своим соседям, лётчикам золотой пятёрки. Воронцов, как всегда, был в центре внимания, что-то рассказывал, а его друзья смеялись, как дети – самозабвенно, до потери сознания. Воронцов повернулся ко мне:
– Где ты пропадал? Мы тебя ищем. Я затащил сюда Шлихмана, схватил его за шиворот и, страшно вращая глазами, зашипел: «Ты куда дел нашего друга, корреспондента газеты?» Он что-то лепетал: «Нет газеты, не будет у нас корреспондента». – «Как не будет? – заорал я на него. – Не будет „Сталинского сокола“, так будет „Советская авиация“. К тому же он наш друг-приятель. Давай ключи!» И вот… – Воронцов достал из ящика стола ключи от моего кабинета и от сейфа. Подал мне.
– Спасибо, но газеты-то, действительно, не будет. А насчёт «Советской авиации» я ничего не слышал.
– Не слышал! Вас разгоняют, а вы и лапки кверху. Я позвонил главкому авиации: «Как же это так? Военная авиация и без газеты. Морской флот имеет газету, Речной флот – тоже… А мы без газеты». Он в тот же день связался с министром, и тот ему сказал: «Будет у вас газета. И назовём её „Советская авиация“.
Не дав мне опомниться от радости, спросил:
– Тебя Чистяков не вызывал?
– Кто такой Чистяков?.. Ах, да – следователь. Нет, не вызывал.
– Нас вызывал. Я его отбрил как следует. Сказал: какие это одиннадцать миллионов вы ему шьёте? Да, он тратил деньги, но на что?.. Плавательный бассейн построил, спортивный комплекс для детей, стадион ремонтировал… А чтобы хоть одну копейку себе взял?.. Да вы что, в самом деле?.. Если будете оскорблять Василия Иосифовича, я в суд на вас за оскорбление чести боевого генерала подам. Наш командующий – боевой лётчик, с немецкими асами дрался, как лев, – боевые награды заслужил, а вы что забрали себе в голову?..
Присмирел следователь, пообещал во всём разбираться тщательно и чести боевого генерала не задевать. Вот так, Иван.
Он посмотрел на меня пристально, и так, будто испугался: не наговорил ли чего лишнего? Тоном старшего сказал:
– А если тебя вызовет, будь с ним потише и повежливей. Не каждому дозволено то, что мне. Однако, что знаешь, то и говори следователю. А то ведь чего удумали: миллионы растратил! Да Василий у меня деньги занимал! Чёрт знает, что это за люди, кегебешники?..
Я пошёл в свой кабинет, позвонил Устинову, доложил, что жду вызова нового командующего. Наш редактор хорошо знал маршала Красовского, они вместе служили на Дальнем Востоке. Сергей Семёнович сказал:
– Я говорил по телефону с маршалом, он меня заверил, что военная авиация без газеты не останется. Скоро он встретится с министром обороны Василевским и скажет ему о газете. Так что вы постарайтесь представиться маршалу. Он, между прочим, газетчиков любит.
В тот день маршал меня не вызвал – сильно занят был, потом он уехал в войска, неделю пробыл там, а через неделю жизнь преподнесла мне очередной сюрприз: я был вызван в Главное политическое управление Советской Армии и полковник Шапиро, тот самый Шапиро, который принимал меня в «Красной звезде», не предлагая даже сесть, сухо проговорил:
– Есть намерение послать вас в Румынию. А пока выводим за штат, ждите назначения.
И склонился над бумагами, давая понять, что разговор окончен.
– Если я не соглашусь?
– Не согласитесь – демобилизуем.
Поднял на меня жёлтые глаза и с какой-то противной дрожью в голосе добавил:
– Вы были ближайшим сотрудником Василия Сталина. Многих теперь вызывает следователь, не исключено, что понесут наказание. Так что я бы на вашем месте радовался: вам светит служба за границей.
– Что я должен делать?
– Сидеть дома и ждать вызова.
И потянулись долгие дни ожидания. Но вот через месяц или полтора меня снова вызвал Шапиро и вручил документы, в том числе и проездные: вначале я должен был явиться в посольство – это в Бухаресте, а затем отбыть в Констанцу, в штаб наших войск, которые в Румынии тогда в большом количестве находились.
То было время, когда Пятая колонна, убрав с пути Сталина, посадила в Кремль своего человека Никиту Хрущёва. Скоро он развернёт кипучую деятельность по ослаблению нашего государства, но пока ещё Россия крепко стояла в странах – сателлитах Гитлера.
Помню, как плохо воевали румынские солдаты, и мы их называли кукурузниками.
Теперь я ехал к ним жить и работать.
Глава вторая
Румыния?.. Хорошо это или плохо? И почему я должен ехать не прямо в Констанцу, где штаб нашей армейской группы и редакция газеты, а в Бухарест и явиться «лично к послу»?.. Я же военный!..
Так я думал по дороге из Главного политуправления домой. И ещё приходили на ум мысли: «А хорошо ли это и вообще-то моё решение поехать в Румынию, – не лучше ли было бы демобилизоваться из армии и устраивать дальнейшую жизнь в гражданке?..»
Тут мне припомнилась как-то сказанная фраза Камбулова: «Диплом об окончании академии тебе не нужен, пока ты в редакции, а как вылетишь из неё – тут тебе и скажут: пожалуйте диплом об окончании высшего образования».
Да уж, это так – журналиста без высшего образования не может быть.
Эта последняя мысль укрепила меня в правильности принятого решения. Тут я начал думать и о том, что хорошо послужить за границей. Там и платят побольше, можно будет купить красивую одежду жене, дочери, – скоро и второй ребёнок у нас родится. За границу многие офицеры стремятся, а меня посылают, – и хорошо.
На какой-то пересадке с троллейбуса на автобус позвонил в редакцию Грибову, – его, кажется, тоже назначили в Румынию, – и точно: он радостно кричал в трубку:
– Да? И тебя посылают к туркам? Хорошо! Едем вместе. Румын он называл турками, а Румынию – Турцией.
Условились встретиться у входа в Парк культуры Горького. Встретились. Ходим по аллеям, глазеем на фонтаны, скульптурные группы, – мой спутник рад, он счастлив; едем за границу. Мне тоже передаётся его настроение, и я уже не жалею друзей ни по штабу, ни по редакции, – даже Панна, к которой, как мне казалось, я питал сильную привязанность, вдруг стала далёкой, бесплотной.
О жёнах, семьях тоже не жалеем. Моя Надежда скоро будет рожать, но у неё есть мама, приезжает сестра, я вроде бы и не очень нужен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142