Глаза у Катерин слипались, она с трудом держала их открытыми. Но как бы она ни устала, ей требовалось выяснить, чем он так явно недоволен.
- В чем дело, дорогой? Пожалуйста, скажи мне. Почему ты так расстроен?
- Расстроен? Я? - Казалось, ее вопрос его позабавил. - Со мной все в порядке, Китти, уверяю тебя. Абсолютно.
- Хорошо, я рада, а то мне показалось… что ты какой-то другой. Надеюсь, ко мне это не имеет никакого отношения?
- Никакого. - Он снова закурил и уставился в окно.
- Ну, не убеждена, что поверила тебе, но очень надеюсь, что то, что тебя грызет, может подождать до завтра. Сейчас я слишком устала для разговоров, да и тебя они явно не привлекают. Я на ногах уже почти двадцать часов. Глаза сами закрываются.
- Замечательно. - Он улыбнулся этой новой, холодной улыбкой, от которой у Катерин пересохло во рту. - Иди спать. Ты всегда усталая, Китти. По твоему виду ясно, что тебе надо выспаться. Мне тут кое-куда следует позвонить, так что не жди меня. Я твоего мирного сна не побеспокою.
Его сарказм заставил ее сжать зубы, но она твердо решила ничего не показывать, допила вино, встала и попыталась обнять Жан-Клода, но его тело было напряженным и негнущимся.
- Спокойной ночи, дорогой. Увидимся утром, - прошептала она и, с трудом сдерживаясь, направилась к мраморной лестнице.
- Когда завтра утром, мэм? - Вон шел за ней по лестнице в мягких китайских тапочках.
- Без четверти шесть, - ответила она. - Скажи Сэму, чтобы приготовил машину.
Но, несмотря на усталость, сон не приходил. Прошло два часа, а она все еще лежала, прислушиваясь, как раздевается Жан-Клод в «хозяйской» ванной комнате - впечатляющем чисто мужском помещении, отделанном красным деревом, принадлежавшем ее бывшему мужу. Она поуютнее улеглась на прохладных льняных простынях.
- Бог мой, эти простыни просто замечательны по сравнению с тем, на чем мне приходилось спать эти две недели, - заметила она, когда Жан-Клод вошел в спальню в одних пижамных штанах. Пижама? Он никогда ничего не надевал на себя в постели. Что происходит, черт побери?
- Все не спишь? - прокомментировал он, потом включил телевизор и принялся беспокойно щелкать кнопками пульта дистанционного управления, переходя с канала на канал. Эта привычка всегда раздражала Катерин, а сейчас она едва не довела ее до бешенства.
- Почему бы не посмотреть Ларри Кинга? - предложила она после пяти минут двухсекундных мельканий кадров всего, чего угодно, от хоккея до рэпа. - Это мелькание не дает мне уснуть.
Он вздохнул, выключил телевизор, затем свою лампу и, повернувшись к ней спиной, холодно сказал:
- Спокойной ночи, Катерин.
В спальне было темно, только лунный свет слегка пробивался сквозь занавески. Катерин хотелось, чтобы Жан-Клод обнял ее, она чувствовала себя опустошенной, холодной и печальной. Ей ничего не было нужно, только ощутить знакомые руки вокруг себя, только прижаться к нему поближе.
Никакого секса. Ей вовсе не хотелось заниматься любовью. Слишком уж она устала. Но внезапно этого захотелось Жан-Клоду. Молча и резко он притянул ее к себе, задрал ее ночную рубашку и начал грубо касаться ее. Что привело его в такое недовольное состояние? Ладно, она попробует ему подыграть; возможно, он изголодался. Жан-Клод резко толкнул ее голову под простыни. Ей меньше всего этого сейчас хотелось, но она во что бы то ни стало стремилась угодить ему. Через десять минут у нее начало сводить скулы, а во рту пересохло. Ей не удалось пробудить в нем ответной искры. Как правило, даже малейшее ее прикосновение вызывало у него немедленную эрекцию. Он потянул Катерин за волосы.
- Черт побери, женщина, ты это делаешь, будто корову доишь, - резко заявил он.
Изумленная и шокированная, Катерин смотрела на озлобленное лицо Жан-Клода в мягком свете, пробивающемся сквозь жалюзи.
- Видать, не выйдет. - Он подтянул пижамные штаны. - Давай на сегодня кончать. Нет куража. Я хочу спать.
Отодвинувшись как можно дальше, он свернулся калачиком и закрыл глаза.
Униженная и взбешенная Катерин поправила ночную рубашку, отодвинулась на дальний край постели и ледяным тоном произнесла:
- Спокойной ночи. Извини, что я так устала.
- Можешь не извиняться. - Он говорил неохотно, почти скучающе. - Это не имеет значения. На самом деле не имеет значения, Катерин.
Но она знала, что все не так. Это имело огромное значение.
Катерин еле открыла заспанные глаза в холодной утренней темноте, заслышав писк будильника на прикроватном столике, и на цыпочках прошла в гардеробную. На столе напротив туалетного столика высилась гора почты, факсов и газет, и, пока она пила крепкий кофе, принесенный Марией, ей бросился в глаза заголовок во вчерашней «Америкэн тэттлер». Ее прислала ей по факсу мать, которая приписала на полях: «Скажи мне, что это неправда».
Отрывок из «Америкэн тэттлер» от 8 сентября 1988 года.
Две ведущие дамы в угасающей мыльной опере Эй-би-эй «Семья Скеффингтонов» явно недолюбливают друг друга. Катерин Беннет, сорока трех лет от роду, играющая Джорджию-Гадюку, по слухам, безумно ревнует тридцативосъмилетнюю блистательную Элеонор Норман. Китти недавно пришлось уступить столь желаемую ею роль Эммы Гамильтон английской красавице, так что теперь она просто кипит от злости! Но Китти не намерена сдаваться.
- Она может быть моложе меня, но я разжую ее и выплюну каждый раз, когда нам придется играть вместе, - обещает Гадюка.
Катерин, обиженная тем, что Голливуд игнорировал ее годами, и обеспокоенная надвигающейся старостью, по рассказам сослуживцев, отличается такой необузданностью и требовательностью на съемочной площадке, что даже стареющий Альберт Эмори возмущается ее высокомерным поведением. Хорошо известно, что ни на один другой телевизионный канал в Голливуде Катерин Беннет никогда не пригласят.
- Черт побери, ну почему они все время льют такие помои?
- Что случилось? - В дверях появился Жан-Клод. - Что еще случилось? Господи, ну и шум ты устраиваешь, Катерин, по любому поводу.
- Взгляни. - Она показала ему газету. - Ты только взгляни. Как бы тебе понравилось, если бы такое написали о тебе! О Господи!
- Какая разница? Ты же знаешь, это все ложь.
- Какая разница?.. Какая разница? Милостивый Боже, да огромная разница, Жан-Клод, чертовски огромная разница. - Ее голос поднялся на октаву. - Каждый в этом проклятом городе прочтет эту белиберду. И решит, что тут одна правда. Это же все равно что поставить крест на карьере… Из меня мгновенно сделают изгоя. Со мной никто не захочет работать…
- Ох, заткнись, - перебил он. - Заткнись к такой-то матери, Катерин, и перестань на меня орать.
- Я ору не на тебя. - Она понизила голос, хотя все еще тряслась от гнева. - Я просто ору, и точка. Может человек иногда поорать?
- Мне кажется, последнее время ты переусердствовала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
- В чем дело, дорогой? Пожалуйста, скажи мне. Почему ты так расстроен?
- Расстроен? Я? - Казалось, ее вопрос его позабавил. - Со мной все в порядке, Китти, уверяю тебя. Абсолютно.
- Хорошо, я рада, а то мне показалось… что ты какой-то другой. Надеюсь, ко мне это не имеет никакого отношения?
- Никакого. - Он снова закурил и уставился в окно.
- Ну, не убеждена, что поверила тебе, но очень надеюсь, что то, что тебя грызет, может подождать до завтра. Сейчас я слишком устала для разговоров, да и тебя они явно не привлекают. Я на ногах уже почти двадцать часов. Глаза сами закрываются.
- Замечательно. - Он улыбнулся этой новой, холодной улыбкой, от которой у Катерин пересохло во рту. - Иди спать. Ты всегда усталая, Китти. По твоему виду ясно, что тебе надо выспаться. Мне тут кое-куда следует позвонить, так что не жди меня. Я твоего мирного сна не побеспокою.
Его сарказм заставил ее сжать зубы, но она твердо решила ничего не показывать, допила вино, встала и попыталась обнять Жан-Клода, но его тело было напряженным и негнущимся.
- Спокойной ночи, дорогой. Увидимся утром, - прошептала она и, с трудом сдерживаясь, направилась к мраморной лестнице.
- Когда завтра утром, мэм? - Вон шел за ней по лестнице в мягких китайских тапочках.
- Без четверти шесть, - ответила она. - Скажи Сэму, чтобы приготовил машину.
Но, несмотря на усталость, сон не приходил. Прошло два часа, а она все еще лежала, прислушиваясь, как раздевается Жан-Клод в «хозяйской» ванной комнате - впечатляющем чисто мужском помещении, отделанном красным деревом, принадлежавшем ее бывшему мужу. Она поуютнее улеглась на прохладных льняных простынях.
- Бог мой, эти простыни просто замечательны по сравнению с тем, на чем мне приходилось спать эти две недели, - заметила она, когда Жан-Клод вошел в спальню в одних пижамных штанах. Пижама? Он никогда ничего не надевал на себя в постели. Что происходит, черт побери?
- Все не спишь? - прокомментировал он, потом включил телевизор и принялся беспокойно щелкать кнопками пульта дистанционного управления, переходя с канала на канал. Эта привычка всегда раздражала Катерин, а сейчас она едва не довела ее до бешенства.
- Почему бы не посмотреть Ларри Кинга? - предложила она после пяти минут двухсекундных мельканий кадров всего, чего угодно, от хоккея до рэпа. - Это мелькание не дает мне уснуть.
Он вздохнул, выключил телевизор, затем свою лампу и, повернувшись к ней спиной, холодно сказал:
- Спокойной ночи, Катерин.
В спальне было темно, только лунный свет слегка пробивался сквозь занавески. Катерин хотелось, чтобы Жан-Клод обнял ее, она чувствовала себя опустошенной, холодной и печальной. Ей ничего не было нужно, только ощутить знакомые руки вокруг себя, только прижаться к нему поближе.
Никакого секса. Ей вовсе не хотелось заниматься любовью. Слишком уж она устала. Но внезапно этого захотелось Жан-Клоду. Молча и резко он притянул ее к себе, задрал ее ночную рубашку и начал грубо касаться ее. Что привело его в такое недовольное состояние? Ладно, она попробует ему подыграть; возможно, он изголодался. Жан-Клод резко толкнул ее голову под простыни. Ей меньше всего этого сейчас хотелось, но она во что бы то ни стало стремилась угодить ему. Через десять минут у нее начало сводить скулы, а во рту пересохло. Ей не удалось пробудить в нем ответной искры. Как правило, даже малейшее ее прикосновение вызывало у него немедленную эрекцию. Он потянул Катерин за волосы.
- Черт побери, женщина, ты это делаешь, будто корову доишь, - резко заявил он.
Изумленная и шокированная, Катерин смотрела на озлобленное лицо Жан-Клода в мягком свете, пробивающемся сквозь жалюзи.
- Видать, не выйдет. - Он подтянул пижамные штаны. - Давай на сегодня кончать. Нет куража. Я хочу спать.
Отодвинувшись как можно дальше, он свернулся калачиком и закрыл глаза.
Униженная и взбешенная Катерин поправила ночную рубашку, отодвинулась на дальний край постели и ледяным тоном произнесла:
- Спокойной ночи. Извини, что я так устала.
- Можешь не извиняться. - Он говорил неохотно, почти скучающе. - Это не имеет значения. На самом деле не имеет значения, Катерин.
Но она знала, что все не так. Это имело огромное значение.
Катерин еле открыла заспанные глаза в холодной утренней темноте, заслышав писк будильника на прикроватном столике, и на цыпочках прошла в гардеробную. На столе напротив туалетного столика высилась гора почты, факсов и газет, и, пока она пила крепкий кофе, принесенный Марией, ей бросился в глаза заголовок во вчерашней «Америкэн тэттлер». Ее прислала ей по факсу мать, которая приписала на полях: «Скажи мне, что это неправда».
Отрывок из «Америкэн тэттлер» от 8 сентября 1988 года.
Две ведущие дамы в угасающей мыльной опере Эй-би-эй «Семья Скеффингтонов» явно недолюбливают друг друга. Катерин Беннет, сорока трех лет от роду, играющая Джорджию-Гадюку, по слухам, безумно ревнует тридцативосъмилетнюю блистательную Элеонор Норман. Китти недавно пришлось уступить столь желаемую ею роль Эммы Гамильтон английской красавице, так что теперь она просто кипит от злости! Но Китти не намерена сдаваться.
- Она может быть моложе меня, но я разжую ее и выплюну каждый раз, когда нам придется играть вместе, - обещает Гадюка.
Катерин, обиженная тем, что Голливуд игнорировал ее годами, и обеспокоенная надвигающейся старостью, по рассказам сослуживцев, отличается такой необузданностью и требовательностью на съемочной площадке, что даже стареющий Альберт Эмори возмущается ее высокомерным поведением. Хорошо известно, что ни на один другой телевизионный канал в Голливуде Катерин Беннет никогда не пригласят.
- Черт побери, ну почему они все время льют такие помои?
- Что случилось? - В дверях появился Жан-Клод. - Что еще случилось? Господи, ну и шум ты устраиваешь, Катерин, по любому поводу.
- Взгляни. - Она показала ему газету. - Ты только взгляни. Как бы тебе понравилось, если бы такое написали о тебе! О Господи!
- Какая разница? Ты же знаешь, это все ложь.
- Какая разница?.. Какая разница? Милостивый Боже, да огромная разница, Жан-Клод, чертовски огромная разница. - Ее голос поднялся на октаву. - Каждый в этом проклятом городе прочтет эту белиберду. И решит, что тут одна правда. Это же все равно что поставить крест на карьере… Из меня мгновенно сделают изгоя. Со мной никто не захочет работать…
- Ох, заткнись, - перебил он. - Заткнись к такой-то матери, Катерин, и перестань на меня орать.
- Я ору не на тебя. - Она понизила голос, хотя все еще тряслась от гнева. - Я просто ору, и точка. Может человек иногда поорать?
- Мне кажется, последнее время ты переусердствовала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83