Зима с ее низкими температурами требует особых мер против морозов. Зато значительно повышается проходимость местности».
Последние строки не мешает запомнить, чтобы понять несостоятельность попыток объяснить провалы вермахта «неожиданными морозами». Нет, морозы ожидались. Более того, генштаб сухопутных войск даже предпочитал их распутице. Но вот после длительного разбора различных военно-географических, климатических и иных факторов следовал общий вывод:
«Центральная Россия является сердцем России, захватив которое, мощные вооруженные силы парализуют всю страну и разобщат все составные части огромного советского государства, а в перспективе – могут уничтожить его. Наиболее важная цель наступления в Центральной России – Москва».
Так в папке «G» ясно формулировались цели предстоящей операции. А папка «H» их уточняла, причем весьма специфическим образом. Для германского генштаба 20 июня 1941 года не было вопроса, удастся ли вермахту взять советскую столицу. Конечно, удастся! Поэтому ведомство генерала Гальдера лишь рассматривало различные варианты:
«Быстрая эвакуация центральных органов управления во время войны в условиях России исключается. Вследствие этого при захвате Москвы следует считаться с двумя крайними возможностями:
1. Весь централизованный административный аппарат государства и партии попадает в руки войск, вступающих в город. Так как экономика, как известно, также подчинена государству, можно будет легко получить информацию о производстве и запасах этой огромной державы.
2. Отступающий противник уничтожит все архивы органов власти. Однако это практически парализует управление оставшимися в его руках территориями».
Не правда ли, как все просто и ясно? Поэтому авторы плана захвата советской столицы продолжали рассуждать:
«При расквартировании войск в первую очередь можно занять казармы Красной Армии. Так как следует отказаться от использования частных квартир, войска кроме казарм можно разместить в гостиницах, театрах, школах, выставочных залах, клубах и общежитиях промышленных предприятий. Возможности для размещения техники представляют многочисленные парки и стадионы… Достичь ядра города – Кремля – можно без всяких трудностей благодаря осуществленному в последние годы расширению главных улиц в черте города».
В результате делался такой общий вывод:
«Москва не только главная цель наступлений в Центральной России, но и одна из важнейших целей на всей русской территории, короче, во всей Восточной Европе». Лишь в самом конце у составителей этого документа появились некие сомнения. «Является ли Москва решающей целью войны?» – спрашивали они сами себя. И отвечали следующим образом:
«Занятие или разрушение Москвы парализует военный, политический и экономический руководящий аппарат и уничтожит важную базу советской власти. Однако решающий успех в войне достигнут не будет. Важнейшим противником все еще будет оставаться обширность территории, простирающейся на восток от Москвы в бесконечность».
Заметьте: не советские войска, а «обширность территории»! Таковы были наметки германского генштаба. Они говорят за себя столь ясным языком, что не имеет смысла разбирать дальнейшие изменения, которым они подверглись (к примеру, известно, что Гитлер позднее принял решение: войскам в Москву не входить, а город просто «стереть с лица земли» или затопить). Сейчас нам важнее другое: констатировать ту уверенность в победе над Советским государством, которая царила не только в ближайшем окружении Гитлера, но и в германском военном руководстве.
За сколько времени предполагалось осуществить операцию «Барбаросса»? Попытаемся собрать достоверные свидетельства. Они гласят:
Гитлер (31 августа 1940 года) – 5 месяцев на проведение;
Начальник тыла сухопутных войск (то же время) – 4-5 месяцев;
Генштаб (июль 1940 года) – 9-19 недель;
Генштаб (сентябрь 1940 года) – до 16 недель;
Генштаб (сентябрь 1940 года) – 8-10 недель;
Гиммлер (18 июня 1941 года) – 6 недель;
Риббентроп (21 июня 1941 года) – 8 недель.
Как видим, война еще не началась, а ее сроки неуклонно сокращались. Когда же нападение совершилось, то 29 июня 1941 года Гитлер в кругу своей свиты заявил: «Через четыре недели мы будем в Москве, и она будет перепахана». Так или иначе, август 1941 года считался месяцем, в котором дивизии вермахта смогут доложить о взятии советской столицы: Гиммлер говорил о 4 августа, Гальдер – о 25-м. Наконец, сам Гитлер сказал бывшему послу в Москве графу фон Шуленбургу, что взятие Москвы состоится 15 августа, а вся война на Востоке закончится 1 октября.
Известно, что это были расчеты, как говорится, «без хозяина». Очень скоро гитлеровским генералам пришлось в этом убедиться. Но пусть эти цифры будут вечным свидетельством политической и военной слепоты тех, кто планировал походы на Советскую страну. Просчитался на этот раз не Сталин, а Гитлер.
В истории недель, предшествовавших нападению гитлеровской Германии на Советский Союз, есть один эпизод, до сих пор привлекающий особое внимание историков. Пароль «Дортмунд» был сообщен 20 июня, а 10 мая 1941 года заместитель фюрера Рудольф Гесс спрыгнул на парашюте над Англией. Уже давно отброшена версия о его «умопомешательстве». Сильно подорвана и версия о «самовольном решении». Все данные говорят совсем об ином.
Вот такой осведомленный человек, как статс-секретарь министерства иностранных дел Эрнст фон Вайцзеккер, в своем дневнике 19 мая 1941 года (как говорится, по свежим следам) сделал такую примечательную запись:
«Дело Гесса настолько странно, что я хотел бы зафиксировать то, что мне известно. У меня всегда складывалось впечатление, что фюрер охотно заключил бы компромисс с Англией примерно на следующих условиях: Британская империя остается существовать, однако на континенте англичанам делать нечего… Именно в этом направлении и предпринята им попытка – как сейчас говорят, повторная – своей личной акцией завершить войну „между двумя белыми нациями“.
Теперь все доподлинно известно: Гесс от имени Гитлера предлагал Англии соглашение. Об этом мне приходилось слышать рассказы двух лиц, осведомленность которых не подлежит сомнению. Первый из них – бывший сотрудник Риббентропа, специалист по Англии Фриц Хессе. Его сразу после прыжка Гесса допрашивали Гиммлер и Риббентроп, причем их главный интерес касался того, насколько велики шансы Гесса вступить в контакт с английскими руководителями. Второй мой собеседник – бывший обергруппенфюрер СС Карл Вольф – рассказывал, что в беседе с ним в ночь с 17 на 18 апреля 1945 года Гитлер сам признался, что Гесс выполнял его волю. В чем же она состояла? В том, чтобы склонить Англию к заключению «мира» с Германией и к совместным действиям против Советского Союза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
Последние строки не мешает запомнить, чтобы понять несостоятельность попыток объяснить провалы вермахта «неожиданными морозами». Нет, морозы ожидались. Более того, генштаб сухопутных войск даже предпочитал их распутице. Но вот после длительного разбора различных военно-географических, климатических и иных факторов следовал общий вывод:
«Центральная Россия является сердцем России, захватив которое, мощные вооруженные силы парализуют всю страну и разобщат все составные части огромного советского государства, а в перспективе – могут уничтожить его. Наиболее важная цель наступления в Центральной России – Москва».
Так в папке «G» ясно формулировались цели предстоящей операции. А папка «H» их уточняла, причем весьма специфическим образом. Для германского генштаба 20 июня 1941 года не было вопроса, удастся ли вермахту взять советскую столицу. Конечно, удастся! Поэтому ведомство генерала Гальдера лишь рассматривало различные варианты:
«Быстрая эвакуация центральных органов управления во время войны в условиях России исключается. Вследствие этого при захвате Москвы следует считаться с двумя крайними возможностями:
1. Весь централизованный административный аппарат государства и партии попадает в руки войск, вступающих в город. Так как экономика, как известно, также подчинена государству, можно будет легко получить информацию о производстве и запасах этой огромной державы.
2. Отступающий противник уничтожит все архивы органов власти. Однако это практически парализует управление оставшимися в его руках территориями».
Не правда ли, как все просто и ясно? Поэтому авторы плана захвата советской столицы продолжали рассуждать:
«При расквартировании войск в первую очередь можно занять казармы Красной Армии. Так как следует отказаться от использования частных квартир, войска кроме казарм можно разместить в гостиницах, театрах, школах, выставочных залах, клубах и общежитиях промышленных предприятий. Возможности для размещения техники представляют многочисленные парки и стадионы… Достичь ядра города – Кремля – можно без всяких трудностей благодаря осуществленному в последние годы расширению главных улиц в черте города».
В результате делался такой общий вывод:
«Москва не только главная цель наступлений в Центральной России, но и одна из важнейших целей на всей русской территории, короче, во всей Восточной Европе». Лишь в самом конце у составителей этого документа появились некие сомнения. «Является ли Москва решающей целью войны?» – спрашивали они сами себя. И отвечали следующим образом:
«Занятие или разрушение Москвы парализует военный, политический и экономический руководящий аппарат и уничтожит важную базу советской власти. Однако решающий успех в войне достигнут не будет. Важнейшим противником все еще будет оставаться обширность территории, простирающейся на восток от Москвы в бесконечность».
Заметьте: не советские войска, а «обширность территории»! Таковы были наметки германского генштаба. Они говорят за себя столь ясным языком, что не имеет смысла разбирать дальнейшие изменения, которым они подверглись (к примеру, известно, что Гитлер позднее принял решение: войскам в Москву не входить, а город просто «стереть с лица земли» или затопить). Сейчас нам важнее другое: констатировать ту уверенность в победе над Советским государством, которая царила не только в ближайшем окружении Гитлера, но и в германском военном руководстве.
За сколько времени предполагалось осуществить операцию «Барбаросса»? Попытаемся собрать достоверные свидетельства. Они гласят:
Гитлер (31 августа 1940 года) – 5 месяцев на проведение;
Начальник тыла сухопутных войск (то же время) – 4-5 месяцев;
Генштаб (июль 1940 года) – 9-19 недель;
Генштаб (сентябрь 1940 года) – до 16 недель;
Генштаб (сентябрь 1940 года) – 8-10 недель;
Гиммлер (18 июня 1941 года) – 6 недель;
Риббентроп (21 июня 1941 года) – 8 недель.
Как видим, война еще не началась, а ее сроки неуклонно сокращались. Когда же нападение совершилось, то 29 июня 1941 года Гитлер в кругу своей свиты заявил: «Через четыре недели мы будем в Москве, и она будет перепахана». Так или иначе, август 1941 года считался месяцем, в котором дивизии вермахта смогут доложить о взятии советской столицы: Гиммлер говорил о 4 августа, Гальдер – о 25-м. Наконец, сам Гитлер сказал бывшему послу в Москве графу фон Шуленбургу, что взятие Москвы состоится 15 августа, а вся война на Востоке закончится 1 октября.
Известно, что это были расчеты, как говорится, «без хозяина». Очень скоро гитлеровским генералам пришлось в этом убедиться. Но пусть эти цифры будут вечным свидетельством политической и военной слепоты тех, кто планировал походы на Советскую страну. Просчитался на этот раз не Сталин, а Гитлер.
В истории недель, предшествовавших нападению гитлеровской Германии на Советский Союз, есть один эпизод, до сих пор привлекающий особое внимание историков. Пароль «Дортмунд» был сообщен 20 июня, а 10 мая 1941 года заместитель фюрера Рудольф Гесс спрыгнул на парашюте над Англией. Уже давно отброшена версия о его «умопомешательстве». Сильно подорвана и версия о «самовольном решении». Все данные говорят совсем об ином.
Вот такой осведомленный человек, как статс-секретарь министерства иностранных дел Эрнст фон Вайцзеккер, в своем дневнике 19 мая 1941 года (как говорится, по свежим следам) сделал такую примечательную запись:
«Дело Гесса настолько странно, что я хотел бы зафиксировать то, что мне известно. У меня всегда складывалось впечатление, что фюрер охотно заключил бы компромисс с Англией примерно на следующих условиях: Британская империя остается существовать, однако на континенте англичанам делать нечего… Именно в этом направлении и предпринята им попытка – как сейчас говорят, повторная – своей личной акцией завершить войну „между двумя белыми нациями“.
Теперь все доподлинно известно: Гесс от имени Гитлера предлагал Англии соглашение. Об этом мне приходилось слышать рассказы двух лиц, осведомленность которых не подлежит сомнению. Первый из них – бывший сотрудник Риббентропа, специалист по Англии Фриц Хессе. Его сразу после прыжка Гесса допрашивали Гиммлер и Риббентроп, причем их главный интерес касался того, насколько велики шансы Гесса вступить в контакт с английскими руководителями. Второй мой собеседник – бывший обергруппенфюрер СС Карл Вольф – рассказывал, что в беседе с ним в ночь с 17 на 18 апреля 1945 года Гитлер сам признался, что Гесс выполнял его волю. В чем же она состояла? В том, чтобы склонить Англию к заключению «мира» с Германией и к совместным действиям против Советского Союза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140