В ответ Шахт снова заявил, что все демарши должны делаться советским полпредством непосредственно МИДу Германии. Канделаки с этим согласился, но попросил пояснить, будут ли такие переговоры иметь хоть малейший шанс на успех. Шахт направил отчет об этой встрече Нейрату, в котором рекомендовал ответить торгпреду так: Германия готова вести переговоры с Москвой после «ясно выраженной декларации, сопровождаемой необходимыми гарантиями» об отмежевании СССР от коминтерновской пропаганды. Нейрат согласился. Он писал Шахту:
«Вчера во время личного доклада фюреру я говорил ему о ваших беседах с Канделаки и особенно о заявлении, сделанном вам от имени Сталина и Молотова… Я согласен с фюрером, что в настоящее время они (переговоры с русскими) не приведут ни к какому результату и скорее всего будут ими использованы для достижения желаемой цели тесного военного союза с Францией и при возможности дальнейшего сближения с Англией. Какая-либо декларация русского правительства о том, что оно отмежевывается от Коминтерна, не будет иметь, после опыта с подобными декларациями в Англии и Франции, ни малейшей практической пользы и поэтому будет недостаточной. Совсем другое дело, если ситуация в России будет развиваться дальше в направлении абсолютного деспотизма на военной основе. В этом случае мы, конечно, не упустим случая снова вступить в контакт с Россией… Ваш Нейрат».
Так снова кончился ничем «третий заход» миссии Канделаки. Сам торгпред вскоре с огорчением писал лично Сталину:
«Телеграммой от 29-го января с. г. я сообщил Вам, что я сделал Шахту, в соответствии с Вашей директивой, заявление по поводу предложения немцев о политических переговорах с нами. Шахт, выразив удовлетворение нашим ответом, наметил тогда же порядок переговоров и указал, что они начнутся в ближайшие дни, после того как им будет доложен германскому правительству наш ответ.
До 16-го марта с. г. мы никакого сообщения от Шахта не получили.
16-го марта меня пригласил к себе известный Вам Герберт Геринг (двоюродный брат генерала Геринга и ближайший помощник Шахта), который заявил, что он уполномочен передать мне следующее: «После длительного обсуждения и изучения Вашего ответа, переданного Вами 29-го января с. г. Шахту, немецкая сторона пришла к следующему выводу: в Вашем ответе Шахту не содержится конкретных предложений для обсуждения. Но главное заключается в том, что немецкая сторона не видит в настоящее время различия между советским правительством и Коминтерном. Вследствие этого немецкая сторона не считает целесообразным продолжать переговоры, ибо не видит для них базы».
Я ответил Герингу, что, во-первых, вопрос о политических переговорах был выдвинут Шахтом, а не нами, и поэтому конкретные предложения должны были быть сделаны немцами, что и вытекало из всех переговоров с Шахтом; во-вторых, если немецкая сторона не желает видеть различия между советским правительством и Коминтерном, то, конечно, нет базы для переговоров.
Имеющиеся у нас сведения дают основание считать, что Шахт не пожелал сам себя дезавуировать перед нами, вследствие чего этот наглый ответ немцев был передан мне через вышеупомянутого Геринга».
Практически все усилия Канделаки не привели к результатам. Скепсис Литвинова оказался прозорливее хитроумного замысла Сталина. Через две недели после очередных встреч Канделаки было опубликовано сообщение об освобождении Д. В. Канделаки от обязанностей торгпреда СССР в Германии. В том же номере газеты публиковалось постановление Президиума ЦИК СССР о его утверждении заместителем наркома внешней торговли СССР.
5 апреля 1937 г. Суриц выехал в Москву для консультаций. 7 апреля он был освобожден от должности полпреда СССР в Германии и переведен полпредом во Францию.
Гитлер в данном случае переиграл Сталина: умело допустил утечку о встречах, и СССР угрожал дипломатический скандал. Пришлось успокаивать союзников по договорам 1935 г. – Францию и Чехословакию. 17 апреля 1937 г. Литвинов направил временному поверенному в делах СССР во Франции Е. В. Гиршфельду и полпреду СССР в Чехословакии С. С. Александровскому телеграмму с опровержением слухов: «Заверьте МИД, что циркулирующие за границей слухи о нашем сближении с Германией лишены каких бы то ни было оснований. Мы не вели и не ведем на эти темы никаких переговоров с немцами, что должно быть ясно хотя бы из одновременного отзыва полпреда и торгпреда».
Политический итог попыток Сталина в 1935–1937 годах каким-то образом нейтрализовать появление Гитлера на европейской арене был нерадостным. Намерение повернуть Германию к старой «рапалльской» линии, «разыгрывая» Геринга против Гитлера, оказалось иллюзорным. Прельстить Гитлера советским сырьем в обмен на поставки для советской оборонной промышленности не удалось. Тухачевский оказывался прав, что не без досады мог констатировать «великий вождь», давно не любивший популярного маршала. Пришлось расстаться и с Давидом Канделаки, не привезшим из Берлина желанных результатов. Он вскоре был репрессирован.
На дворе стоял 1937 год.
Глава пятая.
Год 1937-й, Берлин
Когда после краха 1918 г. в Германии появилась концепция новой наступательной войны? Когда были впервые произнесены слова о новой войне?
В 1923 г., когда Рур оккупировали французы?
В 1924 г., когда экономическое положение Германии стало улучшаться?
В 1925 г., когда Германия заключила с западными державами направленный против СССР договор в Локарно?
В 1929 г., когда вооружение рейхсвера успешно двинулось вперед?
Или, может быть, прав генерал Гудериан, который будет утверждать, что «до 1938 г. германский генеральный штаб разрабатывал только планы ведения оборонительной войны»?
Нет. Гудериан был не прав.
Впервые немецкие генералы задумались о новой наступательной войне в 1919 г.
В апреле 1919 г. генерал Гренер, исполнявший обязанности начальника штаба верховного командования, был приглашен на заседание германского правительства. Его попросили изложить оценку положения. Гренер не отказался.
То, что сейчас происходит, говорил генерал, не предвещает ничего хорошего. Но если искать выход, то надо думать о будущем Германии…
Генерал стоял у большой карты и глядел на линию немецких границ. Он продолжал: надо удерживать любой ценой хотя бы часть Эльзас-Лотарингии, иначе Германия никогда в будущем не сможет вести наступательную войну.
И вслед за этим Гренер подробно изложил свои мысли.
Видите ли, аргументировал Гренер, обескровленная, несамостоятельная Германия навеки потеряет свое прежнее значение… Если никто больше не обратится к Германии за самой незначительной помощью, то нашим уделом будет медленное, презренное угасание. Никто не стал бы поднимать обнищавшего, совершенно обессиленного, который может лишь подбирать крохи и принимать благодеяния, но не сможет предложить ничего другому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
«Вчера во время личного доклада фюреру я говорил ему о ваших беседах с Канделаки и особенно о заявлении, сделанном вам от имени Сталина и Молотова… Я согласен с фюрером, что в настоящее время они (переговоры с русскими) не приведут ни к какому результату и скорее всего будут ими использованы для достижения желаемой цели тесного военного союза с Францией и при возможности дальнейшего сближения с Англией. Какая-либо декларация русского правительства о том, что оно отмежевывается от Коминтерна, не будет иметь, после опыта с подобными декларациями в Англии и Франции, ни малейшей практической пользы и поэтому будет недостаточной. Совсем другое дело, если ситуация в России будет развиваться дальше в направлении абсолютного деспотизма на военной основе. В этом случае мы, конечно, не упустим случая снова вступить в контакт с Россией… Ваш Нейрат».
Так снова кончился ничем «третий заход» миссии Канделаки. Сам торгпред вскоре с огорчением писал лично Сталину:
«Телеграммой от 29-го января с. г. я сообщил Вам, что я сделал Шахту, в соответствии с Вашей директивой, заявление по поводу предложения немцев о политических переговорах с нами. Шахт, выразив удовлетворение нашим ответом, наметил тогда же порядок переговоров и указал, что они начнутся в ближайшие дни, после того как им будет доложен германскому правительству наш ответ.
До 16-го марта с. г. мы никакого сообщения от Шахта не получили.
16-го марта меня пригласил к себе известный Вам Герберт Геринг (двоюродный брат генерала Геринга и ближайший помощник Шахта), который заявил, что он уполномочен передать мне следующее: «После длительного обсуждения и изучения Вашего ответа, переданного Вами 29-го января с. г. Шахту, немецкая сторона пришла к следующему выводу: в Вашем ответе Шахту не содержится конкретных предложений для обсуждения. Но главное заключается в том, что немецкая сторона не видит в настоящее время различия между советским правительством и Коминтерном. Вследствие этого немецкая сторона не считает целесообразным продолжать переговоры, ибо не видит для них базы».
Я ответил Герингу, что, во-первых, вопрос о политических переговорах был выдвинут Шахтом, а не нами, и поэтому конкретные предложения должны были быть сделаны немцами, что и вытекало из всех переговоров с Шахтом; во-вторых, если немецкая сторона не желает видеть различия между советским правительством и Коминтерном, то, конечно, нет базы для переговоров.
Имеющиеся у нас сведения дают основание считать, что Шахт не пожелал сам себя дезавуировать перед нами, вследствие чего этот наглый ответ немцев был передан мне через вышеупомянутого Геринга».
Практически все усилия Канделаки не привели к результатам. Скепсис Литвинова оказался прозорливее хитроумного замысла Сталина. Через две недели после очередных встреч Канделаки было опубликовано сообщение об освобождении Д. В. Канделаки от обязанностей торгпреда СССР в Германии. В том же номере газеты публиковалось постановление Президиума ЦИК СССР о его утверждении заместителем наркома внешней торговли СССР.
5 апреля 1937 г. Суриц выехал в Москву для консультаций. 7 апреля он был освобожден от должности полпреда СССР в Германии и переведен полпредом во Францию.
Гитлер в данном случае переиграл Сталина: умело допустил утечку о встречах, и СССР угрожал дипломатический скандал. Пришлось успокаивать союзников по договорам 1935 г. – Францию и Чехословакию. 17 апреля 1937 г. Литвинов направил временному поверенному в делах СССР во Франции Е. В. Гиршфельду и полпреду СССР в Чехословакии С. С. Александровскому телеграмму с опровержением слухов: «Заверьте МИД, что циркулирующие за границей слухи о нашем сближении с Германией лишены каких бы то ни было оснований. Мы не вели и не ведем на эти темы никаких переговоров с немцами, что должно быть ясно хотя бы из одновременного отзыва полпреда и торгпреда».
Политический итог попыток Сталина в 1935–1937 годах каким-то образом нейтрализовать появление Гитлера на европейской арене был нерадостным. Намерение повернуть Германию к старой «рапалльской» линии, «разыгрывая» Геринга против Гитлера, оказалось иллюзорным. Прельстить Гитлера советским сырьем в обмен на поставки для советской оборонной промышленности не удалось. Тухачевский оказывался прав, что не без досады мог констатировать «великий вождь», давно не любивший популярного маршала. Пришлось расстаться и с Давидом Канделаки, не привезшим из Берлина желанных результатов. Он вскоре был репрессирован.
На дворе стоял 1937 год.
Глава пятая.
Год 1937-й, Берлин
Когда после краха 1918 г. в Германии появилась концепция новой наступательной войны? Когда были впервые произнесены слова о новой войне?
В 1923 г., когда Рур оккупировали французы?
В 1924 г., когда экономическое положение Германии стало улучшаться?
В 1925 г., когда Германия заключила с западными державами направленный против СССР договор в Локарно?
В 1929 г., когда вооружение рейхсвера успешно двинулось вперед?
Или, может быть, прав генерал Гудериан, который будет утверждать, что «до 1938 г. германский генеральный штаб разрабатывал только планы ведения оборонительной войны»?
Нет. Гудериан был не прав.
Впервые немецкие генералы задумались о новой наступательной войне в 1919 г.
В апреле 1919 г. генерал Гренер, исполнявший обязанности начальника штаба верховного командования, был приглашен на заседание германского правительства. Его попросили изложить оценку положения. Гренер не отказался.
То, что сейчас происходит, говорил генерал, не предвещает ничего хорошего. Но если искать выход, то надо думать о будущем Германии…
Генерал стоял у большой карты и глядел на линию немецких границ. Он продолжал: надо удерживать любой ценой хотя бы часть Эльзас-Лотарингии, иначе Германия никогда в будущем не сможет вести наступательную войну.
И вслед за этим Гренер подробно изложил свои мысли.
Видите ли, аргументировал Гренер, обескровленная, несамостоятельная Германия навеки потеряет свое прежнее значение… Если никто больше не обратится к Германии за самой незначительной помощью, то нашим уделом будет медленное, презренное угасание. Никто не стал бы поднимать обнищавшего, совершенно обессиленного, который может лишь подбирать крохи и принимать благодеяния, но не сможет предложить ничего другому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140