»
Радек, выступая за соглашение с Германией, писал:
«На ближайший исторический период мы наиболее зависимы от Англии и наиболее нуждаемся в Германии. Англо-германо-русские отношения являются столпом нашей политики до момента привлечения Америки и когда в состоянии будем комбинировать на русской почве американский капитал с германским техническим аппаратом. Но мы можем уменьшить нашу зависимость от Англии и иметь средство давления на Германию, по возможности избегая ангажировки против Франции. Самым лучшим средством к этому было бы предварительное соглашение с Францией о том, чего она от нас требует и что она может дать. Этого соглашения путем сепаратных переговоров мы не достигли, и, если Генуэзская конференция не будет на значительное время отсрочена, мы этого соглашения достичь не сумеем».
Автору книги в 50-е годы не раз пришлось беседовать с человеком, который представлял собой своеобразный исторический раритет. Его имя – Николай Николаевич Любимов. Профессор Московского государственного института международных отношений, доктор экономических наук, крупнейший специалист по международным финансовым вопросам. Любимов – единственный из остававшихся тогда в живых советских участников Генуэзской конференции 1922 года.
В далеком 1922 году Любимов, молодой профессор Московского университета, был привлечен Лениным и Чичериным для разработки гениального по простоте замысла, но сложного по составлению документа – финансовых контрпретензий Советской России к державам Антанты. Не было секретом, что в Генуе Ллойд Джордж и Барту хотели «задушить» Россию своими финансовыми претензиями по старым царским долгам, и поэтому Ленин решил, что советской стороне надо подготовить свой ответ.
Да, Любимов все прекрасно помнил: и зал дворца Сан-Джорджо, и совещания на вилле «Альбертис», и своего немецкого партнера по переговорам Рудольфа Гильфердинга. Более того: его рассказ вносил значительные коррективы в ту традиционную картину Рапалло, которая сложилась на основе широко известных мемуаров бывшего английского посла в Берлине лорда д'Абернона и свидетельств немецких авторов (хотя, кстати, ни Йозеф Вирт, ни Вальтер Ратенау или Аго фон Мальцан не оставили воспоминаний). Любимов рассказывал:
– Вопрос о нормализации отношений между Советской Россией и веймарской Германией возник задолго до Рапалло, и в этом отношении едва ли правы те, кто пытался и пытается изобразить договор как «полную неожиданность» или как результат каких-то хитроумных маневров. Нет, вопрос этот ставился самой жизнью. Он обсуждался еще зимой 1921 года, а также в январе – феврале 1922 года в Берлине. Известно, что в начале апреля 1922 года, проезжая через Берлин, Чичерин встретился с Виртом и Ратенау и вел с ними переговоры. Но немецкая сторона тогда не проявила желания достичь соглашения…
На конференции в Генуе после пленарного заседания 10 апреля 1922 года руководители немецкой делегации поняли, что вопрос номер один на конференции – это «русский вопрос». В то же время они почувствовали, что Ллойд Джордж и Барту стремятся отстранить Германию от «большой политики». Уже в первые дни конференции рейхсканцлер Йозеф Вирт и министр иностранных дел Вальтер Ратенау начали сильно сомневаться в правильности своих прозападных позиций. 14 апреля немцы особенно забеспокоились: на вилле «Альбертис», являвшейся резиденцией Ллойд Джорджа, начались неофициальные встречи, на которые были приглашены также советские делегаты. Все это заметно беспокоило Ратенау и Мальцана, которых англичане и французы практически выставили за дверь, хотя и заверяли, что Германия не подвергается никакой дискриминации.
15 апреля Мальцан встречался с советскими представителями и вел переговоры об урегулировании взаимных претензий. Советские делегаты заявили, что лучшим средством решения всех проблем было бы подписать соглашение, предложенное в апреле в Берлине. Мальцан не дал ответа, но – любопытно отметить – сразу же проинформировал англичан. Те не проявили особого удивления и заявили, что переговоры на вилле «Альбертис» идут успешно.
В этих условиях понятен интерес, который возбудил у Вирта, Ратенау и Мальцана телефонный звонок из резиденции советской делегации.
В западной исторической литературе своеобразным «классическим описанием» Рапалльского соглашения стали мемуары уже упоминавшегося выше лорда д'Абернона. Ссылаясь на рассказ фон Мальцана, д'Абернон изображал события так, будто в ночь с 15 на 16 апреля позвонил сам Чичерин и пригласил Мальцана и Ратенау прибыть в резиденцию советской делегации «Палаццо империале», находившуюся в городке Рапалло, чтобы обсудить возможность договора между РСФСР и Германией.
Возможно, эта версия выглядит весьма интригующе. В действительности дело происходило иначе. Мальцану звонил не Чичерин, а заведующий экономическо-правовым отделом НКИД А. Сабанин. Он говорил с ним несколько минут и попросил передать рейхсканцлеру Вирту, что Чичерин предлагает продолжить переговоры. На ночном совещании, получившем название «пижамного», немецкой делегацией было решено продолжить переговоры, начатые 4 апреля в Берлине. И принять советские предложения.
Утром 16 апреля, примерно в 11 часов, в резиденцию советской делегации прибыли Ратенау, Мальцан, Гильфердинг и фон Симонс. Они начали переговоры с Чичериным. Совещание длилось примерно два часа. Потом был сделан перерыв, и германская делегация уехала на какой-то дипломатический завтрак. За это время был подготовлен текст соглашения. Во второй половине дня германская делегация вернулась, и после согласования текста Вальтер Ратенау и Чичерин подписали Рапалльский договор.
Смысл соглашения был таков: РСФСР и Германия, выступая как полностью равноправные стороны, отказывались от взаимных претензий, возникших в результате войны между Германией и Россией. Германия отказалась от требования возвратить национализированные предприятия бывшим германским владельцам – при том условии, что РСФСР не будет удовлетворять таких же требований других стран. Одновременно возобновлялись дипломатические отношения, и обе стороны предоставляли друг другу режим наибольшего благоприятствования в торговле. Так Рапалло стал реальностью международной политики.
Сталин и впредь не оставлял Раппальское соглашение без внимания, о чем свидетельствует тот же сталинский архив. В нем – письмо Л. Красина от 27 мая 1922 года об т. н. «особой группе» и фирме «Юнкерс» (имелась в виду созданная рейхсвером группа по сотрудничеству с РККА). 10 августа Чичерин пишет Сталину о советско-германском торговом договоре. В сентябре Сталину представляют доклад на эту же тему комиссии, состоявшей из дипломата Стомонякова, экономистов Варги, Трахтенберга и Гольдштейна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
Радек, выступая за соглашение с Германией, писал:
«На ближайший исторический период мы наиболее зависимы от Англии и наиболее нуждаемся в Германии. Англо-германо-русские отношения являются столпом нашей политики до момента привлечения Америки и когда в состоянии будем комбинировать на русской почве американский капитал с германским техническим аппаратом. Но мы можем уменьшить нашу зависимость от Англии и иметь средство давления на Германию, по возможности избегая ангажировки против Франции. Самым лучшим средством к этому было бы предварительное соглашение с Францией о том, чего она от нас требует и что она может дать. Этого соглашения путем сепаратных переговоров мы не достигли, и, если Генуэзская конференция не будет на значительное время отсрочена, мы этого соглашения достичь не сумеем».
Автору книги в 50-е годы не раз пришлось беседовать с человеком, который представлял собой своеобразный исторический раритет. Его имя – Николай Николаевич Любимов. Профессор Московского государственного института международных отношений, доктор экономических наук, крупнейший специалист по международным финансовым вопросам. Любимов – единственный из остававшихся тогда в живых советских участников Генуэзской конференции 1922 года.
В далеком 1922 году Любимов, молодой профессор Московского университета, был привлечен Лениным и Чичериным для разработки гениального по простоте замысла, но сложного по составлению документа – финансовых контрпретензий Советской России к державам Антанты. Не было секретом, что в Генуе Ллойд Джордж и Барту хотели «задушить» Россию своими финансовыми претензиями по старым царским долгам, и поэтому Ленин решил, что советской стороне надо подготовить свой ответ.
Да, Любимов все прекрасно помнил: и зал дворца Сан-Джорджо, и совещания на вилле «Альбертис», и своего немецкого партнера по переговорам Рудольфа Гильфердинга. Более того: его рассказ вносил значительные коррективы в ту традиционную картину Рапалло, которая сложилась на основе широко известных мемуаров бывшего английского посла в Берлине лорда д'Абернона и свидетельств немецких авторов (хотя, кстати, ни Йозеф Вирт, ни Вальтер Ратенау или Аго фон Мальцан не оставили воспоминаний). Любимов рассказывал:
– Вопрос о нормализации отношений между Советской Россией и веймарской Германией возник задолго до Рапалло, и в этом отношении едва ли правы те, кто пытался и пытается изобразить договор как «полную неожиданность» или как результат каких-то хитроумных маневров. Нет, вопрос этот ставился самой жизнью. Он обсуждался еще зимой 1921 года, а также в январе – феврале 1922 года в Берлине. Известно, что в начале апреля 1922 года, проезжая через Берлин, Чичерин встретился с Виртом и Ратенау и вел с ними переговоры. Но немецкая сторона тогда не проявила желания достичь соглашения…
На конференции в Генуе после пленарного заседания 10 апреля 1922 года руководители немецкой делегации поняли, что вопрос номер один на конференции – это «русский вопрос». В то же время они почувствовали, что Ллойд Джордж и Барту стремятся отстранить Германию от «большой политики». Уже в первые дни конференции рейхсканцлер Йозеф Вирт и министр иностранных дел Вальтер Ратенау начали сильно сомневаться в правильности своих прозападных позиций. 14 апреля немцы особенно забеспокоились: на вилле «Альбертис», являвшейся резиденцией Ллойд Джорджа, начались неофициальные встречи, на которые были приглашены также советские делегаты. Все это заметно беспокоило Ратенау и Мальцана, которых англичане и французы практически выставили за дверь, хотя и заверяли, что Германия не подвергается никакой дискриминации.
15 апреля Мальцан встречался с советскими представителями и вел переговоры об урегулировании взаимных претензий. Советские делегаты заявили, что лучшим средством решения всех проблем было бы подписать соглашение, предложенное в апреле в Берлине. Мальцан не дал ответа, но – любопытно отметить – сразу же проинформировал англичан. Те не проявили особого удивления и заявили, что переговоры на вилле «Альбертис» идут успешно.
В этих условиях понятен интерес, который возбудил у Вирта, Ратенау и Мальцана телефонный звонок из резиденции советской делегации.
В западной исторической литературе своеобразным «классическим описанием» Рапалльского соглашения стали мемуары уже упоминавшегося выше лорда д'Абернона. Ссылаясь на рассказ фон Мальцана, д'Абернон изображал события так, будто в ночь с 15 на 16 апреля позвонил сам Чичерин и пригласил Мальцана и Ратенау прибыть в резиденцию советской делегации «Палаццо империале», находившуюся в городке Рапалло, чтобы обсудить возможность договора между РСФСР и Германией.
Возможно, эта версия выглядит весьма интригующе. В действительности дело происходило иначе. Мальцану звонил не Чичерин, а заведующий экономическо-правовым отделом НКИД А. Сабанин. Он говорил с ним несколько минут и попросил передать рейхсканцлеру Вирту, что Чичерин предлагает продолжить переговоры. На ночном совещании, получившем название «пижамного», немецкой делегацией было решено продолжить переговоры, начатые 4 апреля в Берлине. И принять советские предложения.
Утром 16 апреля, примерно в 11 часов, в резиденцию советской делегации прибыли Ратенау, Мальцан, Гильфердинг и фон Симонс. Они начали переговоры с Чичериным. Совещание длилось примерно два часа. Потом был сделан перерыв, и германская делегация уехала на какой-то дипломатический завтрак. За это время был подготовлен текст соглашения. Во второй половине дня германская делегация вернулась, и после согласования текста Вальтер Ратенау и Чичерин подписали Рапалльский договор.
Смысл соглашения был таков: РСФСР и Германия, выступая как полностью равноправные стороны, отказывались от взаимных претензий, возникших в результате войны между Германией и Россией. Германия отказалась от требования возвратить национализированные предприятия бывшим германским владельцам – при том условии, что РСФСР не будет удовлетворять таких же требований других стран. Одновременно возобновлялись дипломатические отношения, и обе стороны предоставляли друг другу режим наибольшего благоприятствования в торговле. Так Рапалло стал реальностью международной политики.
Сталин и впредь не оставлял Раппальское соглашение без внимания, о чем свидетельствует тот же сталинский архив. В нем – письмо Л. Красина от 27 мая 1922 года об т. н. «особой группе» и фирме «Юнкерс» (имелась в виду созданная рейхсвером группа по сотрудничеству с РККА). 10 августа Чичерин пишет Сталину о советско-германском торговом договоре. В сентябре Сталину представляют доклад на эту же тему комиссии, состоявшей из дипломата Стомонякова, экономистов Варги, Трахтенберга и Гольдштейна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140